Психолог (СИ) - Меджитов Вадим (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
И все стали ожидать ответа, требовательно смотря на волшебника.
Малькольм специально выдержал еще одну невыносимо долгую паузу, а затем широко улыбнулся и по-отечески добрым властным и громогласным голосом сказал:
— Можно!
И через секунду все начали рукоплескать, кричать, веселый гомон и всеобщая радость, как бурное наводнение, вскоре заполонили всю площадь.
И Малькольм, как прирожденный артист, поднял руку и торжественно указал на бледных виновников торжества, которые в шоке проживали последние мгновения своей бесчестной жизни.
Не было суда и следствия. Ведь судей можно подкупить, а следствие затянуть.
Не было и общественного опроса. Ведь все и так знают, чего на самом деле хочет народ — чтобы вопрос бедности, уныния и жизненного отчаяния решился уже любым доступным способом. И народ хотел перемен, желательно к лучшему.
Не были выслушаны и чиновники. Ведь зачем очередной раз внимать пустым и безнадежным обещаниям пустобрехов и преступников?
Демократия, чистая, незамутненная, беспощадная, вынесла свой кровавый вердикт, пустив историю по новому пути.
Государственных служащих высокого ранга оказалось много, невообразимо много. Не все сразу могли быть повешены, не до всех сразу доходила очередь. Но народ был донельзя терпелив, пропала ежедневная суета, пропала вся эта городская хаотичность и безразличность к ближнему своему — все стояли, обняв друг друга за плечи, и плакали. Плакали от счастья, плакали, как только могут плакать бывшие рабы, сбросившие с себя стершие им тело до крови ржавые кандалы. Плакали, дышали и чувствовали себя хоть немного свободнее.
Кто-то, конечно, пытался бежать. Но его не пустили. Народная солидарность была настолько на высоте в этот день, что никто не хотел упускать ничего важного. Всем было не все равно. Все были заодно. Это была их земля, их город, и они вершили правосудие.
Местность вокруг сцены постепенно начала заполняться темной энергетикой, не видной для простого человека, но крайне ощутимой для носителя темной души. Келен, как особо восприимчивый к такого рода вещам, специально выбрал место подальше от разворачивающихся событий, но и до него постепенно доходили тлетворно пахнущие бесформенные темные миазмы отрицательной энергетики, которая заставляла его тело судорожно вибрировать, а его сознание ходить ходуном. Он вцепился в свою подругу, как в спасательную шлюпку, уткнулся носом в ее плечо, напряженно впитывал в себя ее тепло и ее нежный аромат, но эти ощущения все равно перебивались сладострастными нотками отчаяния и ужаса.
Он решил более не сопротивляться и впустил в себя кружащую в воздухе энергетику, которая хлынула в него мощным темным вихрем. Его слегка подбросило, словно ударило сильным электрическим разрядом, но через мгновение он успокоился и просто лежал на раскаленной от солнечного жара крыше, наслаждаясь переполнявшими его ощущениями. Он не видел более эшафота, но он и без этого мог четко понять, когда умирала очередная жертва, которая добавляла все новые острые приятные извращенные переживания, раскрываясь, как черный цветок в его маленьком теле.
Он почувствовал, как Фрея наклонилась к нему и стала целовать его лицо, впиваться в его губы, кусать его шею. Она не могла настолько же сильно впитывать эту смертоносную энергетику, как и он, но она все равно ощущала ее, и ее чувства многократно обострялись, ее желания усиливались, и она становилась ближе к своей звериной природе, как никогда раньше.
Их тела сплелись воедино, и они стали постепенно перемещаться к месту на крыше, где их никто не мог увидеть. Ведь Келен был первоклассным стратегом, и такие вещи он учитывал в первую очередь.
Он сорвал ее рубашку одним мощным движением, не заботясь более об условностях настоящего мира. Его переполняла невиданная мощь, и он хотел выплеснуть ее в едином страстном порыве.
Она не отставала. Она никогда не отставала.
Как там, интересно, Малькольм? Как он справляется со всей этой энергетикой, находясь столь близко к ее источнику?
И это были последние вопросы, обращенные к реальности, которые возникли в голове у Келена. Через секунду он уже был занят совсем другим.
А чиновники продолжали умирать под торжественные речи и одобрительные выкрики со стороны народа. Умирали в муках, в страхе и абсолютном непонимании, почему все так вышло.
Кто-то молился. Кто-то просто плакал. Кто-то отчаянно звал на помощь. Все они в этот самый момент были обычными людьми, жертвами, которых бросили на растерзание.
И все же… это был прекрасный день.
XXXIII
Очередная бутылка с вином была быстро опустошена под неутомимым натиском двух престарелых мужчин.
Странно, но первый раз за долгое время Зигмунд не ощущал себя старым. Равно как и мужчиной. Скорее, молодым свежим зеленым неопытным монстром, которому еще многое предстоит узнать.
Может, ему необходима была жизненная встряска?
Вряд ли. Он слегка покачал головой, смотря вслед уходящему из комнаты оборотню, который, покачиваясь, отправился на поиски уборной. Интересно, насколько ироничной можно назвать привычку искать туалет, когда ты давно признан обществом, как опасный кровожадный зверь? Или важно не то, кем считает тебя общество, а кем считаешь себя ты сам?
Нет, жизненная встряска все же тут ни при чем. У него так и не ушло желание уйти из этой жизни, он просто слегка приглушил его другими эмоциями, другими занятиями. Или в этом и состоит смысл всей жизни? Бежать от смерти, пока не надоест… занимать себя делом так ожесточенно и умело, чтобы только не думать о будущем конце. Может быть, именно поэтому Малькольм так отдался своей работе?
Ведь их раньше называли умными людьми. Они и сами считали себя таковыми. Эгоистично так думать, но что делать, если это правда? Слишком много мыслей, слишком много времени тратится на внутренние переживания. И чтобы заглушить все это, чтобы не спрыгнуть с обрыва, отчаявшись после тысячи мысленных тупиков, надо что-то делать.
Но просто «что-то» не помогает. Действительно, можно начать делать каждое утро зарядку. Найти любой род деятельности, например, работу в городе. Завести семью. Общаться с друзьями. Найти занятие по душе и по средствам. Но что если это все лицемерие перед самим собой? То есть вся жизнь и есть проявление лицемерия, но здесь мы хватаем лишнего… ведь если смысл жизни в бегстве от смерти, если боги прокляли нас, заставив быть прирожденными эскапистами, то…
Теперь Зигмунд начал отчетливо понимать, почему ему хотелось умереть. Да, теперь-то он все понял.
Теория проста. Общество дает тебе жизнь, дает тебе занятие и средства для существования. Тебе предоставляют ограниченный выбор рода деятельности, ведь все уже давно предопределено до тебя. И ты начинаешь крутиться в этой заранее созданной для тебя системе, своеобразной песочнице, проходя одни и те же пути, что и многие люди.
Рождение, базовая социализация, обучение в строго определенных общественно одобренных институтах, где твою голову наполняют общественно одобренными знаниями, затем работа, которую тебе преподносят, как некое высшее благо для разумного человека, а те, кто пытаются уйти от базовых правил, подвергаются гонениям и презрению. Затем тебе то тут, то там ведают о Любви, о ее красоте и незыблемой необходимости в ней. Ты веришь и Любишь, не понимая, что твои взгляды уже далеко не твои, а извращены общественными суждениями о том, как надо и как будет.
И все это нужно, чтобы ты забыл о смерти, чтобы ты прошел стандартный путь, оставил после себя таких же стандартных наследников. Ты не можешь оказать значительного влияния на целый мир, лишь локально и незначительно ты его преображаешь, но весь курс мировой истории предопределяется лишь одним типом людей.
Финансистами.
Эти презренные мужи и женщины управляют миллионами личностей, направляя их в единственно верное для развития мира русло. А правильность определяется сначала формулами, расчетами, здравым смыслом, а затем человеческим тщеславием, честолюбием и маразмом.
