Битва Деревьев - Новак Илья (книги онлайн полностью txt) 📗
Всего на миг это отвлекло внимание Эльханта от происходящего в центре поляны, но за этот миг там кое-что изменилось. Если бы агач мог, он бы протер слезящиеся глаза. Позабыв о видении, он заморгал, пытаясь стряхнуть влагу, вглядываясь. Не живое Око на медальоне Брислана, не танцующие под деревьями друиды, не призрачный старец и обретшая вещественность музыка – нечто другое привлекло его внимание. Дымка слетела с трех деревьев, и теперь они стали видны четко и ясно. Были они тремя великанами, деревянными, покрытыми ветвями и листвой, – и в то же время с ногами, руками и головами; дуб стал невысоким и кряжистым, с черными волосами мужчиной, орех – светловолосым юношей, а ольха – женщиной, волосы которой сияли чистой зеленью молодой листвы. И хотя стояли они на месте, не шевелясь, но в то же время двигались; и хотя кроме музыки ничто не звучало над Корневищем – голос, льющийся отовсюду, из каждого дерева, каждой травинки, камешка, комка земли и капли воды, голос, полный сверхъестественной подлинности сгустившегося над тайной поляной бытия, голос самого Мира Деревьев говорил…
В темноте Великой Пустоши жил Мадред. Не было тогда времени – ничего не было. Бесцельно слонялся он, и там, где шел, в круге рядом с ним всегда царили тишина и спокойствие, но по сторонам дули ветра беспорядка, неслась пыль времен. И не было верха, не было низа, лишь Пустошь, по которой ходил Мадред, а над нею – мрак первозданный, непроницаемый для взора. И сторон не было, ибо везде в Пустоши все было одинаково, поэтому не было Пределов, ни севера, ни юга, ни востока, ни запада. И не было расстояния, потому не на что было смотреть Мадреду, ничего он не видел, даже себя, и не мог сравнить и понять, что вот здесь он, а вон там – нечто другое. И чувств не было, потому что не было никого, кроме Мадреда, и не к кому ему было испытывать чувства, даже к себе: ведь он никогда не видел себя и не ведал, что есть у него имя. И первое, что познал Мадред, была скука, ибо было скучно ему бродить одиноким сознанием по Пустоши – ведь ничего не было, и света не было, и верха не было, и расстояния тоже не было, и сторон, и чувств. Тогда вытащил Мадред из глазницы свое правое око, чтобы с его помощью поглядеть на себя со стороны. Сверкнуло око и превратилось в Круг, Круг золотой, Круг из золота, испускающий свет. Озарил тот Мадреда, и понял он: вот я, Мадред, это имя мое, а вот ноги мои, и вот – руки, а вот чрево, и грудь моя, и все это – тоже я, и есть внутри и снаружи, потому что я – внутри себя, а все остальное – снаружи… Надел Мадред на палец Круг золотой, но все равно было скучно ему. Тогда он отделил свой мизинец на левой руке и сотворил из него деву Мара Гван. Отделив мизинец, узнал он, что такое боль, но еще узнал, что такое радость – ведь появилась Мара Гван. Дева часто отходила от Мадреда, и так понял он, что если удаляется она, то он перестает видеть ее, и узнал, что есть расстояния. И тогда Мадред отделил свой безымянный палец на правой руке и сотворил юношу, и назвал Артаром. И была прекрасна Мара Гван, и Артар был статен и силен, выше и сильнее самого Мадреда. Вскоре Мара Гван и Артар полюбили друг друга, но и Мадред полюбил Мару, потому что понял, что если есть кто-то другой, то есть и чувства, и могут они быть разными, узнал он, что такое любовь и что такое ненависть, поэтому полюбил Мару Гван и возненавидел Артара. Иногда отходили они от Мадреда вместе, а иногда расходились в разные стороны, и так понял он, что есть стороны, вот эта лежит по правую руку, а вон та – по левую, а еще есть то, что сзади, и то, что спереди. Как-то, когда Артара не было рядом, познал Мадред, что такое похоть, и возжелал сделать Мару Гван своей. Но Мара не согласилась и сказала, что будет лишь Артаровой. Тогда Мадред познал, что такое ярость, и толкнул деву. Мара Гван упала, ударилась оземь, глаза ее закрылись, и выросло из нее Высокое Древо. Пробило оно мрак над Пустошью, и познал Мадред, что есть верх, а есть и низ, а еще понял, что есть жизнь, а есть смерть. Умерла Мара, плоть ее стала древесиной, и кровь ее стала соком, а ноги ее стали корнями. Мадред увидел приближающегося Артара и познал, что такое страх, ибо понял, что тот не простит ему смерти возлюбленной, и в страхе полез от него на Высокое Древо – ибо отныне мог двигаться не только влево, вправо, взад или вперед, но так же вверх или вниз. Увидев, что случилось, преисполнился ярости Артар и полез следом. Он хотел догнать Мадреда, полз быстро, раня руки о кору Древа. Только на вершине настиг он Мадреда и схватил за палец, на который было надето Кольцо золотое, и толкнул так, что палец оторвался, и Мадред упал вниз, а Кольцо золотое взлетело вверх и стало Солнцем. Озарило оно Великую Пустошь, изгнав из нее ветра беспорядка, оживив пыль времен. И в ясных лучах увидел Артар, что там, где кровь из его ладоней капала на кору, проросли листья, а там, где пот с его чела капал на ствол, пророс мох. Падая, Мадред ударялся о ветви, пока не достиг земли у корней Древа. Кости его лопнули и стали камнями, и плоть его стала землей, а корни Древа ушли в глубину, и вены Мадреда стали пещерами меж корней, узкими пещерами страны мертвых, полными вязкого смрада. Артар, глядя на ветви, закричал в тоске: "Где же ты, прекрасная Мара Гван?" И услышал далекий голос, исходящий будто бы из Древа: "Здесь я, любимый. Тело мое стало стволом, и ноги – корнями, и руки мои теперь ветви, и каждая ветвь – мир, и каждый лист на них – чья-то душа. А внутри меня – потаенная страна, чудесная Тар-Нат-Вог, сердце мое, где обитаю я. Приди же ко мне, Артар, возлюбленный мой!" На вершине Древа раскрылась трещина, подобная женскому лону, и Артар провалился внутрь. А из тела Мадреда с тех пор вырывается смертный дух, испражняемый вечно гниющей плотью, землей, что подпитывает Высокое Древо: то Ветра Случаев дуют вдоль ствола, сотрясая ветви. Раскачиваются они, содрогаясь, касаются друг друга, переплетаясь иногда, и каждая – мир, и листья колышатся, те, что крепче, удерживаются дольше, а другие сыплются вниз, падают наземь, исчезают в ней. Ствол Древа – копье судьбы, соединяющее три Туата; корни его – Туат Мертвых, ветви – Туат Миров, а вершина его – Туат Небес. Стал Мадред землей для корней Высокого Древа, плоть Мадреда питает Его.
Голос смолк, и лишь после этого Эльхант понял, что принадлежит он тому, кто волочит его, все еще связанного, к колодцу меж трех деревьев. Крепкие пальцы Брислана сжимали стянутые за спиной запястья агача, так что тот, согнувшись, касался земли коленями и головой. Эльхант увидел позади валяющийся на земле кол, возле которого сидел раньше, затем мелькнули костры – и оллам, легко подняв его, боком положил на один из камней, окружавших колодец. Три древа, в чьих деревянных чертах угадывались лики Вечных, высились вокруг. Брислан поднял серп и резко опустил на шею агача. Но Эльхант, хоть тело его, сведенное судорогой, почти окаменело, а разум все еще сковывали цепи, звеньями которых были слова, которые произносил колдовской голос Брислана, шевельнулся на краю колодца, чуть сдвинул голову – и серп не перерезал шею, но лишь чиркнул по горлу. Брызнула кровь – капли ее упали во мрак колодца.
– Вечные! – вскричал Брислан, и омела на его шее расцвела золотым огнем. Эльхант зажмурился, потому что три молнии сорвались с нее и ударили в Артара, Мару и Мадреда. И когда он раскрыл глаза, эти трое изменились: колдовской огонь будто в одночасье состарил их, превратив из могучих деревьев в древние, умирающие растения. Кора сморщилась, покрывшись трещинами и складками, ветви поникли, листья пожелтели, но главное – теперь их от оснований до крон плотно, будто коконом паутины, окутывали заросли омелы. А потом в центре полупрозрачным силуэтом проявилось четвертое дерево. Высокое, Оно достигало ветвями черных небес… нет, крона Его и была небом, а листья – звездами в нем. Оно не несло в себе никаких особых черт, нельзя было понять, что это, яблоня, дуб или ива, – просто Древо, идеальное дерево, вобравшее в себя свойство всех деревьев, а вернее, отдавшее каждому какое-то из своих свойств. И Оно так же было оплетено омелой, гигантским плотным удушающим коконом, – омелой времени.
