КОМ 2 (СИ) - Войлошникова Ольга (книги без регистрации полные версии txt, fb2) 📗
Случайные свидетели тут же встали и, слегка толкаясь и тараща глаза, вышли из зала.
Следователь, среднего роста суховатый мужчина безо всякого веселья в глазах, прибыл через сорок минут. Потолковав для начала с капитаном, он вызвал сперва Панкратова (кажется, показывал ему вконец измочаленное письмо), потом меня — тут почти слово в слово повторился разговор с капитаном, и потом уж по порядку всех остальных. Снова говорил с капитаном, что-то писал.
Время шло к полуночи, когда нас с Денисом пригласили в очередной раз на сцену.
— Господин Коршунов, господин Панкратов. С вас на сегодня сняты все обвинения. Тем не менее, в течение ближайшей недели пределы университета вам покидать запрещено. Возможно, понадобятся ваши повторные показания. Впредь прошу вас, господин Коршунов, воздерживаться от приведения дебоширов к порядку столь радикальным способом, а вас, господин Панкратов, не оставлять без присмотра свою корреспонденцию.
— Так меня неожиданно вызвали… — испуганно прошептал Денис.
— Именно принимая во внимание данный факт, ваши действия не расценены как провокационные.
Денис, видать, совершенно был выбит из себя всей этой ситуацией, потому что в обычном состоянии ни за что бы не спросил:
— А что же будет с ними?
— Тут разбирательство будет продолжено. Смеялись ли эти господа над самим письмом или над поступком члена Императорского Дома, описанном в этом письме? В первом случае это «оскорбление чести дворянина, совершённое с особым цинизмом», и господам грозит исключение из университета с запретом на последующие поступления в высшие учебные заведения. В последнем случае их действия подпадут под определение «оскорбление словом высочайшей особы». Далее следствие будет выяснять: было ли намерение? Коли было — каторга. Коли по неразумию и невежеству — бессрочная высылка с запретом въезда в столицы, а также проживания и пребывания более трёх дней подряд в городах с численностью населения более восьмидесяти тысяч человек. И об обучении, само собой, также придётся забыть.
Денис смотрел на следователя в совершенном ужасе.
А я думал, что, скорее всего, решение будет средним. Высылка. А для карьериста и лизоблюда это, пожалуй, похуже казни будет.
ПОСЛЕ ДРАКИ
Мы с Панкратовым топали в спальный корпус в несколько пришибленном расположении духа. Кто бы мог подумать, что таким образом возьмёт всё, да и обернётся? Нда.
— Не дождутся! — вдруг воскликнул Денис и остановился.
— Чего ты? — удивился я.
— С сентября, как меня сюда доставили, цепляются эти… Всё хотят показать, что я дрянь, тряпки рваной хуже. Как игра у них такая. Выдавить меня отсюда. Не дождутся! — он потряс кулаком в чёрное ночное небо, лихорадочно блестя глазами. — Пусть я чурбак неотёсанный, пусть! Но теперь, когда сам Великий князь меня товарищем назвал… Да я… — он схватил меня за руку, — я лучшим в своём деле стану! Понимаешь ли, Илья Алексеич⁈
Но меня поразило другое. Я осторожно высвободил руку из клещей Панкратова:
— Слушай-ка, братец… Жар у тебя сейчас в душе горит — ты его запомни-ка.
Он смотрел на меня, не понимая. Я счёл должным пояснить:
— Ты заметил ли, Денис, что заикаться-то перестал?
Он страшно удивился:
— А и в-в-ве-ер…
— Стоп! — я тряхнул у него перед носом сжатым кулаком: — Жар! Верь в себя!
Денис засопел, водя туда-сюда глазами, словно собирая по крупицам оброненное ощущение, задрал лицо вверх, к звёздам. Прошептал:
— Да. Я могу!
— Вот, на том и стой. Пошли, за́полночь уже.
Я, честно говоря, опасался, что в назидание за дебоширство спальный корпус окажется закрытым, и придётся нам ночь на лестнице куковать, но сквозь неплотно притворённую дверь пробивался свет и слышался негромкий разговор. Зашли. Комендант с дворником в стеклянной будочке при входе чаи гоняют.
— Вечер добрый. Не взыщите, Фёдор Семёныч, что так поздно мы нарисовались.
— Ночь уж, какой тебе вечер, — проворчал Семёныч.
Я развёл руками:
— Вот такие вам беспокойные жильцы достались.
— Да идите уж. Ивана Кирилыча еле выгнал, всё вас хотел дождаться, и вы туда же. Завтра в семь побудка!
— Ив-вана Ки-и-и-и… — Снова начал ужасаться Денис.
Я слегка шлёпнул его меж лопаток:
— Жар!
Тот коротко выдохнул, словно водки выпить собрался:
— Да, — кивнул сам себе. — Жар. Буду стараться.
Утром столовая выглядела вовсе уж пришибленно. Начать с того, что, по-моему, часть студентов не явилась. И студенток в особенности. Переживают, поди, за вчерашнее. Я сперва было этим озадачился, а потом думаю: да плевать я хотел на ваши переживания! А что — каждому нянька, что ли? Взрослые люди, каждый сам должен знать, как себя вести. Сделал морду кирпичом и на своё место попёр.
А великий князь уже сидит, бутерброд себе мажет.
— Доброе утро, — я с независимым видом уселся за столик. — Приятного аппетита.
— Ну, ты прям как аглицкий лорд сегодня, — усмехнулся Иван. — Панкратова не видел?
— Нет ещё.
— Я вчера позвонил, справки навёл. Необычный парень.
— Он, вроде, с присоединённых польских территорий?
— М-гм, именно. Из крестьянской бедноты. Туда после Третьей Польской несколько комиссий зашло. И Дениса нашего Уральская промышленная выцепила. Геомаг-самородок.
— Кто бы мог подумать.
— М-гм. За два года поднатаскали его с репетиторами, чтоб дворянский экзамен мог сдать да аттестацию за курс гимназии — и сюда. А тут, вишь, свои игрища. Мало того, что отдельные, — он усмехнулся, — отпрыски старых родов себя выше других хотят поставить, так ещё и в группе…
— Это вчерашние?
— Они-и… Думаешь, они сами, от своего большого ума на новичка рот разевали? Там, брат, такие интриги. Не всем понравилось, что Уральская промышленная компания магом высокого уровня прирастёт. Дескать, задарма выхватили золотой билет! Вот и составилась против них этакая коалиция, чтоб перспективного специалиста выдавить. А Уральская промышленная, между прочим, — он посмотрел на меня со значением, — на государственный заказ работает.
— Так надо выяснить: кто науськивал⁈ Это ж… диверсия, получается?
— Она, — Иван откусил бутерброд с таким видом, словно он был хинином посыпан. — Поют уже. Всё расскажут, как миленькие. И тогда… — он покивал, будто сам себе, — кое-какие концессии уйдут совсем в другие руки. Ибо таковые шуточки наш государь крайне не одобряет.
Однако, пень горелый, вот это каша из банальной драки заварилась!
В обед я выяснил в деканате, где находится кружок по исследованию возможностей применения магоэнергетических компонентов в новейших образцах вооружения — экое название, не сразу и вышепчешь! — и направился туда. Под исследовательские эксперименты отводилось целое отдельно стоящее здание, но сейчас оно было закрыто. Расписание обещало, что занятия ежевечерние, доступ в помещение открывается с пяти часов пополудни — а сверху была прилеплена гневная записка от руки: «В иные часы в окна не лезть и в двери не ломиться!!!» Интересно, кого и на чём там спалили, что сподвигло сего господина к написанию столь яростного послания? Ну да Бог с ним.
Так-так. С пяти, значит? Вот вечерком и приду. Если, конечно, снова в какую-нибудь каверзу не вляпаюсь.
Постояв у дверей, я поразмыслил и решил, что успею-таки до тира дойти. Пошёл. И снова был остановлен рослым (почти с меня ростом) и очень жилистым дядькой:
— Прошу прощения, милостивый государь! Я могу ошибаться, но не вы ли вчерашнего дня участвовали в потасовке недалеко от тира?
— А в чём, собственно, дело? — я невольно взъерошился. — Меня вчера столь тщательно следователи допросили, только что не выжали. Претензий ко мне нет.
— Да погодите сердиться, я не в этом смысле!
— А в каком же?
— Знаете ли вы, что добрая половина ваших соперников — это участники клуба «Панкратион»?
