Филумана - Шатилов Валентин (мир книг txt) 📗
– Разумеется, княгиня, – откликнулся он, все еще пребывая в задумчивости. – Одной охраны сколько!
– Князь, – просипела я. – Это чужие люди! Они повсюду. Нас окружают. Это злые, бешеные люди, думающие об одном – как всех нас убить!
– Княгиня, из кареты – ни ногой! – быстро сказал Михаил и выскочил наружу.
Я и ахнуть не успела. Только припала к оконцу.
– К бою! – заорал Михаил. В руке у него уже блистал меч. – Занять оборону!…
И смолк. Медленно, как бы нехотя встал на колени. В шее у него торчала стрела. Михаил обмяк, выронил меч и боком повалился в зелень травы.
Я скребла ногтями по дверце кареты не в силах найти ручку, чтобы открыть ее. А потом пронзительно ясно и отчетливо поняла: все кончено…
Снаружи лязгал, орал, хрипел бой. Сшибались всадники, из кустов выбегали все новые и новые пехотинцы – плохо, бедно одетые, с пиками, дубинами, просто кольями в руках. Визжал пронзительный женский голос – наверное, кто-то из поварих. А мне было все равно.
Даже если меня убьют – это не изменит того, что уже произошло. Стрела выпущена, стрела достигла цели. Остальное не важно.
Прямо перед окошком кареты крутился, отбиваясь от ударов, некто на черном коне, весь в багрово-красном, с тусклой жестянкой на голове.
«Наверно, Георг Кавустов, – равнодушно подумала я. – Все-таки достал меня…»
Одним из нападавших на него был Порфирий. Их кони терлись друг об друга блестящими боками, будто играясь, будто не догадываясь, чем занимаются их хозяева А хозяева, в свою очередь, не обращали внимания на веселую игру лошадей и исступленно пытались дотянуться друг до друга вспыхивающими на солние клинками. Интересно, кому это удастся первому?
Удалось Порфирию. Георг свалился вниз.
«Теперь его еще и затопчут копытами», – с отстраненной жалостью подумала я.
Порфирию тоже не повезло. Стоило ему выдернуть меч из груди врага, как подбежавший здоровяк в тряпье огрел его по спине палицей.
«Его тоже затопчут?» – задалась я вопросом И тут же с вялым удовлетворением констатировала: «Не затоптали!» – потому что Порфирий уже вскочил на ноги и погрузил красный от крови меч в здоровяка.
Совершив эти действия, Порфирий обернулся в мою сторону и побежал к карете.
«Теперь меня хочет убить?» – с любопытством подумала я.
Но нет – он хотел меня защитить. Потому что толпа не менее чем из пяти головорезов мчалась именно к карете.
Таким образом, направление движения, означившееся в голове Порфирия, совпадало с направлением в головах нападавших, но цели у них были разные. Соответственно и вели они себя по-разному: Порфирий, придавив дверцу спиной, защищался, пятерка, бестолково размахивая кольями, наседала
«Бедные, глупые анты», – посочувствовала я. И было чему – Порфирий уложил их одного за другим И тут же ощутил боль в груди, жестоко разрывающую внутренности. Мы с ним посмотрели его глазами налево – он с удивлением, я с интересом. И увидели Корнея, который, ощеря в рыжей бороде свой беззубый рот, заталкивал все дальше в тело Порфирия длинный кинжал.
Порфирий перестал удивляться и обрадовался Но радость его была обращена не к Корнею, а к Всевышнему. Быстрых слов было не разобрать, но смысл я уловила: несостоявшийся князь и несостоявшийся управитель Сурожа благодарил Бога, что тот, хотя бы ценой смерти, избавил его от грешных помыслов в отношении княгини.
Корней ногой отпихнул от кареты грузное тело Порфирия и рванул дверцу.
– Корней… – укоризненно произнесла я.
И потянулась к пенной корке лживой кавустовской воли, запекшейся панцирем вокруг его мозгов. Делала я это, естественно, застыв до полной неподвижности.
Кавустовский панцирь проломить было легко – даже легче, чем я предполагала. Мой удар прошел всю голову Корнея насквозь, вороша извилины мозга и превращая их в бессмысленное месиво.
– Княгиня, – виновато вымолвил Корней, навзничь падая на только что поверженного им Порфирия.
И не только на него – я мельком отметила, что у ступенек кареты в разных позах валяется уже немало лишенных жизни человеческих тел
Я захлопнула дверцу и откинулась на спинку сиденья. Дальше ничего делать не хотелось – зачем? Нападающих все равно гораздо больше, скоро они опять будут здесь, на ступеньках кареты. И при этом даже не заметят, что с ними уже нет их предводителя Георга, того, по чьей злой воле и совершено это кровавое нападение. Не знают, поэтому все равно выполнят приказанное. А приказ один – лишить меня жизни. И исполнения приказа ждать уже недолго. Вполне можно подождать не суетясь.
Я закрыла глаза и расслабилась, собираясь посидеть спокойно – до самой смерти. Но посидеть спокойно мне не дали.
Нечисть лилась тяжелыми красными волнами – я ее именно так воспринимала через закрытые глаза.
Люди закричали. Воля, ведущая сюда поток зверья, смела барьеры, установленные в людских мозгах человекообразным хозяином – господином лыцаром Георгом. Освободившись от его воли, люди опомнились и заорали в панике, в ужасе, в отчаянии.
Мне не надо было даже выглядывать в оконце– через людские глаза я и так хорошо видела оскаленные морды, вздыбленные загривки, слюну, капающую с клыков. На меня кидались комки животной ярости. Одетые в серую волчью шкуру. Пятнистую рысью. Бурую медвежью. Даже симпатяги-белочки падали на меня сверху, выцарапывая глаза, отгрызая уши. Даже пичужки-милашки яростно пикировали, долбя мне темя, расклевывая кожу и раздирая коготками лоскуты скальпа.
Все это, конечно, было не со мной, а с десятками людей, минуту назад воодушевленных только одной целью – убить меня. Теперь эта цель была забыта, она исчезла вместе с разрушившейся коростой Георговой воли. Люди осознали себя – неизвестно где, в дремучем лесу, под катящимся на них валом лесных тварей. Вообще-то это были мои люди, мои анты. И мне было странно, что кто-то, какая-то нечисть, смеет решать их судьбу таким подлым и кровавым образом.
Брезгливо поморщившись, я дотянулась до кого-то, парящего в небе. Какого-то стервятника. Ухватилась за тонкую, но прочную нить, что вела от бессловесного пернатого существа прямо в логово его хозяина, к источнику воли.
Со стервятником мне было много легче, чем с людьми, – у них приходилось иметь дело с каждым разумом в отдельности, разрушать установку, усвоенную каждым человеческим мозгом. При этом борясь с самим мозгом, с его волей, все-таки существующей, упорно цепляющейся за вросший в сознание панцирь лжи.
У животных такой воли не было – они подчинялись своему хозяину неразумно и безответно – чистые болванчики на ееревочках. Потянув за одну из веревочек, я сразу вышла на кукловода. Не просто вышла, а явилась к нему в пещеру в ореоле пылдюшего гнева, сразу ухватив за грязтю, когтистую лапу-руку.
Там, где я готова была учинить свои суд с расправой, раздался истерический визг. Кукловод отчаянно дергался в железных тисках моей воли и причитал-рыдал-клялся' «Не я! Не я! Не я!» – и тыкал своим коготком куда-то вбок.
Я на мгновение замерла, прислушиваясь к своим ощущениям.
А и правда! Воля пойманного мною образца нечисти фосфоресцировала не тем оттенком, который присутствовал у зверья, по-прежнему идущего и идущего вперед, – кромсая, разрывая, комкая по пути куски человеческого мяса.
Вспомнилось, что в слежке за нашим караваном участвовало два вида шпионов. И пожалуй, пойманный сейчас экземпляр был тем первым, сравнительно безобидным, который только наблюдал. Нападал же второй – тот, который устроил засаду с поваленной елью.
Быстрее молнии вернулась я к карете – которую уже грызли, царапали, кусали снаружи, пытаясь добраться до меня и моей Филуманы. Заглянула в залитые кровавой ненавистью бессмысленные глаза первого попавшегося кабана и устремилась вдоль уже этой ниточки.
И тут я не раздумывала.
Удар, нанесенный мною, был такой силы, что гнусная тварь перекувыркнулась в воздухе прежде, чем расплющиться о неровные своды карстовой пещерки, где она нашла себе пристанище. Оглушенная и почти уже ничего не соображающая тварь еще пыталась встать на свои кривые ножки, когда второй мой удар буквально взорвал ее черепную коробку изнутри.
