И вспыхнет пламя - Коллинз Сьюзен (книги хорошего качества txt) 📗
Капитолийцы слюной исходят по этому мальчику.
Благодаря юному возрасту, поначалу его на год или два оставили в покое, но уже с шестнадцати лет Финник присутствует на каждых Играх, и толпы поклонников таскаются за ним по пятам. Правда, никто не пользуется его благосклонностью долгое время. В течение своего ежегодного визита он успевает четыре-пять раз поменять окружение. Неважно, стар человек или юн, миловиден или уродлив, богат или беден – Финник проводит с ним какое-то время, принимает экстравагантные подарки, но никогда не задерживается и не возвращается.
Весьма вероятно, это один из самых потрясающих и желанных людей на планете, хотя, честно сказать, меня он совершенно не привлекает. То ли слишком красив, то ли слишком доступен, а может быть, его чересчур легко потерять.
– Нет, спасибо, сахару не хочется. А вот примерить когда-нибудь твой костюмчик я бы не отказалась.
На Финнике – золотая сеть, умышленно завязанная узлом возле паха, так что парень не сказать, чтобы вышел на люди голым, но весь открыт перед публикой. Видимо, стилисты решили: чем больше плоти увидит зритель, тем выгоднее.
— А ты меня просто пугаешь в этом новом обличье. Что стало с милыми девичьими платьями? – спрашивает он и проводит языком по губам. Представляю, как это сводит с ума других людей, однако перед моими глазами тут же встает старый Крей, пускающий слюни при виде нищих голодных девушек.
– Я из них выросла.
Финник тянется к моему воротнику и потирает материю между пальцами.
– Не повезло тебе с этой Квартальной бойней. Могла бы пожить в Капитолии припеваючи: украшения, деньги, все, что душа попросит.
– Украшения терпеть не могу, а денег и так девать некуда. Кстати, на что ты потратил свои?
– Ну, такие банальные мелочи меня давно уже не занимают, – отмахивается он.
– Чем же люди расплачиваются за счастье лицезреть тебя рядом с собой? – осведомляюсь я.
– Тайнами, – отвечает Финник вполголоса и наклоняет голову, едва не коснувшись губами моего уха. – А что скажешь ты, огненная Китнисс? Есть у тебя секреты, достойные моего внимания?
Это глупо, но я почему-то краснею. Пытаюсь вернуть себе самообладание и шепчу:
– Нет, я открытая книга. Кажется, люди узнают мои секреты раньше меня самой.
Юноша улыбается.
– Увы, сдается мне, так оно и есть. – И быстро отводит глаза. – Пит идет. Жаль, что из-за Игры сорвалась ваша свадьба. Представляю, как ужасно ты себя чувствуешь.
Забросив еще один кубик сахара в рот, Финник беззаботной походочкой удаляется.
– Что ему понадобилось? – интересуется Пит, одетый и разукрашенный мне под стать.
Я тянусь губами к его лицу, томно приопускаю ресницы и самым что ни на есть обольстительным тоном мурлычу:
– Он предложил мне сахара и хотел выведать все мои тайны.
– Да ладно тебе, – смеется напарник.
– Нет, правда. Потом расскажу подробнее, а то сейчас у меня по коже мурашки бегают.
– Как по-твоему, – вдруг произносит Пит, оглядываясь по сторонам, – если бы только один из нас победил, сегодня он был бы здесь, участником этого жуткого маскарада?
– Разумеется. Особенно ты, – вырывается у меня.
– Почему – особенно? – улыбается он.
– Потому что у тебя слабость к красивым вещам, а у меня ее нет, – снисходительно поясняю я. – Капитолий сумел бы тебя заморочить, а там и купить навсегда.
– Чувство прекрасного – это еще не слабость, – возражает Пит, – Разве что в случае моего к тебе отношения...
Слышится музыка. Широкие створки дверей распахиваются, и первая колесница выезжает под рев толпы.
– Готова? – Пит подает мне руку, чтобы помочь взойти на повозку.
Я поднимаюсь и втягиваю его за собой.
– Постой-ка. – Поправляю ему корону – Видел свой костюм включенным? Мы снова всех поразим.
– Это точно. Но Порция говорит, нам нужно быть выше этого. Не махать руками, ничего такого не делать, – предупреждает он. – Между прочим, где наши стилисты?
– Не знаю, – отзываюсь я, окидывая взглядом процессию. – Может лучше, проедем вперед и включимся?
Мы так и поступаем. В ту же минуту зрители поднимают шум, начинают показывать пальцами, и я понимаю: мы снова станем легендой Открытия. Двери все ближе; вытянув голову, оглядываюсь вокруг, однако не замечаю ни Цинны, ни Порции, а ведь в прошлом году они были рядом с нами до самого выезда.
– За руки нужно держаться? – спохватываюсь я.
– Думаю, это решили оставить на наше усмотрение, – отзывается Пит.
Я смотрю в эти голубые глаза, которые, сколько краски ни наложи, не станут смертельно опасными, и вспоминаю, как еще год назад собиралась убить его. Думала; Пит мечтает о том же. И вот как все изменилось. Теперь я сделаю все, чтобы он остался в живых, даже ценой моей собственной жизни, А все же внутри нет-нет и раздастся трусливый голосок: хорошо, что рядом он, а не Хеймитч. Наши руки сами собой сплетаются. Какие могут быть споры! Конечно же, мы пройдем через это вместе, мы – единое целое.
Колесница врывается в предвечерние сумерки, и в тот же миг гул толпы перерастает в восторженный визг. Но ни один из нас даже ухом не поведет. Я напряженно смотрю куда-то вдаль, делая вид, будто нет ни публики, ни трибун, ни всеобщего сумасшествия. Разве что иногда бросаю взгляд на гигантские экраны вдоль трассы. Мы не просто красивы, мы – воплощение темной силы. Даже больше того: несчастные влюбленные из Дистрикта номер двенадцать, так много страдавшие и так мало радости получившие в награду, мы не ластимся к зрителям, не дарим улыбок, нам наплевать на воздушные поцелуи. Победители, которые не умеют прощать.
И мне это нравится. Наконец-то можно не притворяться.
Поворачивая на Большой городской круг, я замечаю, что кое-кто пытался украсть идею наших стилистов. Оснащенные лампочками костюмы трибутов из Третьего дистрикта, выпускающего электротехнику, хотя бы имеют какой-то смысл. Но для чего скотоводы Десятого, нарядившиеся коровами, нацепили пылающие пояса? Неужели чтобы поджариться? Жалкое зрелище.
А вот мы с Питом настолько великолепны в переливчатых углях, что даже трибуты глазеют на нас. Особенно парочка из Шестого, известная своим пристрастием к морфлингу. Оба – ходячие скелеты, обтянутые морщинистой желтой кожей. Огромные глаза не отрываются от нас, даже когда президент поднимается на балкон, чтобы всех поприветствовать на Открытии нового сезона. Звучит мелодия гимна, мы едем последний круг, и... Возможно, мне это мерещится? Или Сноу тоже не сводит взгляда с меня!
Дождавшись, когда за нами закроются двери Тренировочного центра, мы с Питом позволяем себе расслабиться. Цинна и Порция поздравляют с удачным началом. Появляется Хеймитч. Правда, сперва он подходит к трибутам Одиннадцатого дистрикта – говорит с ними, кивает в нашу сторону и наконец подводит к нам поздороваться.
Рубаку я помню – много лет подряд видела на экране, как он опрокидывает бутылку-другую в компании Хеймитча. Кожа темная, рост – около шести футов, одна рука заканчивается культей, Ладонь утрачена в схватке во время Игры, тридцать лет назад. Я уверена, победителю предлагали сделать протез, точно так же как Питу, когда пришлось ампутировать часть ноги, – но он отказался.
Его напарница Сидер, судя по цвету оливковой кожи и черным прямым волосам с серебристой искрой, похожа на обитательницу Шлака, разница только в золотисто-карих глазах. Несмотря на свои шестьдесят лет, она выглядит очень крепкой и, судя по виду, за эти годы не пристрастилась ни к алкоголю, ни к морфлингу, ни к иным искусственным способам бегства от действительности. Прежде чем кто-то из нас успевает сказать хоть слово, Сидер ласково обнимает меня. Знаю, это в память Руты и Цепа, и я невольно шепчу:
– Как семьи?
– Живы, – приглушенно бросает она и лишь потом разнимает объятия.
Рубака обхватывает меня здоровой ручищей и смачно целует прямо в губы. Изумленно шарахаюсь в сторону – и слышу довольный гогот Хеймитча.
В это время являются служители Капитолия и велят нам пройти к лифтам. Пожалуй, их раздражает панибратство среди участников, которым, кажется, наплевать на Голодные игры. Мы с Питом шагаем рука об руку, и тут кто-то нас догоняет. Девушка сбрасывает венок из веток с листьями, не заботясь о том, куда он упал.
