Феррус Манус: Горгон Медузы - Гаймер Дэвид (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Он отклонялся и петлял, кружил и ускользал. Сабли сливались в размытое пятно, выписывая ложные финты. Полагаясь на чутье, капитан двигался быстрее мыслей в генетически улучшенном мозгу, но даже превосходство матерого Громового Воина над дерзким юнцом не шло ни в какое сравнение с господством примарха над легионером. Их разделяла зияющая пропасть.
Акурдуана ухмыльнулся. Он решил попробовать.
Осыпав воина градом сокрушительных ударов, Феррус вынудил его прижаться к прутьям. Мечи легионера пронзили уязвимые сочленения черного доспеха, но исполин обратил на них не больше внимания, чем на уколы от жала докучливого насекомого. Взмахнув Тимуром, капитан отвлек Мануса и тут же всадил ему в пах прямой клинок Афинии. Мастерски сработанное оружие пробило тяжелую кольчугу, но застряло меж двух смятых звеньев.
Заворчав, Феррус наотмашь хлопнул по чарнобальской сабле запястьем. Древний греканский клинок раздробился, исписанные рунами осколки металла вонзились в пол у ног Акурдуаны. Удар вышел таким мощным, что у легионера разломилась латная перчатка, по наручу пробежала паутина трещинок, а плечо едва не выскочило из сустава.
Капитан то ли закричал, то ли захохотал.
— Почему ты смеешься? — Манус отступил от соперника. Даже без оружия он доставал далеко.
Воин только пожал плечами.
— Потому что, — сказал он, перехватив Тимура двумя руками.
Яростно зашипев, примарх атаковал так быстро, что Акурдуана просто не смог уклониться от громадного кулака. Легионер издал потрясенный вопль, чувствуя, как кираса вминается ему в грудь. Палатинская аквила неровно раскололась посередине, на горячую полужидкую руку Ферруса посыпались хлопья сусального золота. Костяшки пальцев Мануса вошли еще глубже. Пластина сросшихся ребер хрустнула и подалась.
Еще не успев ощутить боль, капитан отлетел назад и врезался в прутья с такой силой, что сломал еще несколько костей. Клетка оказалась прочнее — Феррус строил ее с расчетом на то, чтобы сдержать мощь примарха. Ограждение даже не погнулось. Завибрировав с металлическим гулом в диапазоне баса-профундо[39], оно отбросило воина обратно на ринг. Рухнув ничком, Акурдуана вскрикнул от боли в треснувших ребрах.
Что-то неимоверно тяжелое сдавило ему плечо, заставив тихо простонать. Захват сомкнулся на керамите, покрытом золотой резьбой, и потянул легионера вверх.
Манус впился жгучим взором в зрачки капитана, будто поглощая его глаза своими. С ярко пылающим лицом примарх отвел руку для последнего удара.
— Однажды я тоже сражался с Императором. Он гораздо могущественнее, чем ты способен вообразить. Как твой смертный родитель мог противостоять Ему?
Акурдуана едва видел занесенный над ним кулак. У легионера заплыл глаз, окровавленное лицо распухло.
— Он до последнего давал отцу возможность сдаться.
Воин издал смешок, похожий на булькающий кашель.
Феррус нахмурился:
— Объясни, почему ты смеешься!
— А вы не понимаете?
Примарх стиснул пальцы, и керамит под ними затрещал. Мечник ухмыльнулся, поморщился, ухмыльнулся вновь:
— Мы были рождены для этого. Мы оба. Драться и в конце концов проиграть. Ощущение… очень приятное.
Враждебность во взгляде Мануса немного ослабла.
— По крайней мере, в одном я не ошибся. Наши легионы многому могут научиться друг у друга. — Он опустил Акурдуану на пол. Воин, безвольно упав на колени, согнулся вперед. — Твоя война за Гардинаал закончилась, теперь должна начаться моя. Не будет ни праздничных пиров, ни объявлений о победе. Я не притязаю на миры, а покоряю их. Мои триумфы сами возвещают о себе. Я поднесу моему брату Жиллиману груду пепла на орбите бесплодной звезды, и сей дар станет моим торжественным манифестом. Отныне и впредь о гардинаальцах будут помнить лишь то, каким образом они погибли.
Примарх обвел своих легионеров презрительным взглядом. Железные Руки молчали, поскольку им не показали состязание бойцов, а преподали урок.
— Я стремился командовать, как Фулгрим или Жиллиман, но их методы чужды мне. Чужды обычаям Медузы. Мы дали Гардинаалу достаточно возможностей сдаться.
По залу прокатилось согласное ворчание. Акурдуана только покачивался, глядел на Ферруса и моргал, поэтому высказаться пришлось Цицеру:
— Император желает получить эти миры целыми.
— В состав Гардинаала входят одиннадцать планет. Я вручу моему отцу десять.
— Четыреста тринадцатая экспедиция не нарушит приказ Владыки Людей.
— Ты проявляешь нерадивость, магистр ордена.
Ультрамарин выпрямился, опираясь на копье:
— Я служу Императору Терры, идеалам Его Великого крестового похода, моему отцу и его братьям. Таково мое понятие об иерархии, и я не пойду против воли первого из моих повелителей. Я не распоряжусь уничтожить Гардинаал Прим.
Феррус долго и свирепо смотрел на легионера. Затем на лицо примарха выползла улыбка:
— Возможно, если бы ты не покидал флагман Четыреста тринадцатой, где тебе и место, то услышал бы новость. Ты больше не руководишь экспедиционным флотом.
— У вас нет таких полномочий.
— Жиллиман сможет вернуть тебе должность, когда доберется сюда. К тому времени мне уже не будет до тебя дела. Но, пока Робаут не прибыл, ты должен подчиняться железному отцу Мору — он знает, чего я жду от моих воинов.
Цицер склонил голову. Он слишком устал, чтобы защищаться дальше.
— Твои Ультрамарины удостоятся чести возглавить штурм, — добавил Манус.
Удрученно покачав головой, магистр ордена поднял раненую руку. Складки тоги соскользнули, открыв белоснежные бинты до самого плеча. Фыркнув, Горгон выжидающе оглядел своих сынов, потом наконец посмотрел на Акурдуану. Воин скрючился на коленях у его ног, словно угорь, вываленный из сети.
Казалось, ответ видится Феррусу настолько очевиднейшим, что сама необходимость произносить его вслух оскорбляет примарха.
— Почини свою руку, Ультрамарин.
12
Войны никто не хотел. Но никто еще и не видел настоящей войны — до сего дня.
На протяжении суток Гардинаал Прим поворачивался, как мясо на вертеле, под огнем флота Железных Рук. Авгуры кораблей отмечали распространение паники красной рябью биологических откликов, и масштабы истребления были таковы, что пятнышки сигналов, обычно бессвязные, сливались в отчетливо очерченные пятна. Астропаты тоже воспринимали происходящее, причем гораздо резче и нагляднее, чем офицеры на командной палубе, которые смотрели на алеющие экраны. Адские видения повергали ментальную защиту ритуально ослепленных псайкеров, и они неистово царапали мягкую обивку стен в своих покоях.
Земля раскалывалась. Небо падало. В ночи раздавались крики миллиардов людей, которым не суждено было спастись от надвигающейся зари.
Боевые звездолеты Железной Десятки не маневрировали — этого и не требовалось. Сама планета услужливо подставляла им новые цели для разрушения, так же быстро, как бортовые орудия набирали энергию или получали новые снаряды.
Лэнс-лучи без разбору повергали крепости ополчения и жилые башни. Выстрелы из макропушек стирали в порошок целые районы. Взрыв каждой циклонической торпеды или магматической бомбы разрушал городскую агломерацию в радиусе сотен километров. При детонации заряды пробивали рокритовый фундамент, сросшийся с континентальной корой, и возрождали угасшую геологическую активность, побуждая ее выплеснуть остатки сил в предсмертных вулканических извержениях.
Расплавленная почва поглощала мегалополисы[40] еще до подхода фронта бомбардировки, лишая их обитателей пары драгоценных часов жизни. Заводы, ради сохранения которых 413-я экспедиция прилагала огромные усилия, осыпались в лавовые реки.
Уже бывало, что во имя Императора миры полностью зачищали от строптивого населения, однако не с такой расчетливой жестокостью, как на Гардинаале Прим. Кара, выпавшая местным жителям, бесконечно далеко вышла за рамки обычного коллективного наказания. Даже орды Псов Войны[41] никогда не устраивали настолько беспощадных и тотальных геноцидов.
