Солдат удачи - - (полные книги TXT) 📗
В одно из таких пробуждений он видел Нерис, склонившуюся над ним. Левиафан плыл по реке – тело Дарта чуть-чуть покачивалось, и так же дрожало – вверх-вниз, вверх-вниз – лицо прильнувшей к нему женщины. Глаза ее блестели, щеки увлажнились – видимо, она плакала. Затем он почувствовал, как ее пальцы касаются ран, отозвавшихся всплесками боли, что-то делают, смывают кровь, втирают бальзам, перевязывают, вливают в рот какое-то горькое зелье.
Оно, вероятно, не помогло. Снова вынырнув из омутов беспамятства, он разглядел прилипалу, прильнувшую к коже над левым соском, и ощутил шевеление тонких щупалец. Кожух целителя был черен – это означало, что его ресурсы на пределе и что пациент скорее мертв, чем жив.
«Все бесполезно, – мелькнула мысль. – Огромная потеря крови, плюс эта рана в животе… Под правым ребром – значит, задета печень. Скорее всего разорвана – дротик был с широким острием…»
Марианна бы его спасла. Погрузила бы в анабиоз, синтезировала кровь, вырастила новые органы, подсадила импланты… В крайнем случае, нырнув в Инферно, доставила на Анхаб, к магам-реаниматорам… Но Марианна была мертва, и над ее песчаным надгробьем струились равнодушные речные воды.
В другом пробуждении ему явилось нечто удивительное. Кажется, они пристали в берегу – перед ним маячили кусты с голубоватой листвой и удивительными цветами, большими, изящными и словно отчеканенными из листового серебра. Он все еще находился в их живом корабле, а Нерис стояла среди кустов, будто лесная дриада, и что-то втолковывала Брокату. «Лети, ищи…» – услышал Дарт, и эти слова вызвали всплеск протеста. Куда лететь?.. Чего искать?.. Разве лишь место для могилы…
Брокат исчез, а Нерис, присев у воды, катала в ладонях жемчужное зернышко, посмертный дар Детей Элейхо. Затем что-то произошло: вода вскипела, ударила фонтаном, и над ее поверхностью поднялся гриб с широкой плоской шляпкой. Под ней дергались, будто отплясывая сарабанду, тонкие голенастые ножки, а может – щупальца, придававшие грибу сходство с пауком. «Мерзкая тварь», – подумалось Дарту; пауков он не любил.
Он снова потерял сознание, а очнувшись, обнаружил, что куда-то движется, но не по реке, а в лесу. Небо не проглядывалось, заслоненное плотным покровом листвы, фиолетовой и синей, совсем непохожей на анхабскую или земную; воздух был сумрачен и свеж, без душноватых испарений, витавших над рекой; стволы деревьев уходили вверх колоннами чудовищного храма, а между ними, среди аметистовых мхов, виднелись жертвенники – плиты кроваво-красной яшмы с серыми и розовыми прожилками. «Хорошее место, чтоб умереть, тихое и красивое», – решил Дарт.
Но умирать было рано. Его куда-то несли – но куда и на чем? Некоторое время он размышлял над проблемой транспортировки – это помогало забыть о боли и ожидающем небытии. Нерис тащить его не могла – он слишком тяжел для нее, и к тому же его переносили не на руках, не волочили по земле, а вроде бы он лежал на какой-то платформе, упругой и теплой, плывшей повыше мхов. Опора под ним раскачивалась и колыхалась, будто невидимый носильщик трудился из последних сил и мог опрокинуть свою ношу. Вероятно, поэтому Дарта привязали к платформе – кажется, его собственным боевым поясом и ремнями от ножен шпаги и кинжала.
Очередной провал оказался глубоким, лишенным пространственных и временных измерений, напомнившим погружение в Инферно. Проблеск, наоборот, был кратким: Дарту казалось, что чьи-то руки с напряжением поднимают его, нагого и беззащитного, над округлой алой купелью, заполненной розоватым соком. Возможно, маслом, но не водой – жидкость выглядела слишком вязкой, и от нее ощутимо тянуло теплом. Он очутился в объятиях этой плотной субстанции, но купель была глубока, тело начало тонуть, и на мгновение его охватил ужас, что он задохнется в этой странной жидкости, а после растворится в ней, как сахар в чашке шоколада.
Но страх его непонятным образом исчез, а вместе с ним пропали боль, тревога и сожаление по поводу незавершенных дел. «Дела подождут, – прошептало ему что-то огромное, доброе, нежное, обволакивающее плоть и разум, – они подождут, а сейчас спи, маленький человечек, спи и врачуй свои раны. И наслаждайся сновидениями…»
Он подчинился этому ласковому приказу.
Глава 10
И снилось Дарту, что он опять стоит в древнем сумрачном зале Камелота, внимая речам Констанции, любуясь ее плавными жестами, вслушиваясь в негромкий голос. На ней было длинное платье, жемчужно-серое, закрывавшее плечи; шея казалась стеблем цветка, а шлейф, когда она двигалась и наклонялась, струился и шелестел по каменным плитам. «Женщина в таком одеянии, не открывающем ничего, будит фантазию, – подумал Дарт. – Она загадочна, как темное лесное озеро, скрывающее в глубине магический венец… и тот, кто добудет его, станет королем…»
На этот раз галактики и звезды не вращались по экрану, а вместо них тихо шелестела степь под косыми лучами заходящего солнца да мчался вдалеке стремительный табун. Предки этих лошадей попали на Анхаб с Земли – прекрасный, хотя и невольный дар старому миру от юных собратьев. Но не единственный; зонды-иразы посещали Землю регулярно, и каждый находил, чем загрузить память и трюмы. Подарки сыпались будто из рога изобилия – музыка, яркие зрелища, копии картин и статуй, зиготы растений и животных… Все это так же, как доставленное с других миров, спасало анхабов от скуки, помогая скрасить долгое и для большинства из них бесцельное существование.
Но чем они могли отдариться? Возможно, древней мудростью, звучавшей в словах Констанции?
Она говорила, не прибегая к помощи экранов. Архаичный способ передачи сведений, но самый ясный и понятный – во всяком случае, как представлялось Дарту. Он глядел на нее, не отрывая глаз, не в силах вспомнить до конца минувшее и опасаясь позабыть его совсем. Это было каким-то наваждением, необъяснимым волшебством; речь ее звучала музыкой, жест руки, изгиб бедра под тонким платьем чаровали, взмах ресниц дарил надежду. Не только надежду; мнилось, что в каждом этом взмахе, в движении бровей и губ скрываются тайны, предназначенные лишь ему одному, и он с нетерпеливой дрожью ловил ее слова как посланное небом откровение.
Средь прочих тайн секрет избранной ею внешности казался особенно волнующим. Он знал, что обличье Джаннаха – напоминание о власти его земного двойника; эта власть, которой подчинялся Дарт и прежде, и теперь, была неоспоримой и принималась им как должное. Власть означала дистанцию между высшим и низшим, границу, которую нельзя переступить в общении с великим человеком, что и подчеркивали облик, пронзительный взор, багряные одежды и аметистовый перстень на пальце, символ могущества.
Но облик Констанции был совсем иным, напоминавшим не о власти, а о радостях любви. Из всех персон и лиц, которые сохранила память Дарта, из всех его похищенных воспоминаний, она избрала именно это лицо – женщину, которую он встретил в первой жизни, которую любил и потерял. А были ведь и другие, не менее важные, чем личность в багряном… Были! Принцессы, герцогини, королевы…
Случайность? Попытка обезоружить его, расположить к себе, сделать податливей и мягче, внушить приятные иллюзии? Или в ее выборе таилось нечто большее? Намек на то, что между ними нет границ, что странная природа метаморфов способна возвратить былое – даже погибшую любовь? А если так, то не было ли это обещанием?..
Негромкий голос, мелодия слов и шелеста травы, дремлющая на экранах степь… Вполне подходящий к периоду сладкого сна пейзаж. Она рассказывала об эпохе Жатвы, тянувшейся десять тысячелетий, о временах, когда иссякли энергия, и любопытство, и творческий порыв, но сохранилось желание жить. Закат цивилизации Анхаба свершался с неторопливой торжественностью; долгая жизнь стала сокровищем, которым более не рисковали – ни на собственной планете, ни в дальних странствиях. Анхаб был преобразован в последний раз и превратился в среду неизменную и безопасную, словно колыбель младенца; горы сменились холмами, пропасти – оврагами, леса и джунгли – всепланетным парком, бурные реки – озерами и ручьями, а над этим миром спокойствия и тишины повисли зеркала энергетических накопителей, перегонявших влагу в атмосфере, гасивших ураганы и посылавших дождь. Уютный мир, достойный золотого века, но в нем все меньше становилось тех, кто продолжал себя в потомстве или стремился к определенной цели – что-то создать, найти, увидеть новое и насладиться переменой. Впрочем, все уже было создано: хрустальные замки парили в небе, накопители, то поглощая, то отдавая энергию, поддерживали их и управляли погодой, иразы трудились не покладая рук, делали новых иразов и мириады полезных вещей, баржи, летавшие в пояс астероидов, возвращались груженные сырьем, металлами и минералами. Потребность в них была незначительной, ибо в период Жатвы Анхаб населяли не миллиарды, а миллионы – примерно столько, сколько пальцев на руке.
