Последняя дверь последнего вагона - Ильин Владимир Леонидович (читать книги онлайн бесплатно регистрация txt) 📗
Татьяна вдруг всхлипнула — чего я никак не ожидал от нее, такой не женственной, — и порывисто обняла меня.
«Господи, Сашут, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Ты меня пугаешь… Давай завтра к врачу сходим?»
«Нет!!! — закричал я. — Не надо врача… мама!»
Вполне естественная реакция для ребенка. Все дети боятся людей в белых халатах, потому что они, изверги, рады причинить боль маленькому беззащитному существу, попавшему к ним в лапы.
Женщина вздохнула и, отстранив меня, выпрямилась.
«Ну ладно, — сказала она, толкая рукой самую ближнюю от прихожей дверь, — вот придет папа — и решим, что с тобой делать… А пока иди, поиграй немножко».
Значит, папа у меня имеется. Будем надеяться, что он окажется благоразумнее своей супруги, потому что идея стать объектом исследования для специалистов по детской амнезии мне совсем не нравится.
Я шагнул в комнату и аккуратно закрыл за собой дверь. Не хотелось, чтобы Татьяна стала свидетельницей очередных аномальных поступков своего «сынишки».
Комнатка была небольшой, и мне сразу бросилось в глаза, что в ней наличествовала всего одна детская кроватка. Следовательно, у меня нет ни сестренки, ни братишки. Уже легче. Хоть дома буду отдыхать от общения с малолетними.
Да-а-а… Уж на что я никогда не отличался педантичностью, но гражданин Саша Королев, видимо, испытывал прямо-таки врожденное отвращение к порядку. Игрушки разбросаны по всей комнате так. словно тут буйствовал небольшой смерч. Кровать, конечно же, не заправлена, а предметы детской одежды валяются в самых неожиданных местах. Татьяна тоже хороша: наверное, балует своего единственного и ненаглядного сыночка, не приучая к порядку. Что ж, задача-минимум ясна: надо привести этот бедлам в состояние, мало-мальски пригодное для обитания.
И я взялся за дело.
Когда спустя полчаса Татьяна заглянула ко мне в комнату, чтобы сообщить, что папа вернулся с работы, то лицо ее вытянулось от удивления. Наверное, никогда раньше ей не приходилось лицезреть своего Сашута таким примерным мальчиком, который сам, без угроз и задабривания, наводит почти казарменный порядок в своей комнате да еще и, вместо того чтобы упражняться в метании игрушек, сидит в уголке дивана с книжкой «Сказки Пушкина»…
Ужин и остаток вечера прошел под знаком совместного дознания Королевых-старших на предмет выяснения причин странной метаморфозы, приключившейся в одночасье с их пятилетним отпрыском. Сам отпрыск, однако, свет на эту загадку не проливал, с любительским следствием сотрудничать всячески отказывался, вследствие чего понес заслуженное наказание в виде лишения просмотра вечерней детской передачи (встревоженные «родители» сошлись во мнении, что в последнее время Саша смотрел слишком много телепередач, что могло негативно сказаться на его незрелой психике)…
Отец Саши оказался мужчиной не интеллигентным и не очень симпатичным. Быстро выяснилось, что работал он водителем-дальнорейсовиком, доставляя промышленные грузы в разные уголки Сообщества. За время общения с ним мне удалось установить, что зовут его Виктором, что любит он смотреть футбол, ездить по выходным с друзьями на рыбалку и пить крепкий чай по образцу чифира; что курит он всегда и везде, причем самые «дешевые и сердитые» сигареты; что из всех методов воспитания детей он предпочитает самый радикальный — в виде профилактической и карательной порки ремнем; что в отношениях с женой он стремится утвердить свою главенствующую роль с помощью повышенных тонов. Правда, Татьяна придерживалась принципа: «Ты мне слово, я тебе — десять; ты повышаешь тон — и я ору», поэтому разговоры между Мужем и женой велись на такой громкости, словно их Разделяло расстояние в сотни метров. Однако (вопреки моим предположениям, что общение в подобном стиле Непременно должно завершаться рукоприкладством и битьем посуды и мебели), достигнув своего пика, перебранка внезапно обрывалась, и спустя несколько секунд один из супругов как ни в чем не бывало спокойным голосом просил другого передать ему соль или перец.
Сама Татьяна работала крановщицей на бетонном заводе — вот почему от нее пахло сталью и машинным маслом.
Словом, это была обычная рабочая семья, и жила она так же, как жили во все времена низы общества — просто и незатейливо. В этом доме книги занимали лишь маленькую книжную полку. Учебники по автоделу, книги по шитью и кулинарии, стопочка детективных «покетов» с красотками и суперменами на обложках. Зато телевизоров (да-да, именно телевизоров, хотя три четверти населения уже перешли на имиджайзеры) здесь было аж четыре — по одному на каждую комнату, включая кухню. Телевизоры эксплуатировались в этой квартире нещадно, особенно кухонный. Шумовой эффект был потрясающим — в том смысле, что стены сотрясались, — но пока меня это устраивало с учетом потребности в информации…
Самым трудным было выведать, в каком городе проживает семья Королевых. Наверное, надо было прямо спросить «мать» или «отца», учитывая, что дети задают странные вопросы по сотне раз на день. Однако я решил не пробуждать ненужных подозрений у «родителей». Оставалось либо ждать, пока это не выяснится естественным путем, либо предпринять поиск данной информации по другим источникам.
Самым надежным источником могли бы стать какие-нибудь документы: квитанции, магазинные чеки, но лучше всего для этого подошел бы личный кард. Или хотя бы паспорт. Однако, обойдя все комнаты, я убедился, что нигде не видно плохо лежащих бумаг и удостоверений, а учинять обыск было чревато. Как известно, родители не любят, когда дети роются в их вещах, а тем более — в документах…
Вечер пролетел незаметно, и, наконец, меня отправили мыться и ложиться спать. И тут я был ввергнут в неимоверное смущение, потому что оказалось, что ко всему прочему Саша был мальчиком крайне несамостоятельным, который принимал душ с маминой помощью. А если учесть, что я воспринимал Татьяну как малознакомую женщину, то можете представить, как я себя чувствовал, когда стоял перед ней во весь рост нагишом, а она терла меня с ног до головы жесткой мочалкой. Правда, я пытался избежать этого позора, заявив, что и сам справлюсь с гигиеническими процедурами, но мой робкий бунт был властно подавлен и оставлен без внимания.
Больше всего я боялся, что непроизвольно выдам свое несоответствие физиологии ребенка. Чтобы не намочить, Татьяна сняла с себя лишнюю одежду, и оказалось, что, в отличие от лица, ее фигура вполне может сойти за торс какой-нибудь музейной Венеры. А поскольку я давненько не был так близок от полуобнаженных женщин, мое мужское начало могло дать о себе знать самым неподходящим образом.
К моему облегчению, то ли душа к подобным плотским порокам не имеет никакого отношения, то ли тело ребенка не реагировало на импульсы взрослого мозга, но, к счастью, никаких отклонений от нормы в моей внешности за время принятия водных процедур не произошло…
И вот теперь я лежу, тщетно пытаясь разглядеть во тьме комнаты ответ на вопрос: что же со мной случилось? И как выкарабкаться из тупика, в котором я оказался?
Но в голову лезут совсем другие мысли.
Подушка тут слишком мягкая, не люблю я такие. Голова постоянно проваливается в пух, и подушку то и Дело нужно взбивать, чтобы она оправдывала свое предназначение…
Спеть себе колыбельную, что ли? Пожалуй, вот эта песенка будет подходящей по содержанию:
Жил-был я — стоит ли об этом?
(В порт плыл флот).
Молод был и мил.
Жил-был я с выигрышным билетом.
Жил-был я… Помнится, что — жил.
А помнится-то плохо. Прошлое будто пеленой тумана скрыто. Пятьдесят лет. Всего пятьдесят… Или — целых пятьдесят?
И какой там, к чертям, выигрышный билет, если не везло мне в той жизни слишком часто?!.. Далеко за примером ходить не надо: счастливчики не отбывают на тот свет преждевременно. А уж что касается того, что я был кому-то мил, так это и вовсе клевета. Кому было хорошо оттого, что я отбыл эти пятьдесят лет на белом свете, как вшивый зэк в тюремной камере? Разве заплакал кто-нибудь, узнав о преждевременной гибели инвестигатора Сабурова? Стало ли кому-нибудь горько от мысли о том, что этот апологет одиночества уже никогда не увидит этот мир, а мир, соответственно, не увидит его?
