Цвет ярости — алый - Романовский Александр Георгиевич (версия книг TXT) 📗
Свита Черепа осталась за воротами, что тоже было странно. Таран возвышался над Черепом, как Голиаф над Давидом. Руки бывшего гладиатора были толще бедер его собеседника. Предполагалось, что Хэнк без особого труда мог свернуть Черепу шею — одним-единственным ударом. Но почему-то Таран не чувствовал в себе такой силы.
— Ты совершаешь ошибку, — проговорил Череп. — Продай “волчонка” и избежишь массы проблем. Я не угрожаю, отнюдь. Как ты знаешь, это не в моем стиле.
Хэнк нехотя кивнул. Это и впрямь было не в стиле “черепов”. Они никогда и почти никому не угрожали… Просто изъявляли желание и, если какой-нибудь глупец продолжал упорствовать, приходили снова и наказывали его так, как считали нужным.
Так, во всяком случае, ему рассказывали. Но то, что Череп сказал Тарану, напоминало именно угрозу.
— Каких, к примеру, проблем?
— Массы. — Череп растянул губы в усмешке. Бледная кожа натянулась так, что казалось, вот-вот раздастся тихий треск. — Во-первых, как я и говорил, теперь Волк тебе без надобности. В одном только Клоповнике ты успел наступить на мозоль не одному и не двум. Волк для них как красная тряпка для быка… хотя коровы, насколько я знаю, не различают цвета. Но это не важно. — Череп сипло хохотнул. — Во-вторых же…
Гангстер умолк.
Таран проследил за его взглядом. Череп смотрел, как двое охранников ведут Курта к подвалу. Прогулка подошла к концу, хорошего понемножку. При госте Хэнк не мог распорядиться, чтобы гладиатора убрали с глаз долой. Но ему не понравилось, как Череп таращился на “волчонка”. В его взгляде было что-то плотоядное. Так потные клерки, сжимая свои баксы, глазеют на обнаженных девчонок, крутящихся вокруг шеста. Череп не клерк, однако баксов у него куры не клюют.
Наконец мохнатая спина скрылась в проеме.
— … Во-вторых же, — продолжил Череп как ни в чем ни бывало, — содержать это создание дальше не только дорого, бессмысленно, но и опасно. Мне ли рассказывать, какие при этом необходимы меры безопасности? Стоит твоей охране на секунду расслабиться, допустить единственную ошибку, и последствия могут быть катастрофическими. Это вполне вероятно — чем дольше ты держишь зверя у себя, тем сильнее все к нему привыкают. Скоро они начнут сплетничать с ним о бабах и травить анекдоты… Только представь, сколько дел сможет наворочать метаморф, в особенности подготовленный лично тобой, представься ему такая возможность?
Хэнк молчал. Конечно, он это представлял.
Пару тысяч раз.
— Если даже в конечном итоге вы его обуздаете — ценой, разумеется, жизни метаморфа, — по дороге на тот свет у него всенепременно будет компания. — Череп лукаво поглядел на Тарана. — Попутчик, безусловно, интересный, однако не настолько. Неизвестно, кому выпадет такая участь… Вернее, “счастливчиков” будет сразу несколько. Есть сомнения?
Таран покачал головой. Он сам обучил монстра, о котором шла речь. При мысли об этом становилось как-то не по себе.
— Тем более. — Череп кивнул с таким видом, будто собеседник принял один из его стратегических опорных аргументов. — Таким образом, ты не только лишаешь сам себя, причем безвозмездно, лучшего гладиатора, энного числа охранников, а также, чего феха таить, подвергаешь опасности собственную жизнь. Все это, как я говорил, не получит никакой компенсации, потому как труп “волчонка” мне без надобности.
Хозяин Подворья молчал, разглядывая лицо собеседника. Тот высказывал, безусловно, в высшей степени разумные и правильные соображения, вот только Хэнк плевать хотел на весь этот треп. Череп не сказал ничего нового, лишь озвучил собственные соображения Тарана. Но отдавать “волчонка” он все равно не хотел.
Не в эти руки.
— Мы будем настороже, — сухо ответил Хэнк. Череп улыбнулся. Казалось, он ждал такого ответа. И доброго десятка других.
— Что ж, допустим. Однако ты не можешь отрицать, что Волк в угнетенном состоянии. Пик его формы остался позади. Я видел старые записи — на них он полон сил и энергии. Если ты не заметил, в твоем подвале сидит всего-навсего подобие того существа, его бледная копия. Ты посадил зверя на цепь и наивно полагаешь, что он будет тебе благодарен. Это невозможно. Того уровня, который был в самом начале, уже не достигнуть. — Глава Ордена с сожалением покачал головой.
Таран с трудом удержался, чтобы не оглянуться. Он не понимал, о чем говорит этот бритоголовый индюк.
— О чем ты говоришь? — спросил Хэнк. — Волк находится в наилучшей своей форме!
Заявление о “старых записях” также его озадачило. На Подворье ни во время боев, ни в обычные дни не допускалась никакая фиксирующая аппаратура. Впрочем, Таран был не столь высокого мнения о своей охране, чтобы исключить такую возможность.
— Я говорю не о примитивном умении махать заточенным куском железа. — Гангстер пренебрежительно махнул рукой. — И даже не о мышцах. Я говорю о духе зверя, гордом волчьем сердце. Он может сколько угодно махать на арене мечом, но это не отменяет самого главного. Он умирает изнутри, Хэнк. Неволя и участь раба вот-вот сломят его волю. Из яростного Волка он может превратиться в безвольную тряпку, каких миллионы на улицах. Ты нацепил на него электрошоковый ошейник, что даже слона доведет до безумия… — Череп пытливо заглянул в глаза Тарана, судя по всему, пытаясь нащупать там понимание. “Обсидианы” надежно хранили секреты. — И все пойдет коту под хвост. “Волчонок” либо сам перегрызет себе вены, либо бросится на меч прямо в Яме.
Хэнк с ужасом представил себе эти картины. Нечто подобное, разумеется, приходило ему в голову. Он и ранее замечал некоторые странности в поведении воспитанника, — как тот сидел в своей камере, уставившись невидящим взором в одну точку, или рыдал, проснувшись ни с того ни с сего посреди ночи. Однако всякий раз Таран успокаивал себя тем, что “все через это проходят” и “парень не сломается, он тот еще орешек…”.
Хозяин Подворья без труда понял, куда ведет Череп. Если Волк останется на Подворье, то он рано или поздно сгниет и зачахнет в своей камере. Таран же за это не получит ни гроша.
— Рано или поздно, — сказал Череп, — но “волчонок” сгниет и зачахнет в своей камере. А ты упустишь сделку, о которой будешь жалеть всю оставшуюся жизнь, уж можешь мне поверить… Таран усмехнулся.
— Я всегда был очень недоверчив. — Это было лишнее, однако настойчивость Черепа уже начала Хэнка раздражать. Во всем этом чувствовался какой-то душок. Подумав так, Таран отметил, что с самого начала разговора сладкоречивый глава Ордена и словом не обмолвился о самом главном. — К тому же ты не сказал, зачем Волк ТЕБЕ.
— Я знаю. — В глазах Черепа что-то мелькнуло — смутная угроза дернулась у самого дна, но тут же затаилась, будто кто-то дернул за ошейник. — Но мне казалось, что это не нуждается в пояснениях. Никаких секретов. Волк нужен Ордену для решения определенных проблем… деликатного свойства. Эксплуатировать его на арене на потеху толпе — непозволительное расточительство. Талантам и способностям ме-таморфа легко отыщется более рациональное применение. — Гангстер хитро поглядел на Хэнка. — Уж не подумал ли ты, что я намерен выкупить Волка, чтобы затем отпустить на свободу?
Таран вздрогнул.
Уж этого ему хотелось меньше всего.
Именно поэтому он упорно отвергал доводы разума. Сознательно отбрасывал взвешенные и обоснованные аргументы Черепа, предлагавшего наилучшую сделку в данных условиях. Тарану метаморф теперь без надобности. Если Череп может подыскать “волчонку” достойное применение, то в чем проблема? Цену он предлагает очень приличную.
Только Хэнк не согласился бы и на вдвое большую. И, после некоторых колебаний, — на тройную. Ему намного удобнее, да и спокойнее просто сгноить Волка в камере.
Первое, что сделал бы сам Таран, окажись он на месте метаморфа, это нашел бы своих тюремщиков. И намотал бы их кишки на кулак. Никаких гарантий, что Орден такого не допустит, нет, да и быть не может. В конце концов, Курт может попросту сбежать. И тогда всем будет весело. Сам же Хэнк отлично сознает ответственность, которая висит на нем, и, пока “волчонок” сидит у него под замком, может быть спокоен.
