Магия в крови - Новак Илья (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Ивар не ответил, задумчиво крутя ножик в пальцах.
– А завещание это, оно-то зачем? – продолжал Одлик. – Что с него толку?
– Сжечь, – отрезал Ивар.
Шарпа покивал и пояснил Одлику:
– Ты не слыхал, потому что на стене тогда был. Госпожа Лара прочла, что там в завещании написано, при всех. Ключница, управляющий, лекарь, кузнец, дворовые, служанки. Все слышали. Когда…
– Когда в Форе успокоится и мы туда вернемся, – заговорил Ивар, и монах умолк, – Приорат подтвердит подлинность…
– Да как же он подтвердит? – не сдавался Одлик.
– По пощщерку, – сказал Шарпа.
– Подчерку, – поправил Ивар. – Старик служил в Приорате, там имеются какие-нибудь документы, написанные его рукой. Приорат подтвердит, что завещание написано им и… – Господин вонзил ножик в столешницу. – Этот Вач, как он?..
Монахи вновь переглянулись.
– Справный боец, – протянул Одлик. – В обители Вач, пожалуй что, лучшим был. Настоятель наш, я сам слыхал, говорил как-то про него: счастье, что он так же глуп и верен, как силен и ловок.
– Но вы двое с ним справитесь?
– Тяжелое дело, господин. Могем и не справиться. Что скажешь, Шарпа?
Тот кивнул.
– Вач – он такой, боевитый. Нет, вдвоем мы, пожалуй, его одолеем. Хотя опасно это, опасно. Можем не сладить.
– Так что, еще люди вам нужны?
– Троих бы в помощь, господин. А то и четверых.
Ивар задумался, щелкая пальцем по рукояти торчащего из стола ножика.
– Кузнец, конюх и его сын, – сказал он наконец. – Я их знаю, они что угодно сделают, только денег им пообещай. Ладно, поговорю с ними сейчас. Как выйдете – найдете всех, скажите, чтоб сюда шли.
– Кузнец здеся, на стене караулит, сегодня его черед. А конюх с сынишкой вроде в селении остались? – спросил Одлик у Шарпы.
Ивар сморщился.
– Так побежишь сейчас за ними! Приведешь сюда, и побыстрее, пока они там не напились.
– А потом как, господин? После всего – что ж нам, убегать да прятаться?
– Зачем же. Завтра скажете всем, что на замок налетела стая людосов, как раз когда госпожа Лара со слугой гуляли по крыше паласа. Мол, вы отговаривали, да она захотела туда подняться. Вы ее охраняли, сражались с чудищами, но… И если от Вача у вас раны останутся – совсем хорошо. Скажите: вот как нас чудища потерзали. А мы все подтвердим.
– И остальные господа подтвердят?
Ивар кивнул.
Шарпа поднялся с лавки, задумчиво поглядел на камин. Взгляд скользнул по Дуку, сидящему сбоку на полу, и монах повернулся к господину.
– Ежели еще трое, значит… – сказал Шарпа.
Одлик вскинул голову:
– А и правда! Одно дело на двоих делить, совсем другое – на пятерых…
Руки молодого монаха лежали на столе, и господин Ивар, выдернув нож, вдруг ткнул лезвием в жилистое запястье.
– Ай! – Одлик вскочил, перевернув лавку. – Вы что это!..
– Полсотни монет! – зашипел на него Ивар. – Полсотни золотом вам даю, чтоб двоих порезать, а ты, щенок, осмеливаешься больше требовать? Если вам еще люди нужны, так это ваша беда, а не моя. Ты, Одлик… глупец! Не разевай больше при мне рот, понял? Чтоб ни слова больше от тебя! – пока он говорил, монах медленно отходил от стола, потирая запястье. Шарпа молча наблюдал за происходящим.
– Слушайте оба, – сказал Ивар, успокаиваясь. – Вас будет пятеро, так? Кто сказал, что все живы останутся? Если этот Вач так силен, как вы говорите, так он запросто троих сможет порубить. Троих, ясно? А двое лучших бойцов выживут. Поняли? Все поняли, спрашиваю?
– Как не понять, ваша милость, – откликнулся Шарпа. – Троих Вач зарубит, а не зарубит, так мы… – он умолк и поглядел на Одлика.
– То-то. Теперь ты, Шарпа, веди ко мне кузнеца. Если замок на полночи без дозорного останется – ничего, переживем. А ты, Одлик, беги в селение, разыщи конюха с сыном и тащи сюда. Да быстро, темнеть скоро будет! Если они пьяные, водой их из реки облей. Этой ночью вы все должны сделать, ясно?
Очень хотелось хлебнуть «травяной крови»: у Дука пересохло горло, а кожу на лице стянуло к носу и губам так, что того и гляди пойдет трещинами. И еще было ощущение, будто язык распух и не помещается во рту.
Сглатывая, он выскочил из паласа. Он-то думал сделать все следующей ночью, подготовиться как следует, а тут такое…
Жиото пробежал через пустой двор, сунулся в конюшню – там Барда Бреси не было, – заглянул в дом с кухней… и здесь нет ваганта! Из раскрытого люка подпола донеслось звяканье. Встав на колени, он заглянул туда. Ключница Бруна что-то переставляла на полках вдоль стены, осторожно пробираясь между стоящими на земляном полу жбанами и кувшинами. Дук спрыгнул и выпрямился. Бруна оглянулась, подозрительно вытаращилась на пустое место, от которого только что донесся приглушенный шум. На ключнице было драповое платье и теплый шерстяной платок, перематывающий крест-накрест грудь и плечи, завязанный узлом на спине. На левом боку из-под платка свисало железное кольцо с ключами.
Она что-то пробормотала и повернулась к Жиото спиной. Дук шагнул к ней, когда ключница потянулась к верхней полке, осторожно взялся за кольцо.
И тут же получил локтем по уху – Бруна развернулась, пихнула его, визгливо выкрикнув:
– Я тебя слышала, ты где прячишьси… – и замолчала, прижимая связку к боку, растерянно крутя головой.
Дук особо и не надеялся стянуть ключи вот так легко. Перед тем как взяться за кольцо, он высвободил посох из петель на поясе. Убивать тетку надобности не было, и Жиото с размаху стукнул ее тупым концом по лбу.
И смекнул, что упустил кое-что важное: в драке широкие рукава задираются, обнажая руки. Вряд ли Бруна поняла, что это мелькнуло в воздухе перед ней, но движение увидала и, заорав дурным голосом, отпрянула, так что посох лишь скользнул по лицу. Она всем телом ударилась о стеллаж, содержимое полок посыпалось сверху. Не дожидаясь, пока глупая баба подымет шум на весь замок, Дук сорвал деревянную трубку, крутанул посох, вонзил клинок в грудь Бруны, навалился всем телом, всаживая поглубже, и отпрянул.
Стоя спиной к стеллажу и держась за полки широко расставленными руками, ключница запрокинула голову, сипя, стала заваливаться вперед, увлекая полки за собой. Дук, бросив посох, уперся в стеллаж. Пальцы Бруны соскользнули, она упала лицом вперед, разбила большой жбан и осталась лежать среди черепков и лужи густой сметаны, которая, как оказалось, была в посудине.
