ПО 2 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" (книги серии онлайн .TXT) 📗
Если только он не умеет «тушить» свои внутренние лампы…
Очередной медведь, чуть крупнее нужного и, следовательно, опасней, встретился через полтора километра. Прикинув количество оставшихся метров, я сбросил с плеча веревку и взялся за острогу. Ладно… сделаю.
Именно сделаю, а не попробую сделать.
Любое сомнение здесь гибельно.
В несколько быстрых легких шагов, я оказался рядом с ни о чем не подозревающим молодым медведем, коротко замахнулся и нанес сильный резкий удар.
Удар, что я повторял раз за разом последние два дня перед сном. Несколько таких ударов я вбивал и вбивал себе в подкорку нескончаемыми повторениями. А еще падал, перекатывался в снегу, подхватывался на ноги, снова падал. И при каждом падении и каждом подъеме на ноги, при каждом ударе, я повторял одну и ту же мантру, дрессируя разум – «Тут мой дом!».
Тут мой дом!
Тут мой дом!
Тяжело раненый медведь яростно вскинул тяжелую голову, разинул пасть.
Выдернув рогатину, я перекатом ушел в сторону и выплеснутая хищником едкая кислотная слизь с шипением окатила снег.
Тут мой дом!
Удар! Удар! Перекат!..
- Господи! Угодники святые! – встретившийся за входом в Бункер монах по-бабьи прижал ко рту ладони – Живой! Живой!
- Живой – устало согласился я и протянул монаху веревку привязанную к старушечьему трупу – Позаботьтесь о помершей.
- Живой… - не реагировал монах.
Его оттолкнул в сторону второй служитель церковного культа. Повыше ростом, пошире в плечах, с седоватой лопатообразной бородой. Взявшись за веревку левой рукой, правой осенил сначала себя, а затем и меня крестом:
- С возвращением, Охотник.
- Я вернулся – снова согласился и улыбнулся уже спешащим навстречу жителям Холла.
- Живой! Твою ж мать! Живой! А! А я говорил, что вернется он! Говорил!…
***?
За приветливо мигающий огоньками свечей стол я усаживался с широченной улыбкой человека познавшего райское блаженство еще до смерти.
А может это и не преувеличение. Что нужно для полного счастья усталому охотнику вернувшемуся после многодневного отсутствия?
Ответ прост – банька. Правильная умело натопленная банька, неспешное и вдумчивое в ней пребывание, пара хороших веников. Но это в идеале. Я вполне обошелся куском мыла и долгим горячим душем. Мыло ушло без остатка, отмытое до скрипа и пропаренное красное тело казалось невесомым, чистое белье и легкая одежда… да. Я будто в раю побывал.
Еще до принятия душа, стоя голым за полуприкрытой дверью, договорился со старушкой о немедленной стирке своих пропотелых вещичек – белье, рубаха, нижние штаны и прочее, что все эти дни впитывало в себя соль и грязь. Под душем я провел час. А когда вышел – меня ждала сложенная влажная одежда.
Следующие полчаса ушли на подъем в хижину, развешивание постиранного, проверка верхней одежды, придирчивый осмотр снаряжения, чистка остроги и ножа, кропотливая проверка обуви. Только закончив с этим, спустился в Холл и шагнул к столу.
А стоило усесться – и передо мной встала чистая тарелка с большим куском вареного мяса, большой стакан с прозрачным бульоном, а к нему и красивая фарфоровая чашка с бледноватым чаем. Медленно, но верно, запасы чая подходят к концу.
Чай…
Чая много не бывает. Любой чаевник подтвердит.
Моя мудрая бабуля ко многому относилась с умело выпестованным равнодушием. А вот без крепкого черного чая с сахаром обойтись не могла. Каждый день после обеда, часам к четырем-пяти вечера, выполнив все неотложные дела, она подходила к крохотному столику в углу кухоньки, где у ней стоял старенький советский электрочайник, поднос и заварочный чайничек. У столика она проводила минут двадцать, колдуя с черной байховой заваркой – дешевенькой, но пахучей – иногда с листиками каркаде и сахаром. Возвращалась с двумя стаканами черного чая, один вручала мне со строгим наказом не забыть на ночь почистить зубы. Усаживалась у окошка со стаканом чая и сидела так, отпивая чай крохотными глотками. Я любил это время – ведь во время первого особого чаепития лицо бабушки разглаживалось, становилось очень красивым, спокойным и добрым…
Я с благодарностью кивнул двум улыбчивым старушкам, что принесли угощение. Покивав в ответ, они поспешили к котлу, вокруг которого, как всегда, в таких случаях уже толпился местный люд. Старики знали – сегодня их ждет обильное сытное угощение. Для многих оно может стать последним – переедание. Хотя нет, не для многих, а для единиц – в Холле наконец-то начали следить за этим.
Моя рука сама собой потянулась к чаю – о нем мечтал во время отсидок в сугробах. Но сдержался и отпил сначала бульона, после чего заработал ножом и вилкой, нарезая мясо на тонкие ломтики и отправляя их в рот. На столе трепетали две сальные свечи, с треском сгорали застывшие в жире белые волоски.
Стукнули три тарелки, за стол уселись трое званых гостей.
Матвей.
Федорович.
Тихон Первый.
- Уж и не ждали – повторил Матвей недавно сказанные им слова, когда он провожал меня до лестницы ведущей к Центру – Вернулся.
- Я же предупреждал – улыбнулся я, на мгновение оторвавшись от поглощения пищи.
Голода не было. Только сонливость и разморенность. Но есть я себя заставил. Мясо. Белок. У меня нещадно ноют мышцы – подмороженные, перенапрягшиеся. Я не давал себе пощады, ночуя в сугробах, тренируя удары и перекаты, взбираясь на холмы и спускаясь с них, таская за собой трупы и медвежьи туши. Пусть желудок сжался и не хочет еды – я заставлю. Я напитаю себя нужным и может даже чуть избыточным количеством белков, жиров и углеводов. Все лишнее потом сгорит на морозе.
- Почернел, осунулся – подхватил Федорович, внимательно оглядывая меня – Пальцы вспухли на левой руке. Подморозил?
- Чуток – кивнул я – Заснул и не заметил, как рука выскользнула из варежки. Вовремя проснулся.
- Это да… выпьешь? Мы чуть оставили.
Отодвинув опустевшую тарелку, я, продолжая жевать, поднял с колен и положил на стол небольшой сверток. Внимательно оглядел лица присутствующих, особенно задержавшись взглядом на лице благостно улыбающегося Тихона Первого, предводителя монахов и настоятелья монастырского. Я специально попросил позвать и его, зная, что он обладает огромным влиянием на многих стариков. И его влияние только увеличивается.
Поэтому, не разворачивая сверток, я предупредил:
- Ожидаю от всех понимания и гибкости в мышлении. Сходу ничего отвергать не надо. Это я больше к вам – я снова глянул на Тихона.
Седой монах спокойно кивнул и, совсем не церковным языком, ответил:
- Торопиться с выводами никто и никуда не станет.
- Что же там такое? – удивились старики.
- Ничего нового – хмыкнул я – Уверен, что там, в Замке, это давно уже есть и растет.
- Растет?
- Вот.
Развернув сверток, я убрал руки, чтобы все могли увидеть небольшую охапочку плоских травяных стеблей. Дождавшись, когда все насмотрятся, я пояснил:
- Нашел под трупом разорванного сидельца. Трава питалась им – трупом. Я рискнул попробовать и сильно удивился – прямо вкусно. Потом ел еще несколько раз и пошло только на пользу. Учитывая наш однобокий рацион – не считая подачек с Замка… разнообразие нам не помешает. Клетчатка, углеводов чуток – прямо как доктор прописал. И вырастить труда не составит – все что надо это мясо пусть даже и подмороженное. Ну может еще холод – раз она в минусовой температуре растет. Я предлагаю устроить на кладбище что-то вроде теплицы. Или холодницы? Как-то так в общем.
- Это еда – коротко сказал Матвей и с хлюпаньем втянул в себя скопившийся на тарелке бульон и жир.
- Еда – подтвердил и Федорович, украдкой взглянул на молчащего Тихона.
Поняв, что дальше молчать не получится, монах осторожно произнес:
- На телах сидельцев траву растить… бесовское это дело. Грешное.
- В чем тут грех? – удивился Матвей – На могилах вишни растут, а детишки едят. И что? Вишни бесовские? Дети грешные?
- Вишня с земли соки берет – не согласился монах – Но не тела усопших грызет. А к тому времени как дерево подросшее пробьется в могилу и сквозь гроб корни проведет… к тому время в тому гробу разве что прах иссохший обнаружится.
