Прокаженный - Разумовский Феликс (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗

— На Сенную рули, — с акцентом скомандовал кавказец и, встретив насмешливо-презрительный взгляд, пояснил: — Хавира там не битая, на дно ляжем.

Титов хмыкнул, но возражать не стал, не до того было — позади замаячили проблесковые огни, раздался лай из громкоговорителя, и пара ментозавров в желто-поносном «жигуленке» попыталась остановить автозак. Ухмыляясь, аспирант прибавил газа и, вывернув руль влево, принялся выталкивать красноперых навстречу проходившему как раз кстати трамваю. Было видно, как узколобый мент судорожно крутит баранку, да только напрасно — раздался глухой удар, и преследователи отстали. На Садовой сын гор крикнул: «Стопори!», и Титов дал по тормозам. Нырнули в парадную, оказавшуюся проходной, прошли «сквозняками» note 118 и, обогнув Сенную по большой дуге, проверились — нет ли кого на хвосте. Все было чисто. Миновав еще один, напоминавший формой и запахом прямую кишку, двор, они поднялись на второй этаж мрачного, когда-то доходного дома. Быстро глянув на обшарпанный почтовый ящик, кавказец ухмыльнулся:

— По железке все note 119, — и особым образом позвонил.

Было слышно, как кто-то подошел к дверям, зрачок «глазка» побелел, и сразу же загремели запоры. Их запустили в длинный, еле освещенный коридор.

— Гомарджоба, батоно Дато! — Нестарый еще грузин радостно пушил усы и лез обниматься. — Гомарджоба, генацвале!

— Здравствуй, Ираклий, накрывай стол.

Ираклий тут же кинулся куда-то в недра квартиры, а тот, кого звали Дато, уверенно повел аспиранта в самый дальний конец коридора. Повернул направо, открыл дверь, щелкнул выключателем. Подобное аспирант видел только в музее — стены были увешаны картинами в золоченых рамах, в углу возвышалась огромная, в рост человека, малахитовая ваза. У просторной кровати с балдахином висел роскошный персидский ковер, узор которого был неразличим из-за навешенного холодного оружия. На фоне всего этого великолепия новый знакомый аспиранта смотрелся весьма экзотично — худой и жилистый, с густой черной шерстью, выпиравшей из-за ворота рубахи.

— Давай знакомиться, генацвале. — Посмотрев на Титова так, будто увидел впервые, он протянул ему руку в наколотых перстнях. — Я вора.

Депутат ЗАКСа Алексей Михайлович Цыплаков был степенным государственным мужем с благородной проседью на висках и трудовым прошлым своим гордился чрезвычайно. А начиналось оно давно, на колхозном рынке. Тогда, сдирая с черных при разгрузке фур по полтиннику за ящик, водитель электротележки Леха Жареный о политической карьере и не помышлял. Не очень-то она волновала его и после, когда, заслав солидные «влазные», удалось выдвинуться в главнокомандующие цветочным филиалом.

Странное тогда было время. Страна, прикрывая голый зад, незыблемо шла к победе коммунизма, по ящику каждый день гоняли сериал с орденоносным половым гигантом, а продавать символ революционного процесса — гвоздику ремонтантную — строителям коммунизма не дозволялось категорически note 120.

Помнится, не растерялся тогда Алексей Михайлович. Тонко чувствуя момент и горячо одобряя в душе мудрую политику партии, навел коны с магазином «Цветы», произведя также коренные изменения в многочисленных рядах цыгано-молдаванских тружениц. Довольно, милые, шастать вам на Пискаревский мемориал и, засылая червонец менту, чтоб отвалил в сторону, таскать букеты у статуи Матери-родины! Доколе бегать вам к крематорию и, унижаясь перед Петькой Хмырем, скупать у него паршивую, почерневшую от жары гвоздику, которую он, паскуда, успел заграбастать с уходящего в печь гроба! Вот вам качественный, дешевый товар, хватит всем, и поскорее вливайтесь в мировой революционный процесс, недаром же в пролетарской песне поется: «Красная гвоздика — наш цветок!»

Влились с энтузиазмом. Забурел тогда Алексей Михайлович, личное авто купил и, поставив дело на широкую ногу, забыл, что высшее благо — это чувство меры. Как известно, жадность порождает бедность, и полгода не прошло, как захомутал его местный ОБХСС. Суровые дядьки с влажным блеском в глазах, напугав вначале до смерти, затем вдруг резко подобрели, и Алексей Михайлович по первости решил, что им просто хочется в лапу. Но те денег не взяли, предложили Цыплакову два пути: в стукачи или на зону. Делать нечего. Подписав гнусную бумажонку, Алексей Михайлович «сел на клейстер», да еще как плотно. Кликуху ему дали Дятлов, и с тех пор никто его не щемил, более того, когда вышел у него конфуз с «зелеными знаками», менты по-отечески помогли, отмазали — уж больно стучал он громко и качественно. В то же самое время случай свел Цыплакова со злостным хулиганом Василием Карнауховым. Тот только что откинулся с зоны и, шатаясь бесцельно по городу трех революций, зашел за бригадирскую будку поссать. За удаль и молодечество был он тут же принят на должность уборщика и вскоре оказанное высокое доверие оправдал. Мастерски, по наводке Цыплакова, «давал наркоз» рихтовочным молотком тому, кто торговал с выгодой, но не оглядывался по сторонам. Еще как давал! Оц-тоц-перевертоц, дела шли…

Увы, все хорошее скоро заканчивается. Вот и Васятке в конце концов не повезло — взял на гоп-стоп не в меру резвого джигита. Однако, подсев, однокорытника не вломил, и с хибром «проканал паровозом с горящими буксами» по кривым рельсам советского законодательства note 121. И покуда Василий Карнаухов чалил, Алексей Михайлович не скурвился, не забурел — старательно заботился о поделыцике, засылал ему грев в количестве должном, чуя, видимо, что тот еще пригодится.

А между тем то ли цены на нефть упали, то другая какая беда приключилась, но только затеяли главные обладатели хлебных ксив перестройку. Гласность задвинули и демократию, попутно, правда, приватизировав в стране все самое ценное. Цыплаков, чувствуя ситуацию, клювом щелкать не стал. Зарегистрировался как юрлицо и, получив благословение, свой же собственный филиал у родного рынка взял в аренду, увеличив при этом разовые сборы на порядок. И не прогадал…

Пока в исполкоме обсуждали генеральную линию партии, Алексей Михайлович поставил на своей земле десяток ларьков и, пользуясь моментом, раскручивался стремительно. Очень скоро он уже заведовал арендным предприятием и всеми филиалами при рынке. А тем временем у верхних с головой совсем поплохело — отдали монополию на водку всем желающим. Ну тут уж сам Бог велел! Полгода Алексей Михайлович гнал «Московскую особую» — спирт технический с водой водопроводной. А потом нырнул в недвижимость. Она-то у него работала как следует…

Тем временем из мест не столь отдаленных воротился разбойник Карнаухов. Только был он теперь не прежний стопарь с киянкой, а степенный законник, живущий по понятиям, с кликухой звучной и ко многому обязывающей — Вася Гранитный. На те подъемные, что отвалил ему Цыплаков, он гуливать не стал, а, возвратив их как свою долю в общак, занялся делом. Сколотил команду, да не из отморозков каких, на шконках ни разу не парившихся, а из людей нормальных, кое-чего в жизни видевших, и первым делом отшил нынешнюю цыплаковскую крышу — дескать, вам, ребята, здесь больше делать нечего. Те врубились, что масть гнедая, отлезли, а Гранитный активно включился в риэлтерскую деятельность. Работали по старой схеме — Алексей Михайлович наводчиком, а Василий со своими тяжеловесами клиентов денежных стопорил с прихватом, стараясь, однако, до мокрухи не доводить — грех все-таки.

А между тем распался Союз нерушимый, повсюду начался совершеннейший беспредел, и Алексей Михайлович надыбал тему — главное дело всей своей жизни. Он начал строить. Дело Алексей Михайлович поставил широко — заложил сразу пять домов-тысячников. В один прекрасный момент обнаружилось, что, кроме нулевого цикла, ничего не построено, а Деньги и руководство компании исчезли. Поднялся грандиозный скандал. Шумели обманутые граждане, крутились менты и репортеры, но только Цыплаков с Гранитным знали истину: бабки давно уже были отконвертированы и лежали там, где им полагается, так же как и тела наплевавших всем в душу директора и главбуха. За год с небольшим гениальная мысль Цыплакова воплотилась в жизнь не единожды: то в виде лопнувшего банка, то в виде торговли дешевыми авто. И всякий раз Алексей Михайлович недоумевал — ну откуда у нашего народа столько денег? Не иначе воруют все!