Разорванное небо - Бирюков Александр Викторович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Улыбчивый парень ловко освободил ноги Корсара от пут (усатый в это время придирчиво проверял, надежно ли связаны руки) и не церемонясь, пинками заставил подняться. Потом чуть было не завязал ему глаза какой-то замызганной тряпицей, но мрачный македонец его отговорил, на вполне понятном для летчика языке пояснив, что это излишняя предосторожность. «Мразного руса» все равно прирежут еще до вечера. Улыбчивый легко согласился, и Корсару это не слишком понравилось. Взамен повязки усатый накинул ему на шею свернутый в петлю узкий сыромятный ремень. Накинул и тут же без предупреждения и лишних эмоций секунд на сорок перекрыл Корсару кислород. Наверное, для демонстрации своего всесилия.
А потом снова началось восхождение, на сей раз больше похожее на кошмарный сон. Кружилась голова, разбитые губы превратились в пухлые оладьи. Ему приходилось карабкаться по склону со скрученными сзади руками и удавкой на шее. Он еле переставлял ноги, стараясь не оступиться, а стоило поднять глаза от земли, взгляд упирался в отобранную у него винтовку, перекинутую за широкую спину болгарина, обтянутую в его же, Корсара, собственную куртку. Сзади отвратительно сопел македонец. Летчик в очередной раз споткнулся и неловко, не в силах помочь себе руками, завалился на бок. Тут же подскочил македонец, и удавка снова стиснула горло, отнимая дыхание. Корсару пришлось подняться и лезть дальше. Он чувствовал, что ненавидит эти горы, небо, лес, траву, ненавидит каждый камень под ногами, этих полудиких партизан, которых с их «теплым приемом» надо было беречься пуще американцев, а он-то, дурак, суетился, встречи с ними искал.
Но больше всего он ненавидел деда Николу. Старый хорек! Знать бы все наперед, Андрей задавил бы его голыми руками. Но сначала бы выведал, где он живет, пристрелил бы его кляч, сжег хату, разорил бы начисто все его хозяйство и пустил под откос телегу. Должна же у него быть телега!
Наконец они добрались до места назначения. Это было впечатляющее, крупное, но обветшалое строение. Сложенные из неотесанных валунов, его стены до половины вросли в склон горы, а плоская земляная крыша буйно заросла кустарником. Воздуха здесь не хватало и без удавки. Должно быть, конвоиры затащили его поближе к небу еще километра на полтора, а если считать от уровня моря, то и на все три.
При ближайшем рассмотрении здание вовсе не выглядело руиной, вид его был вполне обжитой и ухоженный. Из дверного проема, такого низкого, что всякому входящему-выходящему явно приходилось кланяться едва ли не в пояс, показался черноглазый и светловолосый молодец лет двадцати в аккуратном бундесовском камуфляже. Он с интересом осмотрел избитого и связанного пленника, подошел поближе и, достав из бокового кармана маленький никелированный пистолет, приставил его к голове летчика.
«А вот это уже профессионал, – мелькнула мысль в голове Корсара. – Неужели все?!» – Зачем было служить американцам? – с сожалением в голосе спросил «бундес» на неожиданно приличном русском и спустил курок. Боек щелкнул вхолостую, и все трое, не исключая усатого, весело заржали.
«Балканская шутка. Бамбармия киргуду.» – подумал, сжимая зубы, сумевший не зажмуриться Корсар.
– Дошыл дедо Никола, – обратился новоявленный головорез к конвоирам летчика. – Апостол вече знает. Заповед: да го хвырлете в затвора. После ште се разберем с него!
Через минуту Корсар узнал, что «затвором» у них называется крошечный каменный пенал, пристроенный к гайдуцкому дому сбоку. Хотя сердобольный паренек в камуфляже и снял-таки с уже онемевших рук пленника ремни, Андрею все же пришлось приложить максимум усилий, чтобы врубиться в осклизлую стену не головой, а хотя бы плечом. Добравшись наконец до места своего заточения, он упал на жидкую соломенную подстилку. Набухшая от сырости мощная дубовая дверь за ним тут же захлопнулась, и он услышал, как лязгнул внушительный кованый засов, за которым, наверное, дожидался смерти еще какой-нибудь турецкий ага. Стало темно и тихо. Корсар помассировал ноющие руки и растянулся на спине. Тело настоятельно требовало отдыха и покоя…
– Эй, рус! Выходи!!
Когда засов заскрежетал снова. Корсар вздрогнул и неожиданно понял, что проснулся. Он спал и проспал, может быть, последние часы своей жизни…
Что же, будь что будет. Андрей потянулся, чувствуя, что на удивление неплохо отдохнул. И голова вроде перестала кружиться. Корсар несколько раз глубоко вдохнул, прогоняя остатки сна, покрутил шеей, размял плечи и шагнул к отворившейся двери, заранее щурясь в ожидании яркого света.
Первым, кого он, проморгавшись, сумел разглядеть, был… вот это номер! Бармен из того самого, недоброй памяти «хотела». Обознаться было невозможно. Все такой же перепуганный, в той же, только более мятой рубашке с галстуком-бабочкой, он уставился на Корсара, как на живое привидение. Бабочка в этой глуши смотрелась особенно нелепо. Усмехнувшись про себя, Андрей поглядел на бармена в упор, и тот стал белее собственной рубашки. Летчика кольнула совесть. Похоже, теперь он будет являться несчастному бармену в кошмарах. Пребывание в узилище определенно прибавило Корсару сил, но не благообразия.
Рядом с барменом стоял незнакомец, высокий худощавый мужик. Вид у него был донельзя хозяйский. «Главарь», – догадался Корсар, разглядывая властную осанку и резкие черты гладко выбритого, вполне интеллигентного лица.
– Той ле е? – строго спросил незнакомец бедного бармена, указав на летчика длинным стволом исцарапанного «парабеллума».
– Той е, той!! – мелко закивал прислужник Бахуса. – Той, господине доцент, сигурно той!
Корсар с искренним интересом ждал продолжения. «Парабеллум» медленно перекочевал в потрескавшуюся от старости кобуру, и вслед за ним как по команде опустились стволы автоматов. Стволов было много, и находилось оружие в руках тех, кто составлял маячившую за спиной главаря маленькую толпу. Андрей узнал усатого улыбчивого болгарина и белобрысого шутника, рядом с которым пристроился в «положении для стрельбы с колена» еще один парень в таком же камуфляже, но смуглый и черноволосый, как цыган.
Несколько пар глаз напряженно буравили Корсара. Он почувствовал, что нервничает, и заставил себя расслабиться. Один только главный смотрел мимо, куда-то вдаль. Нарочито медленно обернувшись к своим воякам, он коротким жестом подозвал усатого.
– Димо! Вземи бармена, сложи му маската и закарай го обратно в Мелник. Аз ште проверя!
– Добре, апостоле! – македонец по-строевому приосанился и взял бармена за плечо. – Ке одимо, Илие!
– Благодаря! Благодаря, господине доцент, – подобострастно и одновременно радостно закланялся бармен. Кажется, он был безмерно счастлив, что его отпускают живым. Корсар его понимал. Уже уходя, тот замедлил шаг и обернулся.
– След войната заповядайте пак при нас в барче, господине доцент! Ште ви направя вашие любим коктейль…
Может, он хотел сказать что-то еще, но усатый Димо бесцеремонно дернул его за руку, и они скрылись между деревьями. Корсар терпеливо ждал, оценивая обстановку. Главарь со странными кличками «апостол» и «доцент» (здесь что, «Джентльменов удачи» тоже смотрели?) вслед за барменом отпустил большую часть своих людей. Остались только трое. Камуфляжники и маленький, какой-то заскорузлый мужичок с длиннющей магазинной винтовкой, снабженной допотопного вида оптическим прицелом, похожим на подзорную трубу. Они не очень обращали на него внимание. Этим можно бы воспользоваться. Прыжок вперед, выпадом в кадык или в висок выключить главаря, мужичонка получит ногой в пах и отлетит на дальнего автоматчика. А дальше – как получится. У Корсара зародилось предчувствие, что все еще может закончиться благополучно.
Пока он раздумывал, главарь приблизился, легко ступая по траве в этой своей национальной обуви из мягкой кожи, и по-дружески протянул ему руку.
– Вы свободны теперь, господин пилот. Корсар испытующе заглянул в глаза внезапно подобревшему вожаку то ли местных партизан, то ли просто бандитов и не прочел в них ничего. Затем, вдруг вспомнив разбитый затылок, не стал отвечать на рукопожатие и демонстративно убрал руки за спину Впрочем, «апостола» это не смутило. Чтобы рука неловко не повисла в воздухе, он просто по-приятельски взял летчика за локоть.
