Замыкание (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич (лучшие книги онлайн .txt) 📗
— Я хочу видеть, — властным голосом приказал старик.
И экран немедленно убрали, показав не самое эстетичное зрелище. Но в деле, когда к его телу прикрепляют нечто постороннее, не было места слабости — пусть и следующие три часа наверняка напомнят о себе не самыми лучшими воспоминаниями.
Боли не было — первую пара мужчин, удерживающая его запястья, ближе ко второму часу сменили коллеги. Организм ощущал себя уверенным, неослабленным и абсолютно здоровым. Однако видеть, как к живому приживляют неживое — приятного все равно мало.
Из операционной Иван Александрович выходил на двух ногах, слегка проваливаясь на каждом втором шаге — невольно берег вновь обретенную конечность. Та пока что ощущалась деревянной, бесчувственной, но подчинялась и исправно гнулась в колене и ступне, отчего на старика накатывали сильнейшие эмоции, скрытые за невозмутимым выражением лица.
Откланялись, выражая радость и благодарность, за то, что могли быть полезны, медики. Вертолет их не дождался — кто они такие, в самом деле, чтобы экономить их время на путь обратно?
Городскую одежду старика за три часа умудрились тщательнейшим образом выгладить и начистить — но и перед зеркалом одевался уже не прежний разбитый неудачник, держащийся за гордость и призрачные надежды все вернуть. В отражении, в этих скупых и выверенных движениях рук, осанки и корпуса, возвращался к жизни прежний князь Черниговский — надменный, строгий, безразличный и безжалостный.
Главный врач, нервно расхаживающий за дверью, лично сопроводил драгоценного клиента к выходу — по счастью, уловив изменения и не донимая бесполезными звуками своего голоса.
Да, его уважают, почитают, преклоняются перед ним — но что изменилось, отдают ли они себе отчет? Всего лишь нога? Напрасно так считать — хотя ошибутся многие.
— За такое можно и убить, — поцокал встречающий его тут же, возле машин у крыльца больницы, Павел Павлович. — А ну, обернитесь, ваше сиятельство! — Задорно попросил он, распахнув руки и оглядывая ноги князя.
Но затем Лигачев наткнулся на взгляд Ивана Александровича, и мгновенно перестроился.
— Прошу вас. — распахнулась перед Черниговским дверь.
Машина была черная — скорбная, как и все в процессии высших чиновников. Будто все они постоянно кого-то хоронили — но хоть в этот раз было понятно, кто намечен жертвой.
Иван Александрович устроился на бежевом кожаном кресле. Встречающий шустро оббежал машину и занял место рядом. К его уму — хоть Павел Павлович явно желал что-то спросить, но удержался и продолжал сидеть все то время, пока машины выруливали с парковочного пространства перед больницей и выезжали на трассу. И молчал бы дальше, если бы Черниговский не заговорил первым.
— Кто будет подтверждать свадебную церемонию?
— Один из двенадцати верховных судей Империи, Ждан Семенович.
Можно ли оспорить то, что утвердил верховный судья? Воистину, это был козырь посильнее цесаревича, демонстративно брошенный банкирами на стол.
— Этому-то деньги зачем? — невольно вырвалось у Ивана Александровича. — Ему же всегда принесут.
— Дети, внуки. Жизнь в Москве дорогая, — рассудительно ответил Лигачев. — Этому поместье, другому дом. Не жить же ему хуже других.
— Да там годового дохода под сорок миллионов! Это же Старицкого кровь!
— Вот и все так думают, — сдержанно кивнул Павел Павлович.
— Ой не за того седая голова дочку выдал, — покачал головой Черниговский, вспоминая события как бы не столетней давности.
Затем и вовсе откинул эту мысль — без разницы, как распорядились приданым Старицкого, и отчего жить потомку приходится чужими деньгами. А то так покопаешься — и придешь к выводу, что предприятия обанкротились не по вине неумелых руководителей, а аккурат для того, чтобы верховному судье пришлось брать чужие деньги. Не надо искать тайных мотивов и интриг там, где человек может быть просто мразью.
— Изволите заехать к вам домой, за документами? — Обратил Лигачев внимание на пустые руки Черниговского.
— Езжайте прямо к дому Самойлова. — Иван Александрович мельком глянул на часы, отражающие семнадцатый час дня. — Мои люди будут вовремя. Документы у них.
— Вы доверяете им в полной мере?
Черниговский медленно повернул к соседу голову, затем отвернулся обратно к стеклу. Более попыток усомниться в его словах не последовало.
Люди были надежными — из тех, кто умел работать на чужой и изначально враждебной земле, расследовать и доводить дело до суда, даже если в тексте приговора могло оказаться княжеское имя. Этого, понятное дело, рекомые личности тщательно пытались избежать. Умные шли к Черниговскому с деньгами и мягкой просьбой подарить им жизни излишне ретивых исполнителей. Глупые пытались забрать эти жизни бесплатно. Не удавалось никому — и люди Ивана Александровича это ценили. Кроме обоюдной верности, были еще деньги, которыми щедро делились, и моральное удовлетворение — когда глупцов брали за глотку имперские прокуроры.
В день, когда пал князь Черниговский, лишившись титула, в империи без следа исчезли порядка двух сотен человек вместе с семьями и близкими. В тот же день в империи появилось абсолютно такое же количество честных граждан, никак не связанных с министерством внутренних дел — с новыми именами по абсолютно железным документам и кристально чистыми легендами. Два десятка остались в столице, остальные разъехались по имперским миллионникам — чем больше город, тем сложнее в нем найти беглеца. Так что Ивану Александровичу было из кого выбирать.
На Новом Арбате к процессии из машин буднично пристроились два седана с гербами Верховного суда — Лигачев только обаятельно улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд Ивана Александровича. Люди умеют работать — не более того.
Впрочем, столь же ненавязчиво оторвался от бордюра синий микроавтобус «форд» в полицейской расцветке и слегка подрезал процессию, чтобы деловито устроиться в авангарде разросшейся колонны машин. Правда, пришлось успокаивать нервно дернувшегося от торможения Павла Павловича и объяснять про своих людей. Не все у них ладно, далеко не все…
На заснеженном асфальте перед двенадцатиэтажным зданием они были без трех минут шесть — солнце почти покинуло короткий декабрьский день, и фонари заливали все вокруг тускло-желтым светом. Перестуком отозвались открываемые двери машин; лязгнули сбруей и оружием шесть спрыгнувших с «форда» бойцов в балаклавах и снаряжении спецназа МВД. Родная форма — как и снаряжение вместе с оружием. Даже документы с собой — и те настоящие.
Иван Александрович обернулся в сторону «судейских» — Ждан Семенович только-только выбирался из машины, опираясь на руку распахнувшего дверь охранника. Возраст, да и отъелся до неприличия — и вина тому вряд ли сидячая работа, которой обычно прикрываются кабинетные чины. С такой родословной быть толстым — значило погрязнуть в пороках или являться серьезно больным. Судейский был здоров.
— Павел Павлович, друг мой, тут совершеннейшая нелепица! — С отдышкой освободился Ждан Семенович от объятий машины и выпрямился, глядя на Лигачева. — Машина, что вы мне подарили, ужалась от мороза!
— Вы подрываете веру людей в судопроизводство. — Невольно вырвалось у Ивана Александровича шепотом.
— Они никогда не увидят его в полный рост, — шепнул в ответ Лигачев. — Даром перед ним огромный стол?
— Признаю, целиком моя вина. Я подарю вам новую! — С весельем адресовал Павел Павлович фразу в ответ.
— Вот уж будьте любезны, — оперся судейский руками о поясницу, разгибаясь.
От подобного движения, весьма добротное прямое пальто судейского очертило изгибы тела, и Черниговского слегка затошнило.
— К тому же, вы к нему несправедливы — он отлично знает законы. — добавил тихо Лигачев. — А какие не знает, ловко придумывает.
— Ну хоть чем-то в деда… — Иван Александрович отвернулся к своим людям и коротко кивнул.
Тут же подбежал один из безликих бойцов, вручил увесистую пластиковую папку с бумагами и отступил назад.
