Убить Первого. Том 3 (СИ) - Фаатович Иван "Wisenheim" (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Мерзкие макаки убили на моих глазах всю мою семью, и я сам шагнул одной ногой за грань, — прошипел Лаут, — попробуй отбросить это. От тварей не может быть ничего хорошего.
— Вся деревня, в которой жил Мао, была сожжена дотла людьми с Перевала Тысячи Гроз, — произнёс Самир.
— Заткнись! — зашипел человек-рысь, тщетно пытаясь достать тигра когтями, — захлопни пасть, пёс!
— Он выжил чудом, из-за цвета, — совершенно спокойно продолжал рассказывать Самир, глядя прямо в глаза Эдвану, — там убили всех, до последнего котёнка. Свалили тела в центре деревни и сожгли вместе с домами и утварью. Я знаю это, потому что видел. Мао из нашего клана. И он примкнул к тварям Первого, как только подвернулась возможность. А ну, захлопнись, — впервые за долгое время на морде тигра проступил гнев. Он громко утробно зарычал, одарив Мао жутким взглядом могучего хищника, под которым человек-рысь уполз обратно в свою часть клетки и уселся там, буравя сокамерника испепеляющим взглядом. Вернув морде холодное, бесстрастное выражение, Самир продолжил, — мою младшую сестру, её детей, нашу мать… их всех тоже убили, выловив в лесу. Попробуй отбросить, говоришь? Уже. Раньше я тоже был таким, как вы оба. Злобным монстром, ведомым лишь ненавистью. Но потом… нашёл в себе силы вспомнить учение священного предка и осознать, что не все люди зло, ведь были и те, кто когда-то помог нашему клану. Спасли нас… меня. Так и ты должен понять, что не все мы злобные мерзкие твари. Среди нас есть много хороших разумных. Впрочем, таких, как вот этот злобный блоховоз тоже хватает… — закончил тигр, с сочувствием и жалостью взглянув на Мао, от чего последний забился в бешенстве. Однако, пытаться снова проверить на прочность цепи он не стал. Просто сидел и громко ругался себе под нос.
— Отбросить? И не отомстить?
— Разве я сказал хоть слово о прощении? — оскалился тигр, — я выследил и убил каждого, кто был повинен в смерти моих родных. Их тела были сожжены дотла и развеяны по ветру. Но с тех пор я никогда без причины не трогал тех, кто не сделал мне ничего плохого.
Выслушав тигра, Эдван впервые в жизни задумался над тем, чтобы оценить проблему с другой стороны. Слова, сказанные Самиром совершенно искренне, сумели посеять пока что совсем слабые, мелкие зернышки сомнений в его устоявшейся картине мира. Однако, ненависть, что пылала в глубине его души всё-таки была слишком сильна, а разум слишком уставшим, чтобы заставить юношу хоть что-то переосмыслить и копнуть глубже внутрь себя. Вместо размышлений над сказанным, он начал думать о том, как бы ещё нанести слово творца на пол, чтобы изменить течение силы.
Вскоре, Лаут хлопнул себя по лбу и ногтем до крови разодрал кожу на большом пальце, чтобы нарисовать на полу несколько линий. Закончив, Эдван с замиранием сердца выдавил из ядра несколько капель густой энергии и с большим трудом направил их прямиком в кровавый рисунок. Большая часть энергии исчезла по дороге, высосанная досуха кандалами, но крохотная её часть всё же достигла цели, и на глазах юноши линии начали светиться ярким, белым светом, слившись с основным рисунком. На лицо Лаута сама собой наползла широкая улыбка. Получилось!
Усевшись прямо на это место, парень впервые за долгое время почувствовал то, чего ему так не хватало. Атру. Она была словно глоток воды в знойный день, как влага для чахнущего цветка. Бурным потоком энергия вошла в тело, омыла пустой сосуд, живительной волной пронеслась по мышцам, внутренностям и… тут же исчезла в прожорливых кандалах, не оставив в теле почти ничего. Лаут успел ухватить лишь крохи, самую малость, толком не успев даже немного напитать тело. Закрыв глаза, он погрузился в себя и продолжил попытки поглотить энергию из плиты через созданную брешь. Однако, даже несмотря на филигранный контроль, опыт, и все старания, сила исчезала в мерзких оковах быстрее, чем успевала приобрести отпечаток сосуда Лаута. То, что удавалось урвать — были жалкие крохи, настолько мизерные, что их даже на восстановление ядра не хватит. Парень чувствовал себя обманутым. Словно изнывающий от жажды человек, который пьёт, но не может напиться, потому что вода ускользает в самый последний момент, едва коснувшись губ.
После нескольких часов такой практики тело юноши всё же смогло впитать небольшие крохи энергии и немного окрепнуть. Пропала тошнота, немного притупилась боль в левом боку и исчезло головокружение. Состояние мышц, органов и костей немного улучшилось под воздействием того количества атры, что протекала через них бурным потоком, бесследно исчезая в оковах. До полного исцеления, правда, было ещё очень далеко. Эдван всё ещё чувствовал себя очень слабым и разбитым, но уже не боялся в любую секунду потерять сознание. К сожалению, восстановить ядро он так и не сумел, оставшись на прежнем уровне. Те крохи, которые парень поглощал из камня, тут же уходили на то, чтобы просто согреть тело и не замерзнуть насмерть в этой жуткой тюрьме, да обновить кровавую надпись на полу, для поддержания бреши открытой.
От попыток извлечь силу из пола его отвлёк громкий лай волков из соседней клетки. Через несколько мгновений он услышал чьи-то шаги сзади и, открыв глаза, обернулся. В полумраке пещеры, освещённой несколькими магическими светильниками, прямо к ним направлялась небольшая группа макак. Из них пятеро были одеты почти так же, как и тот, которого Эдван уже видел — в тёмную меховую безрукавку, плотные штаны, да вооружены копьями. На руках и шее некоторые носили блестящие браслеты, а у одного, видимо, самого главного, уши украшали множество мелких серёг из яркого жёлтого металла с цветными камушками. Этот же представитель обезьяньего племени выделялся среди прочих своей одеждой, носил длинный халат цвета молодой травы с замысловатой рыжей вышивкой на рукавах.
«Наверняка, награбленный из какой-то человеческой деревни», — зло подумал Эдван, глядя, как этот хлыщ от звериного мира переговаривается со своими мерзкими сородичами, задирая нос от собственной важности. Своим поведением и походкой он даже чем-то напомнил Лауту Мариса в их самую первую встречу. Язык, на котором говорили обезьяны, был парню незнаком. Отдельные фрагменты фраз напоминали привычное древнее наречие, но даже общий смысл сказанного ускользал от парня.
Остановившись перед их клеткой, хлыщ придирчиво осмотрел Лаута и Мао, презрительно выпятил нижнюю губу, сплюнул на землю и о чём-то спросил одного из своих прихлебателей, который заискивающе улыбался и держал голову слегка наклоненной, видимо, выказывая таким образом уважение. Он тут же принялся что-то лепетать, поминутно указывая в сторону пленников. Остальные обезьяны поддакивали по мере его рассказа, размахивая руками и показывая на них пальцами. Эдван смотрел на них с нескрываемой ненавистью, особенно на главаря.
Сам вид наряженной в богатые тряпки обезьяны, которая с явным чувством собственного превосходства и презрением рассматривает его и прочих пленников, раздувая щёки от важности, вызывал у него в душе бурю омерзения, ярости и негодования от того, что эти волосатые ублюдки посмели возомнить себя выше людей, и надругаться над культурой павшей страны, наверняка извратив её на свой звериный манер.
Разумеется, взгляд Лаута не укрылся от главаря. Заметив его, он вначале приподнял брови и заинтересованно склонил голову набок в недоумении, простоял так несколько мгновений и, когда увидел, что на Эдвана это никак не подействовало, резко нахмурился и, гневно надув щёки, заговорил с жутким акцентом.
— Что смотришь, шваль? — рявкнул он, вынуждая всех прихлебателей резко замолчать, — почему не кланяешься? Такой человеческий мусор, как ты, не смеет даже смотреть мне в лицо, когда я стою перед тобой!
— Как ты посмел смотреть в глаза господину, раб?! — закричал щуплый воин из свиты и, попытался ударить Лаута тупым концом древка копья по голове. Однако, удар вышел медленным и Эдван, просто отклонив шею в сторону, легко уклонился.
— Противишься наказанию, раб? — недобро сощурился главарь, — я научу тебя уважать этого господина. Ты ещё будешь умолять меня о смерти, когда тебя выпустят из этой клетки… а чтобы это случилось поскорее, — обезьяна оскалилась, — поучите этого урода уважению и сломайте ему ноги! Я хочу послушать его крики. И этому волосатому тоже, мне не нравится, как он на меня смотрит, — добавил он, указав рукой на Мао.
