Прокаженный - Разумовский Феликс (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗

Дома он развел в молоке сухой корм, дал котятам немного поесть и, невзирая на обиженный писк, понес их в ванную. Тщательно вымыл зоошампунем, следя, чтобы вода не попадала в уши, вытер насухо и, дождавшись, пока они вылижутся, опять устроил кормление зверей — теперь уже до отвала. Наконец настал самый важный момент. Засыпав кошачий туалет наполнителем, Сарычев посадил сверху питомцев, долго скреб пальцами и, дождавшись наконец обильного результата, обрадовался — зверье на заботу отвечало полным пониманием. Спать найденышей Сарычев положил в свою форменную шапку-ушанку. С кокардой, так ни разу и не надеванную…

Затем он достал реквизированный у Гранитного телефон и начал ревизию памяти. Вначале шли номера бандитствующих элементов, потом Сарычев попал в гастрологическую лечебницу и наконец раздался мяукающий женский голос:

— Приемная депутата Цыплакова.

Изливать душу народному избраннику майор не стал, отключился и крепко задумался. Похоже, взялись за него по-настоящему и как только поймут, что киллер облажался, доведут дело до конца — это только вопрос времени. М-да…

Вздохнув, майор вспомнил о мешке с деньгами, вывалил бабки на пол и принялся считать. Закончив строительство баррикад из пачек «цветной и белокочанной капусты», он устало присвистнул — денег, по его майорскому разумению, было просто астрономически много. До неприличия…

Между тем черные пушистые клубочки проснулись и опять устремились к блюдцу с кормом. Глядя на них, Сарычеву тоже захотелось есть. Дел на сегодня предстояло еще немало, потому процессом приготовления пищи майор заморачиваться не стал. Положил в карман пару пачек долларов, бросил узел с сокровищами в мешок из-под картошки, спустился к машине и поехал в гараж. Чувствовал он себя богатым, словно Крез, и голодным, словно волк.

Первым делом Александр Степанович заскочил в питейно-гастрономическое заведение «Село Шушенское». Кормили «ссыльных» основательно. Сарычев с аппетитом отведал похлебку по-политкаторжански — с ветчинкой, языком и каперсами, в горшочке, съел двойную порцию котлет «Как у Наденьки» — с картошечкой, белыми грибками и, непременно, батенька, с маринованными огурчиками. После блинчиков с паюсной икрой он поел клубники со сливками и в отличном настроении поехал по своим делам. Да, революционный процесс от пищеварительного неотделим!

На гараже было снежно. Откопав воротину, Сарычев поджег свернутую трубочкой газету, долго грел замерзший замок и, повернув наконец ключ, зашел внутрь. Электричества, как всегда, не было. Отыскав с помощью фонарика мусорное ведро, майор высыпал туда пачки денег и сверху, чтобы не погрызли крысы, до краев навалил гаек, болтов, обрезков железа. Выставил парашу с долларами на самое видное место — в углу у входа, запер гараж и неторопливо покатил к дому. Вздыхал, слушал, музыкальный бред, тянул время — расставаться с любимой тачкой не хотелось. А надо было, и немедленно. Вычислить человека по машине проще пареной репы. Примеров тому не счесть. И примешь ты смерть от коня своего…

Наконец на глаза майору попалась стоянка поцивильней. Без долгих разговоров он заплатил за месяц вперед, загнал машину в самый дальний угол и, скинув «массу» с халявного аккумулятора, с тяжелым сердцем отчалил пешком.

— До свидания, девочка моя…

Да, да, в глубине души Александр Степанович был несколько сентиментален…

А на улице было темно, холодно и вьюжно, короче, погода к променаду не располагала. Вспоминая с нежностью тепло «семерочного» салона, Сарычев дошел до ближайшего фонаря и, стоя посреди пятна отвратительно ржавого света, просительно поднял руку.

Минуты не прошло, как на его призыв откликнулись, и небритый дедок, такой же древний, как и его «двойка» с «черным», навешенным еще во времена развитого социализма, номером, открыл дверь:

— Седай.

В машине было еще холодней, чем на улице, — печка не работала. Стекла покрывал красивый морозный узор, и на дорогу водитель взирал сквозь узкие, очищенные от снега смотровые щели. Однако высказываться было неудобно, и Сарычев уселся на краешек ледяного сиденья, стараясь не касаться его спиной.

Когда уже тронулись, майор заметил, что управление ручное — дедок оказался еще и безногим.

— Что это тебе, отец, в такую погоду дома не сидится? — искренне недоумевая, спросил Сарычев.

История была обычной — жена померла, дети разъехались, а потом пришли демократы и жрать стало нечего.

— Ничего, мы танкисты, Берлин брали, авось с голоду не сдохнем, — с оптимизмом заверил в заключение безногий гвардеец. — Бог даст, и перестройку переживем…

В этот момент машину резко повело вправо. Когда скольжение закончилось, Сарычев вышел и ничего уж такого страшного не обнаружил — лопнул передний правый скат. Это было не удивительно: от протектора осталась одна только гордая надпись сбоку: «Простор. Сделано в СССР».

Впереди, метрах в пятидесяти, на автобусной остановке толпился народ, и майор вдруг увидел девушку, которая, судя по угасающему свечению, доживала свои последние часы. Ни о чем не подозревая, она нетерпеливо махала рукой проезжавшим машинам. В это время хлопнула водительская дверь, и, скрежеща набалдашником палки по льду, экс-танкист вылез из драндулета. Осмотрел из-под щетинистых, выцветших бровей неисправность и смог сказать только:

— Ну, мля!

— Запаска с домкратом есть, отец? — поинтересовался Сарычев и, получив ржавый агрегат с лысым, как череп зачинателя перестройки, колесом, побрел вдоль дороги, пытаясь отыскать что-нибудь похожее на кирпич.

Между тем голосующей барышне повезло — включив мигалку, к ней направилась не то «пятерка», не то «семерка», было не разглядеть, но сейчас же «жигуленка» обогнал черный «мерседес»-купе и, проехав юзом, остановился. Это было странно. «Что-то здесь не так, — майор, запоминая номер, глянул „мерседесу“ вслед, коротко присвистнул и покачал головой, — на таких тачках бомбить не будут. Да и девица не ахти, ради такой „мерсы“ не тормозят. Странно, очень странно». Наконец он нашел обломок доски, с грехом пополам сменил колесо, и, раскочегарив двигатель с третьей попытки, дедок порулил дальше. Когда выехали на Московский, изнемогший Сарычев скомандовал:

— Стопори, отец. — Оставив себе доллары, он все имевшееся на кармане «дубье» презентовал оторопевшему вознице. — Дуй, дед, домой.

Улыбнулся и нырнул в метро. Так было куда быстрей, да и задубел он в драндулете изрядно…

Ленинград. Развитой социализм. Зима

Время тянулось медленно. Завлекательный поначалу «видак» к концу третьего дня уже осточертел, да и что было толку смотреть порнуху, если Архилин баб приводить запретил: «Слушай, дорогой, все зло от женщин». Оставалось только пить «Хванчкару» под вяленую дыню да слушать бесконечные байки «расписного» рассказчика.

А чего порассказать, было у Давида Андронниковича в избытке. Был он не какой-нибудь там «апельсин», купивший воровской «венец» за «горячие бабки» note 134, а настоящий «вор-полнота», коронованный в Печорской пересылке, и рекомендацию ему давал сам легендарный «горный барс» Арсен Кантария. «Блатыкаться» же учил его «законный вор» Гоги Чаидзе из Тбилиси, с которым бегал он «полуцветным» note 135 почти два года, пока не намотал свой первый срок. Много чего интересного услышал аспирант. К примеру, погоняло воровское Архилин означает «чертогончик» — амулет из трав, дающий по поверью неуязвимость от ментов. А если что-нибудь украсть в День Благовещения, то целый год будет удачным. Давид Андронникович неторопливо пил «Хванчкару», потирал грудь, где было наколото сердце, пронзенное кинжалом, и рассказывал Титову о старых добрых временах, когда «законники» действительно жили по законам. Не то что сейчас.