Заключенный на воле (СИ) - Маккуин Дональд (чтение книг .TXT) 📗
Потом женщина сделала глубокий вдох и медленный выдох. Словно по контрасту, ей вспомнился диктат ее ангела мести, ее дяди. «Наиболее полное поражение — это капитуляция». Нет, этого от Нэн Бахальт не дождется ни он и никто другой!
Нэн отвлеклась от голограммы ровно настолько, чтобы завязать ремешки на щиколотках, потом продолжила изучение снимка.
Пострадавший — молодой мужчина. Нонк.
В любой другой культуре человек, замешанный в антиправительственном заговоре, считался бы мятежником. Но на Хайре советник Уллас объявил, что мятеж не только невозможен, но и невообразим. Помощники вышли из этого затруднения, взяв в обыкновение называть мятежников и прочих нелояльных граждан нонконформистами. Естественно, вскоре это слово сократилось до «нонка».
Нэн презирала это выражение. В нем не было ни достоинства, ни точности. Она отказывалась употреблять это слово и продолжала говорить «мятежники». Такое поведение лишь убеждало начальство Нэн в ее неисправимости.
Женщина взглянула на голограмму и снова подумала о Лэннете. Подбородок у пациента упрямо выдавался вперед, но не так, как у Лэннета. («Упорный. Лэннет упорен, а вовсе не упрям. Может, он слишком крепко держится за свои убеждения, но это упрямством не назовешь».) И глаза у пациента посажены ближе. И у Лэннета они были другого оттенка. Синие. Необыкновенные, постоянно изменяющиеся синие глаза — в одно мгновение льдистые и хрупкие, а в следующее — уже огненно-яркие и пылкие. И скулы…
Нэн встряхнула головой, отгоняя посторонние мысли.
Пациент был ранен при аресте. Помощники настигли его, когда он пытался бежать. Согласно уставу, для проведения операций в городских условиях в качестве оружия использовались покрытые пластиком металлические пруты в два фута длиной и в дюйм толщиной. Та часть прута, что располагалась между рукояткой и жесткой верхушкой, делалась гибкой. Для того чтобы правильно рассчитывать суммированное воздействие мышечных усилий и энергии, передающейся через гибкую часть, требовался определенный навык. Пострадавший парень являл собою свидетельство служебного рвения кого-то из Помощников.
Войдя в операционную, Нэн кивнула двум ассистентам в масках и получила в ответ такие же кивки и неразборчивое бормотание. Она знала, что сотоварищи по Люмину общаются с ней с крайней неохотой. И страшилась того дня, когда она начнет воспринимать такое обращение как нечто нормальное. До тех пор, пока оно причиняет ей боль, она все еще человек.
Кожа пациента была лишь слегка рассечена. Травма представляла собой полукруглую вмятину над правым ухом. В самой глубокой ее части располагалось красное пятно, сочащееся сукровицей. Нэн взглянула на непрерывно работающий магнитный сканер, установленный на вращающейся подставке рядом с пациентом. Его изображение было не таким выпуклым, как на голограмме, но зато оно более ясно позволяло представить себе объем повреждений. Неровные фрагменты черепной кости, явственно сломанные, удерживались на месте за счет мягких тканей и твердой мозговой оболочки. Нэн невольно скривилась; удар, проломивший череп, нанес необратимые повреждения поверхностным тканям мозга. Нэн немного повозилась со сканером, изменив настройку. Пока она трудилась над этим, один из ассистентов сообщил:
— Мы это уже проверили, доктор. Предыдущее ответвление средней мозговой артерии разорвано.
Нэн поблагодарила ассистента за подсказку.
— Насколько я могу видеть, серьезнее всего повреждены височная кость и часть теменной. Кто-нибудь проверял, не смещена ли косточка? Есть ли кровь в среднем ухе?
Задавая эти вопросы, Нэн продолжала подстраивать сканер. Прежде чем ассистент успел ответить, она и сама уже увидела ранее не замеченное ею повреждение косточки. Нэн пробормотала себе под нос:
— Выздоровеет он не скоро, но по крайней мере слух пострадать не должен. И, похоже, все переломы без смещения.
Женщина надела операционный шлем и опустила забрало. Когда Нэн склонилась над операционным столом, в пределах ее бокового зрения вспыхнул экранчик, на котором постоянно высвечивались данные о пульсе пациента, дыхании, сердцебиении и содержании кислорода в крови. Лазерный датчик измерял расстояние до ближайшего предмета, на который был устремлен взгляд, и автоматически подстраивал линзы таким образом, чтобы обеспечить наилучшую видимость, учитывая заранее заложенную в него остроту зрения самой Нэн.
Приступив к операции, Нэн всецело сосредоточилась на ней. Она лишь изредка бросала взгляд на какой-нибудь из многочисленных экранов, отслеживающих все, что сейчас происходило с мозгом раненого. Ее ассистенты были приучены сообщать доктору обо всех необычных изменениях.
Главными заботами Нэн были контроль над артериальным кровотечением, удаление сгустков крови и омертвевших тканей мозга и восстановление черепа. Она разрезала кожу, чтобы обеспечить себе доступ к ране, и рассекла твердую мозговую оболочку. Когда артерия обнажилась, Нэн пережала ее, а затем обернула поврежденный участок тонкой полимерной сеткой. Ассистент обрызгал сеть протеиновым материалом для уплотнения, а потом наложил второй слой протеинового раствора, чтобы нарастить поверх сети новую ткань.
Нэн в это время работала над удалением крови и омертвевших тканей. Она очень не любила эту работу. Ткани мозга отличались неприятной мягкостью, и от прикосновения к ним Нэн начинало подташнивать. А лазерный скальпель, прижигавший мелкие кровеносные сосуды, создавал в процессе этой процедуры такую вонь, что Нэн постоянно опасалась, как бы ее не вывернуло наизнанку. По сравнению с этим останавливать кровотечение было сущим пустяком. Накладывающиеся друг на друга тончайшие штрихи на забрале операционного шлема позволяли определить точное местоположение цели. Мини-лазер измерял расстояние. Нэн перемещала перекрестье штрихов, чтобы очертить требуемую зону. Затем информация поступала непосредственно к лазерному скальпелю. Прикосновение к контрольной кнопке у правого виска — и яркое пятнышко света вспыхивало на миг и гасло. Раздавался тихий хлюпающий звук. Вверх уплывала крохотная струйка дыма. Нэн была непоколебимо уверена, что каждый атом едкого дыма безошибочно устремлялся к ней в ноздри. Все это время вакуумная машина, отсасывающая омертвевшие ткани мозга, издавала отвратительное прихлюпывающее хихиканье. Единственным светлым моментом в этой части операции оказалось то, что поврежденных тканей оказалось меньше, чем опасалась Нэн.
После этого восстановление черепа было почти отдыхом. Все фрагменты совместились без проблем. Слой клея на один край разлома, слой фиксирующего состава — на другой. Потом соединить и удержать в этом положении две секунды, чтобы клей застыл. С последним небольшим осколком пришлось повозиться, но на этом работу можно было считать выполненной. Нэн отступила в сторону, кивком велев ассистентам заканчивать.
Сняв шлем, женщина позволила себе на мгновение отдаться искренней радости от хорошо выполненной работы. Цвет кожи парня был хорошим, дыхание — нормальным. Теперь нужно было проверить, не продолжается ли где незамеченное кровотечение, порождая новую опухоль, но Нэн считала такую возможность маловероятной. Пациент потерял так мало тканей мозга, что даже никогда не заметит этого. И она проделала всю эту операцию собственными руками! Никаких разрезов, выполненных при помощи компьютера, никакой прямой электронной связи между ее шлемом и больничным банком данных. Диагностировка и операция были произведены самой Нэн и ее помощниками — и только ими.
Остальные врачи ненавидели ее за это. Нэн платила им презрением и называла придатками машин, их слугами, а не господами.
Прежде чем покинуть операционную, Нэн поблагодарила тех, кто работал с ней. Ассистенты пожали ей руку. Они относились к ней немного иначе, чем все остальные. Нэн знала, что другие доктора не позволяют своим ассистентам ставить диагноз или высказывать собственное мнение. Ее ассистенты никогда не благодарили ее, даже в операционной, но Нэн видела их гордость и уважение.
