ВоенТур (СИ) - Берг Александр Анатольевич (лучшие книги .TXT, .FB2) 📗
— Помыться бы, — пробурчал намодчик.
— Сходите, но только всем экипажем, еще и махру возмите в охранение, а то хер его знает кто тут шастает по камышам, — буркнул я, и неожиданно для себя улыбнулся. — Это приказ! А я пойду посмотрю что там у остальных.
Увиденным я остался доволен, все было отлично. Экипаж БТСа даже умудрился на место отсутствующего по штату ДШКМ поставить затрофееную 20мм пушку. Она хоть и с магазиннм питанием, но лучше так, чем совсем нечего. Когда вернулся к своим, экипаж принимал пищу. Ели все вяло, усталость взяла свое. Представляю как она парням разламывала кости.
Ожидание боя не давала расслабиься: — Ну что ж, давай, дядя Ганс… — произнес я неожиданно для себя и остальных. И не совсем понятно для экипажа добавил: — А под огнем настелить гать — это вам немчики не в дуду сыграть. Мы вам при солнышке сами сиграем, а вы попляшете. А теперь всем спать! Коля с заряжающими делишь дежурство, вам во все глаза глядеть за дорогой. Через три часа меня разбудишь, если все будет тихо. Ясно?
— Понял командир.
И он первый улегся на теплую рыхлую землю и мгновенно захрапел. Я, облюбовав себе место для сна, наломал веток, застелил землю и сверху кинул кусок брезента. Снял сапоги, положил их под голову, засунув в голенище для мягкости воняющие потом портянки. Но сразу как Колька уснуть не смог. Вокруг стояла удивительная тишина, какой я уже давно не слышал. Передний край отсюда был километрах в пяти-шести, но этого не чувствовалось. Где-то далеко то в одном месте, то в другом небо слабенько озарялось колеблющимся светом и гасло — это время от времени взлетали осветительные ракеты.
Пока готовился капонир, стояла плотная духота, а сейчас тянул со стороны речки ветерок, и, кажется, начали набегать тучки, в звездном небе, как в порванном решете, зияли черные дырки. Глядяна эти темные пятна, я думал о своих оставшихся в другом времени девочках — жене и дочке.
«…Вот как так оно все случилось?», — думал прикрыв веки я, слушая, как похрапывает Колька Тихонов.
Фрагмент 20
Проснулся я мгновенно от того, что под мной качнулась земля. Вскочив, ничего в первые секунды не понял, чувствуя только, как яростно колотится в груди мое сердце. Вокруг стоял невообразимый грохот и вой, какой бывает под Новый Год, когда тысячи людей запускают фейерверки. В той стороне, где взлетали еще недавно немецкие осветительные ракеты, полыхало по всему горизонту зарево, и в багрово-красном отсвете тяжко и лениво клубились черные облака, беспрерывно ухали мощные взрывы.
Смахнув рукавом слюну с уголка губ, я быстрым шагом прошел на самую вершину холма, где уже стояли пехотный комбат, командиры батарей и разведчиков. Как только я к ним подошел, в центральной части горизонта высоко поднялись, вспучиваясь кроваво-черные пузыри, которые разрезали насыщенно-желтые огненные полосы, а потом стало видно, как заплясало над землей огромное пламя.
— В склад боеприпасов им врезали, — сказал кто-то из артиллеристов.
Комбат глянул на светящийся циферблат своих часов и никому не обращаясь произнес:
— Три пятьдесят девять… — и повернулся к разведчику, сообщая, будто тот не понимал теперь, в чем дело: — Наши лупят. Артподготовка. Значит, началось.
— Да нет… Скорее наши сработали, ведь наших орудий не слышно.
Невообразимый салют и фейерверк продолжался минут тридцать, а потом как-то разом стих. Вяло и редко постреливали еще немецкие пушки, но и они вскоре умолкли. Тишина установилась мертвая, глухая, она больно давила в уши. И у меня рикошетом под черепом мелькнуло: если бы не пылающий в черноте ночи горизонт, можно было подумать, что невообразимое огненное представление просто почудилось.
Не спалось. Присел я тогда, когда над землей маячил рассвет, над болотцем, над камышами, подымался белесый утренний парок. Все это я видел со своего места и даже как мне показалось расслышал, утиный кряк. Но тут же сообразил, что именно показалось, никакие птичьи голоса с болотца, до которого было метров пятьсот достигнуть до позиции нашего танка не могли, а тем более что дистанция, если точно, пятьсот тридцати шести метров. Сам мерил японским цифровым биноклем с лазерным дальномером.
Скоро туман над камышами стал гуще, все сильнее белел, а потом заголубел и неожиданно окрасился в нежно-розовый цвет. Он поднимался почему-то столбами, только эти столбы были живыми, они качались, и пришло понимание, что это потянул над озерком утренний ветерок.
Было уже довольно светло, кода где-то справа брызнуло вскользь по земле первое солнце, его лучи засверкали ослепительно на верхушках камышей, отражались в листьях осиновых рощиц, толпившихся по противоположному берегу болотца.
С этими первыми лучами солнца в небе появился «костыль» — самолет-разведчик. "Значит скоро «Юнкерсы» прилетят?", — подумалось мне.
Самолет начал кружить над деревней за нашей спиной — Рудомейкой. Смотря на него вверх из окопчика артиллеристов, я думал: "Выглядываешь, сучий потрох! Эх, сейчас бы хотя бы один наш истребитель сюда!", а сам продолжал следить за кружащим самолетом. О том же думали пушкари, переговариваясь за отворотом щели: — Рассказывали мне как-то раз, сколько наших самолетов было, когда входили в Западную Украину. Сотнями летали. Где они теперь?
Движение в окопах на всей позиции замерло. Когда «костыль» удалился немного в наш тыл, за мост через реку, который находился в километре за нашей спиной, командир «сорокопятки» дал команду закатить орудие в укрытие, вырытое впереди. По правде говоря, это укрытие от прямого попадания снаряда не спасет, накат всего-то в один слой кривых бревен, срубленных где-то тут недалеко, но от осколков защитит. Пока я размышлял об этом, вернулся назад гудя мотором «костыль». И тут же, со стороны немцев донесся шуршащий звук. Моментально поняв что это, все кто повылазил, сиганули назад в щели и окопы. Даже кто-то успел подать команду «В укрытие!», как раздался грохот и на наших позициях, заплясали разрывы снарядов, завыли мины.
Первые снаряды легли перелетом сначала позади позиций, потом с недолетом впереди. "Вилка",— мелькнуло в голове у меня, бежать в танк поздно, и я вжался в стенку окопа. Рядом, скрючившись, сидел красноармеец из расчета «сорокопятки», что-то шепча, побелевшими от страха губами. Он был явно не славянин, скорее всего из Средней Азии, но точно не из Кавказа. "Наверное, своему Аллаху молится?", — мелькнула искоркой и сразу пропала мысль.
Плотность артиллерийского огня сильно возросла, разрывы грохотали не замолкая и это был почти сплошной гул сильно давящий на психику и почти закладывающий уши, земля дрожала. Пригнув голову в шлемофоне, как можно ниже, совершенно неожиданно поймал себя на том, что истово молюсь: — Господи Иисусе Христе, помоги мне! Господи помоги! — шепталось само, вопреки моей воле и желанию. Внутри весь ливер настолько сжался от страха, что ощущался ледяным комом и от этого было еще страшнее, только каким-то неимоверным усилием мне удавалось не скатиться в паническую истерику. Чувство страха было настолько парализующим, что казалось проникает в каждую клетку тела. В бою под Смолевичами и Динаровкой такого не было, там каждый был занят своим делом, был азарт, кураж и было не до страха. Но еще страшнее стало, когда прилетали «Юнкерсы» и включили свои сирены, которые перекрыли беспрерывный гул от грохота разрывов мин и снарядов.
"Господи, когда это прекратится?", — почему-то мне опять вспомнился Бог. Несколько раз снаряды, или мины, ложились совсем рядом и тогда, дно окопа очень больно било меня по пятой точке и комья грунта вырванные из земли, попадая в окоп, сильно били по шлемофону и телу. Судя по доносившимся взрывам, немцы били и по тылу: "Сто пудов бьют по деревне!". В общей сложности подготовка продолжалась уже более получаса. Как только она началась, я автоматом кинул зляд на часы. Внезапно грохот прекратился и наступила тишина. Правда, прерываемая треском разгоравшегося у нас за спиной, в деревне пожара. "С#ки! Специально зажигательными били. Хорошо, если жители в ней успели попрятаться по подвалам", — отметил я про себя мимоходом.
