Сильные - Олди Генри Лайон (бесплатная библиотека электронных книг .TXT, .FB2) 📗
Мне представилось, как губы светлой Айысыт складываются в улыбку. Грустную-прегрустную. Аж в носу защипало.
– Мы давно не виделись, Ахтар.
– Давно, Сарын.
– Я, считай, нашел тебя заново. И вижу, что не нашел, а потерял. Где та Ахтар, которую я знал?
Да вот же она, едва не крикнул я. Вот! Рядом с тобой на бревне сидит!
– Где я, Сарын?
– Да, где?
– В каждой роженице.
Богиня расправила плечи. Сбросила усталость, как грязную шубу:
– В каждом новорожденном. В каждом его крике!
– Допустим, – вздохнул дядя Сарын. – Красиво сказано, и даже правда. Скажи мне, Ахтар: ты еще способна принять роды?
– Спроси у своей жены!
– Спрошу позже. Усохни, Ахтар, и ответь мне еще раз, по-человечески: ты способна принять роды? По-настоящему?
– Идиот. Кретин. Безмоглозлый надоеда. Я приняла роды у Сабии самым настоящим образом. Было кровотечение, но я его вовремя остановила… Как видишь, не разучилась.
– Ну хорошо, приняла. Я тебе благодарен – ты даже не представляешь, как! И точно так же ты не представляешь, как приняла эти роды. Умение у тебя осталось, не спорю, но знание ушло.
– Чепуха! Я знаю, я отлично знаю…
– Знаешь? Какие у Сабии были осложнения? Как ты с ними справилась? Сможешь объяснить? Передать свои знания другому? Научить тому, что умеешь?
Ахтар Айысыт долго молчала – совсем как Мюльдюн, когда брат обдумывал ответ.
– Говорю тебе, кровотечение. У Саб было кровотечение. И еще узкий таз. Дети с трудом выходили. Я помогла. Справилась!
– Какое у нее было кровотечение? Гипотоническое?
– Отстань!
– Преждевременная отслойка плаценты?
Дядя Сарын ждал, и зря. Светлая Айысыт как воды в рот набрала.
– А я ведь даже не врач, Ахтар. Так, нахватался по верхам… Ты спасла Саб и детей, но объяснить, как ты это сделала, уже не можешь. Ты везде и нигде. Ты умеешь, но не осознаешь свои навыки. Тебе это даже не интересно. Ты – светлая Айысыт, и тебе это нравится. Не спорь, нравится. Слышишь, храпит? Ему тоже нравится быть исполином. Я бы попросил тебя усыхать почаще, но, боюсь, уже поздно. Да ты и не станешь…
Я собрался с силами, ухватил себя за шкирку и потащил прочь. Не для твоих ушей этот разговор, Юрюн-боотур! Уши горели, но противились: ловили каждый звук. Храп Уота прервался, и я успел услышать:
– Ты прав, Сарын. Поздно.
– Жаль.
– Сам знаешь, как мы здесь выживаем.
– Выживать можно по-разному, Ахтар. Можно так, что перестаешь жить.
Тут Уот захрапел пуще прежнего.
5. Дорога в небо (продолжение)
– Мюльдюн, что это?
Брату надоело гнать сани. Он придержал свое облако, и я на Мотыльке вырвался далеко вперед. Пришлось возвращаться. Теперь Мотылек идет легкой рысью бок о бок с Мюльдюновыми санями. Во время скачки я ничего по сторонам не замечал: все вокруг размазалось ровным слоем, так быстро мы неслись.
А сейчас замечаю.
В стене, в трех шагах от нас – вход в другое ущелье, поу́же. Оно рассекает скальную твердь сверху донизу. А это что? Коновязь?! Из черного камня вырастают три золоченых столба, украшенные затейливой резьбой: два справа, один слева от входа. На вершине каждого – по орлу с раскрытым клювом. Орлы здо́ровские, лучше живых! Глаза зеленью горят – точь-в‑точь огоньки на нашем камельке. Или у мастера Кытая в Кузне. Или на железных колыбелях в Елю-Чёркёчёх…
– Вход. На Третье небо.
Точно! Мог бы и сам догадаться. Три столба – Третье небо, ясное дело. Выходит, два мы уже промахнули?
До следующего неба едем молча. От скуки я глазею по сторонам, хотя любоваться в Сиэги-Маган-Аартык нечем. В стенах время от времени попадаются круглые штуки – вроде мутно-белых глаз. Замуровали адьяраев-одноглазов, вот бельма наружу и торчат. Ага, четыре столба. Резьба другая, на верхушках вместо орлов – совы. Четыре сидят, а одна, живая, из ущельица вылетает. Я сразу понял: никакая это не сова. Здоровущая, с кобылу величиной, и белая-пребелая, аж глазам больно. Удаганка [34] в облике, вот это кто. Для удаганки в птицу превратиться – обычное дело.
Сова делает круг над нами, поднимает ветер могучими крыльями. Мюльдюн машет ей рукой. Узнал? Или просто из вежливости? Я на всякий случай тоже машу: рука не отвалится, а удаганке приятно будет. Сова ухает – наверное, здоровается – и уносится прочь. Вскоре она превращается в пятнышко, в едва различимую точку на солнечном круге. Вот, исчезла. Будто в солнце нырнула. Знаю, это только так чудится, но все равно жутковато. Как представишь: ой-боой, в солнце!..
Нас догоняет гонец. Не Кюн Эрбийэ, другой. Я оглядываюсь на стук копыт и вижу вихрь. В нем проступает всадник. Поравнявшись с нами, всадник придерживает коня:
– Доброй дороги!
– Доброй дороги!
– Пусть расширится…
Все, вихрь. Умчался.
– Неважно выглядишь, Юрюн.
Дядя Сарын мне сочувствовал. Сам он, кстати, тоже выглядел не ахти. Три дня застолья с Уотом мало кто осилит. Я, например, не осилил. Ближе к вечеру меня сморило. Вот только что «Уруй!» кричал – и вот уже утро. Лежу в постели, под одеялом, в окно солнышко заглядывает. На щеке – щекотное тепло. То-то Уот, небось, потешался, когда я прямо за столом свалился! Хорошо, что я не слышал…
Уот, кстати, ночью уехал. Исчез по-тихому, ни с кем не попрощался. Мы на двор вышли – ни адьярая, ни арангаса. Ой, счастье привалило!
– А вы как новенький, дядя Сарын.
Мы сидели на бревне. Ну, на том самом, только вместо ночи – день, а вместо светлой Айысыт – я. Хлебали из туесков простоквашу с тертой клюквой. Баранчай принес, здоровье поправить.
– Честный парень, – дядя Сарын кисло ухмыльнулся. – Учись врать, дружок, пригодится. Надеюсь, этот подземный балбес теперь нескоро объявится.
– А вы ему правда дочку в жены обещали?
Скверный вопрос. Обидный. Все три дня он у меня на языке вертелся. Я крепился. Не задавать же его при Уоте?
– Правда, – вздохнул Сарын-тойон. – Сглупил. Уот тогда получше был. Усыхал чаще, мы с ним встречались, разговаривали. Я ему на дудке играл. Он, когда усохший, славный парень. А сейчас – сам видишь…
– А как он узнал, что у вас дочка родилась?
– Учуял.
– Как это – учуял?
– Как звери чуют.
– По запаху?!
– И по запаху тоже. Роды он учуял. А я еще к Ахтар воззвал, она явилась… Такое далеко слыхать. Когда Уот – боотур, у него ума мышь наплакала. Зато все чует, все слышит.
Ну да, верно: светлая Айысыт дядю Сарына услышала, а Уот чем хуже? Она – за три неба, он – из-под земли. Это я понимаю.
– Дядя Сарын, а вот вы говорили: сила есть – ума не надо…
– Запомнил? Молодец.
– Это и у адьяраев, и у айыы?
– Скажем проще: это у боотуров.
– Кроме силы у нас ведь еще… Ну, всякое есть, верно? Уот роды учуял, а я стреляю здо́рово. Ворону в глаз – бац! Это ведь не сила, это меткость?
– Продолжай.
– А нельзя так, чтобы и сила, и чутье, и меткость, и умным остаться?
Мог бы, надавал бы себе по шее. Знаете, как дядя Сарын огорчился?
– Ну ты бьешь! Ну ты и бьешь, Юрюн-боотур! В самую мякотку! Ах, если бы! Увы, дружок, не получается. Мы ведь именно этого и хотели. Просто забыли, дурачьё: за все приходится платить. Тебе ведь нравится быть боотуром? Страшная это штука: нравится…
Ничегошеньки я не понял, чего они хотели, и кто такие «мы». А переспросить постеснялся. Нет – значит, нет. Буду расширяться, только когда очень уж приспичит, и усыхать поскорее. Дядя Сарын дурного не посоветует. А то сделаюсь как Уот: однорукий, одноногий, одноглазый, а тупой – ужас! Семью, правда, любит, родственников…
– Есть еще такая штука, – он подслушал мои мысли. – Называется сила воли. На нее одна надежда. Взять, к примеру, твоего брата Мюльдюна…
– Эй, Юрюн!
– Чего?