Психолог (СИ) - Меджитов Вадим (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

Лишь когда возлюбленные остались одни, Брендон наклонился к девушке и нежно поцеловал ее в губы.

— Выживи, хорошо?

Он тепло улыбнулся ей, гладя ее руку. Он собирался еще долгое время пребывать у ее ложа, передавая ей свою энергию, свою любовь через одним им ведомый энергетический канал. Пусть она выпьет его досуха, пусть он упадет замертво от усталости и изнеможения, но главное, чтобы она выжила.

Ведь Брендон был практически единственным, на кого не действовали чары Морганы. Он был им совершенно неподвластен. Потому что лучшее средство избавления от влюбленности — это сильная глубокая неразрушимая любовь. А он любил ее всем своим человеческим сердцем.

Она вдруг резко сжала его руку и подалась вперед всем телом.

— Тихо, тихо, — нежно произнес он, укладывая ее обратно. — Все хорошо, я здесь. Отдыхай.

Но она явно тянула его к себе, и он прильнул ухом к ее потрескавшимся от внутреннего жара губам.

— Если он здесь… беги, спасайся…

— Его больше здесь нет, любимая. Он ушел. Просто ушел. Все хорошо.

— Нет… не хорошо…

Ее слова были едва-едва слышны, и он сильно напрягал слух, чтобы разобрать хоть что-то.

— Отдыхай, любимая, все хорошо. Отдыхай.

— Если он придет, — снова хриплым и тихим голосом произнесла она. — То убегай. Оставь меня.

— Я тебя никогда не оставлю, ты же знаешь, — и он сильно сжал ее нежную ручку.

— Тогда мы умрем вместе…

Губы ее исказила рваная недобрая улыбка. Он нахмурился и приблизил свои губы к ее щеке.

— Кто это, любимая? Кто это был на самом деле?

Она тяжело вздохнула, мучительно набирая в грудь воздуха, и на ее больном выдохе он услышал ответ, которого он никогда не ожидал услышать.

И с этими словами она обреченно откинулась на подушки, возобновляя свой отчаянный бег по дороге жизни, испещренной ямами и оврагами, покрытой вязкой грязью и широкими глубокими лужами. Но она продолжала бежать, а ее муж давал ей для этого все необходимые силы. Она должна была добежать до финиша и выжить. Любой ценой.

А что до этого… с ним он разберется позже. Обязательно разберется. Ведь все монстры должны встретить одинаковый конец.

Все они должны оказаться глубоко в могиле. Иначе и быть не может.

XXX

— Ты убил ее, — мягко сказал ему священник в белоснежных одеждах.

— Да. Знаю, — виновато повторил уже сказанное тысячу раз Зигмунд.

— И что ты скажешь в свое оправдание, Зигмунд?

— Мне нечего сказать, святой отец.

Священник тяжело вздохнул, садясь в кресло напротив Зигмунда.

— Вот, смотри, — он показал Зигмунду книгу в мягком переплете. — Она очень любила ее читать. Я сам ей читал, когда она полностью ослепла.

— Да, — тяжело проглотив ком в горле, тихо ответил Зигмунд.

— А теперь ее больше нет.

— Да.

Они немного помолчали.

— Зигмунд, давай будем с тобой откровенными. Ты же сам сказал, что хочешь быть честным с самим собой, так? — священник мягко взял руку Зигмунда в свою и по-отечески мягко взглянул на него.

— Да, — Зигмунд, казалось, уже позабыл другие слова.

Он смотрел, не моргая, ничего не соображая, на стену позади священника, весь напряженный, встревоженный.

— Скажи мне… только честно! Если ты солжешь служителю Бога, то это будет несомненным грехом, но если ты солжешь себе, Зигмунд, то это будет предательством от самого близкого к тебе человека. Ты понимаешь?

— Да.

— Скажи мне… какое место ты занимаешь в этом мире? Зачем ему нужен? Чем ты можешь пригодиться? Какую пользу ты несешь? Ты же прекрасно знаешь, Зигмунд, что все в природе имеет свой четкий не размытый смысл. Так какой смысл… в тебе?

— Я… не знаю, святой отец. Я не знаю, — едва сдерживая слезы, тихо произнес Зигмунд.

— Тогда… — священник вздохнул, словно разговаривал с маленьким ребенком. — Почему ты еще жив, Зигмунд? Почему ты жив, а она мертва? Почему ты позволяешь существовать подобной несправедливости?

— Потому что… — Зигмунд запнулся.

— Зигмунд, — святой отец крепко пожал руку Зигмунда. — Она бы не хотела, чтобы ты жил. После всего, что ты сделал. Она желала бы счастья миру и тебе, ты же ее знаешь… но миру будет лучше без тебя, Зигмунд. Это единственно верная правда, и ты ее знаешь.

— Но я не могу, отец, не могу! Сколько я ни пытался — ничего не выходит, ничего! — горько произнес Зигмунд со слезами отчаяния на глазах.

— Поэтому я здесь, сын мой. Чтобы ты искупил свои грехи. Я помогу тебе, Зигмунд, тебе нужно верить мне. Скоро все закончится, обещаю.

Успокаивающее тепло руки священника как будто подтверждало его слова. Может, и правда возможно найти выход из всего этого кошмара?

— Так вот что тебе постоянно снилось, когда ты метался ночью у костра…

Рестар пододвинул свободный стул к столу и сел рядом с Зигмундом.

— Да… — устало произнес Зигмунд, аккуратно отнимая свою руку от святого отца. — Я сам создал этот искусственный кошмар, каждый день пододвигая себя к самоубийству. Это словно воспаленная фантазия, гипертрофированный мазохизм, заключенный в оболочку абсурдной выдумки, которая приносит странное темное запретное удовольствие. И это не единственная сценка из больного театра моего сознания. Но в других повторяется примерно то же самое — хорошие люди, которых я когда-либо знал, обвиняют меня в моей слабости, ничтожности, ненужности, говорят всякую нелепую бессмыслицу, несвойственную им. А я лишь слушаю, внимаю и плачу от собственной нелепости, терпеливо и успешно подрывая мою самооценку и веру в будущее.

— Ты честно признался мне в том, о чем некоторые не расскажут никогда в своей жизни… — Рестар покачал головой.

— Может быть, они просто этим и не занимаются.

— Я не уверен.

Они помолчали, смотря на замершего священника, который так и остался сидеть с протянутой рукой.

— Как ты здесь оказался? — поинтересовался Зигмунд у своего друга.

— Откуда ты знаешь, что я не часть твоей выдумки?

— Ты говоришь не по сценарию. С тобой сценок еще не придумано, ты недавно в моей жизни.

— Я… просто здесь оказался. После того как выслушал свои кошмары. А потом… как будто открылась дверь, и я очутился здесь.

— Твои кошмары? — Зигмунд откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

— Да.

Дальнейших объяснений не последовало, но Зигмунду и не было интересно.

— Наверное, ты умеешь устанавливать незримую связь между собой и другими людьми, — высказал свою догадку Рестар.

Зигмунд лишь кивнул. Эта гипотеза ему также была неинтересна.

— Что ты решишь? В итоге? — спросил Рестар.

— А у меня есть выбор?

— Да. Теперь есть. Выбор между жизнью и смертью.

— Почему ты так уверен, что я смогу пробудиться? Эти разбойники явно знали свое дело.

— О, ты удивительный человек, Зигмунд. Я просто знаю, что ты сможешь.

Они еще немного помолчали.

— Но тогда выбора у меня нет, — подытожил ситуацию Зигмунд.

— Почему?

— Я бы мог проявить полное бездействие и умереть, если бы речь шла только обо мне, Рестар. Но я не могу решать и за тебя.

— А ты не думал, что я также хочу умереть? — прямо спросил оборотень.

Зигмунд удивленно посмотрел на своего друга.

— Не думал. Ты не говорил.

— Не говорил. Но я хочу. Просто у меня не хватает смелости. Я не могу быть честен с самим собой, как это делаешь ты. Я обычный трус, который прячется среди жизненных событий, не имея сил в себе их оборвать навечно.

Зигмунд на мгновение задумался.

— Я всегда о себе думал, как о трусе. Что это я хочу сбежать от жизни, в которой не нахожу места.

— Как видишь, все зависит от точки зрения.

— Точка зрения… — почти про себя произнес Зигмунд.

XXXI

— Держите чертову птицу! Дик, проверь там наших гостей! Быстрее, пошевеливайся!

— Босс… Норм… он мертв…

— Проклятье! — женщина смачно и цветисто выругалась, одновременно сплюнув на пол.