Бешеный прапорщик. Части 1-20 (СИ) - Зурков Дмитрий (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Немолодой, лет за сорок, полноватый человек впервые в жизни не знал, что делать и поэтому пребывал в полнейшей растерянности. За свою достаточно долгую и насыщенную карьеру он не раз попадал в щекотливые ситуации и всегда выходил из них победителем, но на этот раз что-то пошло не так, как обычно. Человек встал и, шаркая спадающими из-за отсутствия шнурков ботинками, ещё раз обошел в кромешной темноте маленькое помещение, ощупывая руками холодные влажноватые бревна. Делал он это не в первый раз, скорее желая отвлечься от неприятных мыслей, нежели снова пытаясь позвать кого-то через запертую дверь, набранную из двухдюймовых досок, скрепленных большими болтами. Оставив через некоторое время своё бессмысленное занятие, он так же наощупь вернулся на место — грубо сколоченный из неструганных досок топчан, на свалявшийся, пахнущий плесенью и прелым сеном матрас.
С юных лет Кирилл Иннокентьевич, тогда еще просто Кирюша и в гимназии, и позже, в университете обнаружил у себя практически звериное чутье и завидную интуицию, безошибочно определяя в спорных ситуациях сильнейшего и вовремя примыкая к побеждающей стороне. Что далеко не в последнюю очередь послужило залогом его если и не головокружительной, то, во всяком случае, очень удачной карьеры.
За последнее время Кирилл Иннокентьевич уже попривык к тому, что, являясь незаменимым помощником столь могущественного человека, как Александр Иванович Гучков, и выполняя его, не подлежащие широкому оглашению, деликатные «особые поручения», является проводником его Воли, его глазами, ушами, а иногда и карающей десницей. И его уже не удивляло и не шокировало, а лишь немного забавляло то, что даже некоторые светские дамы были готовы на очень многое, чтобы заслужить его благосклонность, а на лицах вальяжных сановников появлялось наигранное дружелюбно-лебезящее выражение при его появлении. Иногда ему даже казалось, что сам Патрон прислушивается к его советам, многие из которых, само собой, были дельными и единственно правильными в сложившихся ситуациях. Вплоть до последней…
Когда Александр Иванович поручил ему собрать всю информацию о семье некоего капитана Гурова, на которого хотел иметь влияние, Кирилл Иннокентьевич справился довольно быстро, используя многочисленные связи в отделениях Земгора, Красного Креста и иных организациях. И незамедлительно доложил обо всем, включая и «интересное» положение супруги капитана, что, вроде бы усложняло предстоящие действия, но затем, следуя внезапному озарению, предложил план действий, показавшийся очень удачным и заслуживший одобрение благодетеля. И даже сам взялся осуществить задуманное. Александр Иванович внёс некоторые коррективы и обеспечил группой боевиков с помощью князя Урусова, с которым был в очень хороших отношениях.
Все шло, как и задумывалось, и даже когда этот капитанишка выскочил, как чёртик из табакерки, и Кириллу Иннокентьевичу пришлось претерпеть некоторые физические неудобства и немного отойти от первоначального плана, он не слишком огорчился. В его практике уже было несколько моментов, когда оппоненты точно также горячились. Но ровно до того момента, пока не узнавали чьи именно поручения он выполняет и, услышав магическое имя, сдувались, как лопнувшие мыльные пузыри, и победа всегда была на его стороне.
Но в этот раз ничего не получилось. Кирилл Иннокентьевич спокойно позволил посадить себя в поезд, рассчитывая в душе лицезреть удивление Александра Ивановича, когда он доложит, что привёз не только супругу героя, но и его самого, готового к спокойному разговору и сотрудничеству.
Однако отреагировал на новость совсем не так, как хотелось бы. Фамилия Гучкова не произвела на него абсолютно никакого впечатления. Он индефферентно предложил помолчать, обещая, что времени для подробного разговора впереди будет ещё предостаточно и заставил выпить таблетку люминала. Дальнейшее Кирилл Иннокентьевич помнил с трудом. Рано утром они сошли на какой-то станции и сели в две окрашенные в зелёный защитный цвет пролетки, где ему тут же надели на голову плотный мешок и связали руки…
Размышления прервал невнятный шум снаружи и следующий за ним скрежет ключа в замочной скважине. Свет керосиновой лампы показался ослепительно ярким и Кирилл Иннокентьевич невольно прикрыл глаза рукой.
— Ну что, господин хороший, вы ещё в поезде хотели поговорить, у меня есть немного свободного времени. — В комнатке раздается вежливо- насмешливый голос Гурова. — Так о чем вы хотели поболтать?
— Господин капитан!!! — Нервное напряжение Кирилла Иннокентьевича выливается в истеричном крике. — Вы отдаёт себе отчёт?!! По какому, чёрт возьми, праву Вы со мной так обращаетесь?!! В конце концов это неслыхано!!! Это возмутительно!!!.. Это…
— Поберегите свой ораторский талант для другого случая, милейший. — В голосе капитана теперь слышится лязг металла. — Насчёт своих прав будете шуметь в другом месте и в другое время… Если, конечно, доживете до этого момента.
Последние слова заставили Кирилла Иннокентьевича замолкнуть на полуслове. Точнее, даже не слова, и не тон, которым они были произнесены, а взгляд. В котором светилась холодная ярость. Та, которая не затмевает разум, а наоборот, придаёт ему силы и решимость, делает мысли четкими и ясными.
— Вы назвались моим близким Кириллом Иннокентьевичем. — Гуров продолжает говорить уже спокойным, размеренным тоном. — Мне все равно, настоящее это имя, или вымышленное. Для простоты я буду называть вас так. А говорить мы будем о другом. Точнее, я буду задавать вопросы, а вы — давать на них ясные и четкие ответы.
— На что Вы надеетесь, Денис Анатольевич? — К Кириллу Иннокентьевичу потихоньку стала возвращаться уверенность в себе. — Вы же понимаете, что меня будут искать. Очень тщательно и со всем рвением…
— Вы полагаете, что господин Гучков ночами спать не будет, гадая, куда же подевался его чиновник по особым поручениям?
— Да, он приложит все силы, чтобы найти меня… Честно говоря, я не понимаю, почему Вы ему оппонируете? Ещё год назад Вы были одним из многих тысяч прапорщиков. Волею случая Вам удалось вознестись довольно высоко, заиметь сильных покровителей. Почему бы не заиметь ещё одного? Александр Иванович обладает очень большой властью и практически неограниченными возможностями, Вы не пожалеете.
— Оставим мои симпатии и антипатии в покое. Я знаю о данном господине много такого, что не заставит меня даже считать его приличным человеком… Чему вы удивляетесь? Он в открытую называет себя личным врагом Государя, которому я присягал. Перефразируя старую восточную поговорку — «Враг моего Сюзерена — мой враг». Он распространял неизвестно откуда взятые письма Великих княжон к Распутину с целью дискредитации императорской семьи. А ведь Великая княжна Ольга Николаевна является шефом моего батальона. Ну, и так далее…
Что же касается вас, — не обольщайтесь. Гучкову вы безразличны. Он будет искать не вас, а информацию, чем закончилось его последнее поручение и думать, всплывут ли его тёмные делишки, которые вы проворачивали для него. Да и найти ему вас будет очень трудно… Можете считать, что вас уже не существует. Вы бесследно растворились на бескрайних просторах нашей великой Империи. Великой в географическом смысле. Так что давайте, закончив сей беспредметный разговор, перейдем к более конкретным вопросам.
— Вы держите меня, как узника, причём, совершенно незаконно! И я отказываюсь отвечать на любые вопросы!
— Вы так ничего и не поняли. — В голосе капитана снова зазвучал металл. — У меня достаточно способов заставить вас говорить.
— Будете пытать беспомощного человека? — Кирилл Иннокентьевич все же позволил себе рискнуть и добавить немного сарказма.
— Нет, никто не будет жечь вас каленым железом, бить кнутом, распинать на дыбе. — Гуров холодно и язвительно улыбнулся. — Я поступлю проще. Вас отведут в лес и привяжут на сутки к дереву… Раздетого… У вас будет время о многом поразмыслить, пока над телом будут издеваться комары и пробовать на зубок всякая лесная живность. Волков, вроде, рядом с городом не замечено, но за лис и других кусачих тварей не поручусь. Представьте, как они будут вами лакомиться, а вы не сможете даже закричать из-за кляпа… Через двадцать четыре часа я приду, и мы продолжим разговор. А — нет, будут ещё сутки на размышление.
