Кодекс чести - Гаркушев Евгений Николаевич (прочитать книгу .txt) 📗
– Почему они не попросили отдать конверт? – поинтересовалась Дженни, доставая из сумки сверток.
– Как можно? – спросил я. – Ты – гражданка другого государства, моя спутница. Если бы ты не взяла конверт у этого сумасшедшего – дело другое. А раз взяла – он становится твоей собственностью. Впрочем, попросить тебя показать письмо полицейские или контрразведчики могли. Но они скорее всего прекрасно знают о его содержании. Вряд ли там есть какая-то конфиденциальная информация или военные тайны.
– Посмотрим, что внутри?
– Если хочешь. Ты ведь должна знать, что везешь.
Внутри конверта оказалось несколько листовок на цветной бумаге с карикатурами на граждан. Карикатуры были оскорбительными, но не противозаконными. Одну, где солдат в полном боевом снаряжении пинает сапогом субтильного торговца, за спиной которого висит плакат «Мы не хотим воевать, мы хотим честно торговать», я прежде видел. Торгуйте, кто вам мешает? Но соблюдайте законы и не лезьте в дела государства, которое защищают граждане. А если хотите управлять государством – извольте не только платить налоги, но и отдавать своих сыновей на службу в армию и внутренние войска, учите своих дочерей – словом, становитесь гражданами сами.
Дженни с интересом просмотрела листки, но, похоже, ее ожиданий они не оправдали. Хотя сама она изучала вопрос отношений граждан и жителей, и симпатии ее явно были на стороне последних, убедительности в документах было мало. Да и жители, что встречались нам до сих пор, были не слишком харизматичными существами.
Среди граждан, прямо скажем, тоже попадаются всякие – но в подлости по крайней мере обвинить некого. Таких обвинений обычно не переживает или обвинитель, или обвиняемый.
Дженни отставила пустую чашку в сторону, поднялась из-за столика, вглядываясь в туманную даль за проливом.
– Поехали в аэропорт? – предложила она. – Я так устала… Святая София – великолепное сооружение, и Константинополь красив и необычен. Только он меня утомил. Не хотела бы я жить здесь все время.
– Полагаю, здесь не так плохо, особенно в деревнях. Восточный колорит, теплый климат…
– И постоянное ощущение опасности. Мне здесь неуютно. Теперь я понимаю, зачем России такая большая армия. Только для того, чтобы защищать этот город, нужна не одна дивизия.
– Да, это так.
Я поднялся, кивнул официанту, который без проволочек принес счет – весьма скромный по меркам курортного города. Впрочем, Константинополь не был только курортом, а в деловых столицах другие правила.
Желтый «Руссо-Балт» с шашечками стоял метрах в тридцати от ресторанчика. За рулем сидел самый настоящий турок в феске.
Дженни посмотрела на него и недоверчиво спросила:
– Это ваш национальный костюм?
– Да, – широко улыбнулся таксист. – Родился в Анкаре, но скоро семья уехала в Россию в поисках работы. Я не так хорошо говорю по-турецки, как по-русски, но сохраняю верность своим корням.
– Вы гражданин? – поинтересовалась девушка.
– Нет, зачем простому парню лишние проблемы? Я самый добропорядочный житель. – Турок продолжал широко улыбаться. – Включить музыку? Какую радиостанцию: русскую, турецкую, греческую?
– Какую вы сами слушаете, – толерантно отозвалась Гвиневера.
Турок включил радиоприемник, настроенный на волну «Константинополь-FM». Диджей бодро тараторил по-русски.
В самолете наши попутчики обсуждали красоту внутреннего убранства Святой Софии и мудрость строителей подземного водохранилища, восточную кухню и купание на Золотом пляже, а мы с Дженни помалкивали. Вспоминать о времени, проведенном в полицейском участке, не хотелось, делиться своими впечатлениями с другими – тем более.
Радовало, что круиз организован на славу – сразу после взлета стюардесса начала разносить шампанское и даже кое-что покрепче. Я взял себе коньяк, а Дженни выбрала виски. После всех перенесенных стрессов она предпочла традиционный напиток родной страны.
Солнце светило сзади – мы летели навстречу вечеру. Домой, домой, из прекрасного и важного, но такого чужого Константинополя, дальше от моря, в родные степи – туда, где все знакомо, где не бродят активисты правозащитных движений, потому что ничьи права не нарушаются и все довольны своим положением и существующим порядком вещей.
Выпив рюмку виски, Дженни поправила растрепавшиеся рыжие локоны, вынула из сумочки письмо.
– Выбросить эту гадость?
– Как хочешь.
– То, что они пишут, просто глупо. Обижаться надо на неравенство, а не на то, что торговцам дается мало прав при сохранении существующего строя и порядка вещей… Торговец – он ведь такой же человек, вот что я имею в виду!
Гвиневера говорила сбивчиво, то и дело теряя мысль. Даже акцент ее усилился, а иногда ей приходилось подбирать слова.
– Я тебя не понимаю. В чем проблема? Да, жители не равны гражданам, потому что они не хотят исполнять долг перед государством. Если они будут исполнять долг – то перестанут быть жителями и станут гражданами.
– Люди должны быть равны от рождения! – Девушка подняла вверх указательный палец. – Я поняла, в чем несправедливость! Вы декларируете неравенство. Открыто его признаете.
– А нужно не признавать?
– Конечно! Все люди должны быть равны. Это – демократия.
– Демократия – равенство возможностей. А то, что предлагаешь ты, – коммунизм. Насколько я помню, Соединенные Штаты так рьяно против него боролись – особенно в центральной Америке… Люди не могут быть равными! Они рождаются разными, и одним из них под силу то, что не под силу другим. Так устроен мир.
Стюардесса, проходившая мимо, поинтересовалась, не хотим ли мы чего-то еще. Гвиневера попросила апельсинового сока, я заказал еще коньяку и кисточку винограда – если найдется.
– Тогда можно я задам тебе один вопрос? – заговорщицким тоном спросила девушка. – Только обещай, что ответишь на него честно.
– Я всегда честен с тобой.
Дженни надула губки и покачала головой.
– Нет, – почти жалобно сказала она. – Ты меня все время обманываешь. Но пообещай хотя бы, что скажешь.
