Филумана - Шатилов Валентин (мир книг txt) 📗
– Нет, не встречался, – с сожалением признал Михаил. – Да и как же мне с ней встретиться, когда она господ как огня боится. Наши гривны для нее – страшнее страшного. Тушки побитой нечисти видеть приходилось – тьфу, мерзкое зрелище. Мои ратники из голутвенных хвастались, на копьях показывали эту пакость смердящую. А в живом виде – куда там! Нечисть от наших с вами княжеских гривн на версту, поди, сейчас разбегается!
– Князь, – постучал в окошко подъехавший Порфирий. – Не прикажете ли на полянке обед подать – вот подходящая. А то потом в буреломе такой хорошей и не отыщем.
Ненависть его не охладела ко мне даже после вчерашнего, когда уж все, а не только мои личные слуги, прониклись ощущением моего господского права. Порфирий, как мог, боролся с этой ненавистью, невыносимой ему самому. А мог только молитвой. Даже и сейчас, при обращении к Михаилу, в его голове на заднем плане звучал плохо различимый речитатив очередных молитвенных слов.
Князь обернулся ко мне: – Что, княгиня? Выйдем на солнышко, пока его не скрыли ветки дикого леса? Погреемся, разомнем молодые косточки, а заодно и пообедаем!
Сидя вместе с князем, по обычаю, во главе импровизированного стола из полотняных скатертей, расстеленных прямо на траве, я уже допивала бодрящий кисленький клюквенный морс, когда кто-то чужой краешком своей воли задел мое внимание. Сам того не желая.
Я прикрыла глаза. Попыталась среди разноцветных шаровых молний сознаний моих спутников отыскать этого чужого. И не нашла. Его не было.
Зажмурившись сильнее, я даже прикрыла глаза ладонью, чтобы убрать мешающее красное марево света, проникающее через веки.
– Княгиня? – обеспокоенно спросил тут же Михаил.
Разговор за столом смолк.
Я покачала второй ладонью – не мешайте! – и огляделась вокруг еще внимательнее.
Чужой был. И не был. Какие-то неяркие светлые полоски. Туманные мазки. Они то проявлялись, то исчезали. В центре каждой полоски легкой искоркой вспыхивала чужая мысль– даже не сама мысль, а ее мимолетный отблеск – и гасла тут же.
За нами следили. Отовсюду – и как бы ниоткуда. Нами очень сильно интересовались, но кто? Я не видела его личности. Все смазано, нечетко. Здесь – и как бы не здесь.
Открыв глаза, я бросила осторожные взгляды туда, где заметила посверкивание отражений чужой мысли. И опять – ничего. Листья, трава, ветки покачиваются под дуновением легкого ветерка. Вспорхнула, зачирикав, пичуга. По стволу, цепляясь коготками, порскнула вверх белка.
– Князь, – вздохнула я, – вы должны мне поподробнее рассказать про обитающую в здешних лесах нечисть.
– Мне нечего особенно вам и рассказывать, – огорченно развел руками Михаил. – Нечисть – она маленькая, грязная, волосатая, одевается в невыделанные шкуры, в лохмотья, дурно пахнет…
– Это я уже слышала. Но вы сказали, что эта малоприятная, неопрятная и вообще нецивилизованная нечисть способна заставить подчиняться своей воле вполне цивилизованных и законопослушных антов?
– Да уж, если бы не наше благородное влияние – господ князей и лыцаров, если бы не церковь с ее стройной верой в подчинение верховному нашему Богу, да если бы не гривны наконец-то, боюсь, по лесам и полям вокруг властвовали бы эти – как вы сказали? – нецивилизованные. А тихие, законопослушные анты им бы служили, как служат сейчас нам.
– Ага, бремя белого человека!
– Какого человека, княгиня?
– Белого. У вас встречаются черные люди?
– Что вы, бог миловал! Нам и нечисти хватает.
– А в нашем мире встречаются. С черным цветом кожи. И с желтым. И с красным. И к нечисти они никакого отношения не имеют – такие же люди, как и белые. Но это сейчас так считается. А до распространения понятия равенства белые люди, лучше вооруженные, приезжали – приплывали в основном – в страны, населенные черными, желтыми, красными людьми. Завоевывали их, превращали в рабов. Но при этом оправдывали себя тем, что несут свет цивилизации тому, кто сам такую цивилизацию создать бы никак не смог. Несут и навязывают – насильно, с немалыми трудностями. Но, мол, куда ж денешься?! Это, мол, наша обязанность. Высокая миссия. Бремя белого человека. Вот и вы несете свою власть антам. Чем тоже очень горды. Так уж антов закабалили, что они без вас и не могут! А оказывается, могут. Князь смотрел на меня несколько растерянно. Видимо, подобные мысли никогда не приходили ему в голову.
– Да-а, – сказал он наконец. – Слушать вас, княгиня, – это дорогого стоит. Такие истины глаголете…
И опять замолчал и впал на некоторое время в задумчивость. Покачал головой.
– Вам бы, княгиня, с Каллистратом Оболыжским поговорить. А я бы посидел рядышком, послушал. Он очень любит разговоры такие – о мироустройстве, правильности его, об истории. Я тут вам, княгиня, неважный собеседник.
– Каллистрат? Ну и имечко.
– Не нравится? А он гордится. Его так назвали в честь одного из пращуров – достославного Каллистрата. Правда, тот не книжником был – все больше мечом махал.
– А что значит «книжник»? Какой-то чин при церкви, вроде летописца?
– Летописцы – то само по себе. Хотя летописцы – тоже книжники по большей части. А книжник – это уважительное наименование. Книжники встречаются и среди церковных, и среди господ, даже среди антов! Анту, правда, книжником прослыть сложнее. Некогда ему старинные грамоты читать – служить надо. Землицу пахать, ремеслами заниматься. Но если случится, что господин назначит ему службу писаря или еще какую, связанную с грамотой, то может и ант стать книжником – почему нет?
– Но Каллистрат не ант?
– Каллистрат – господский отпрыск. Лыцары Оболыж-ские издавна князьям Квасуровым служили. – Так он лыцар? – Отпрыск лыцара. – Князь! – затарахтел Порфирий в каретное окошко. – Впереди завал на дороге. Старая ель упала, перегородила путь. Как бы заночевать здесь не пришлось: пока расчистим проезд для карет – так и темнеть станет!
– С чего бы она упала вдруг? – засомневался Михаил, вылезая из кареты.
Я вышла следом, и давешнее ощущение чужого внимания охватило меня с новой силой. Удвоенной. Неопределенность фокусировки источника этого внимания не помещала понять, что этих источников уже не один, а два. Слишком уж ощутимо они различались. Первое внимание было синевато-воздушным, не слишком напряженным, как бы меланхоличным. Второе, наоборот, все было пронизано всполохами тяжелого предвкушения, злой готовности к действиям.
– Князь, – тихонько предупредила я. – Нас здесь ждали.
– Это точно, – согласился Михаил. – Поглядите: ель-то не такая уж и трухлявая была, чтоб самой падать. Тут крепко постарались, пока перегрызли ее.
– Перегрызли?
– Ну не топором же рубили – сами посмотрите, княгиня, как измочалено все! Ясное дело – это засада. Место удобное. Да только мы здесь до темноты ждать не будем.
– Но Порфирий сказал, что каретам не проехать?
– Это если мы дорогу будем расчищать топорами.
– Имеется другой способ?
– Имеется, княгиня, – хитро улыбнулся Михаил. – Мы как цивилизованные люди – правильно говорю, цивилизованные? – проложим себе дорогу не мечом, но огнем. Ролка! – приказал он одному из спешившихся всадников. – Тащи сюда бадью с той мерзкой поганью, что нам Каллистрат в дорогу дал – помнишь?
– Еще бы! – просиял Ролка и кинулся к подводе.
– Мерзкая погань?
– Сейчас увидите, княгиня!
Ролка шел, ступая осторожно. Руки его с трудом обхватывали огромную темную бутыль, искусно оплетенную ошкуренной красноватой лозой.
– Трошка, помоги! – кивнул князь другому всаднику. Вдвоем Ролка и Трошка взгромоздили бутыль на огромный ствол поваленной ели. Ролка – не без груда – вытянул из горлышка громко чмокнувшую пробку. Запах пошел такой, что я сразу поняла, с чего вдруг князь назвал содержимое поганью, да еще и мерзкой.
Мы невольно сделали шаг назад.
Отворачиваясь и стараясь не очень дышать, Ролка с Трошкой осторожно накренили бутыль, и из нее на еловый ствол потекла бурая маслянистая жидкость, похожая на нефть. Оба прекрасно представляли, что будет дальше – веселое быстрое пламя так и затанцевало в их мыслях. Но действительность оказалась более впечатляющей.
