Полукровка - Туров Тимур (читать книги TXT) 📗
– Слушай, – заинтересовался вдруг Володя. – А зачем тебе универ? Тебе ж вся эта учеба не нужна.
– «Корку» хочу, – пояснил Андрюха. – И в армию не хочу. А сам ты чего тут забыл?
– Учусь, – пожал плечами Володя.
– Вовка, хорош заливать, весь поток знает, что у тебя на уме один твой фотоаппарат. Экономика тебе до лампочки.
– Ну-у, – протянул Володя и поднялся из-за стола. – Пошли, три минуты до звонка.
– Ты не нукай, ты на вопрос ответь, – прицепился Потапкин. – Мог бы перевестись, раз тебя так фоткать прет, и учиться на фотографа.
– У нас в стране на фотографа не учат.
– Учат, – отрезал Андрей.
– Ну, поступил уже, – пробормотал Володя. – Надо доучиться. Не бросать же. И маме обещал.
Потапкин заржал. Володя потупился.
– Маме обещал, – передразнил Андрюха. – Тютя.
– Да иди ты, – разозлился Володя и, оставив за спиной хохмача, поспешно зашагал к аудитории.
К дверям подошел, когда зазвенел звонок, на минуту раньше преподавателя. Уселся в угол, уткнулся в тетрадь и сидел надутый, как мышь на крупу.
Злость утихла так же быстро, как и вспыхнула. Сердиться было глупо. На правду не обижаются. А Володя и сам прекрасно знал то, о чем шушукался весь поток. На экономический он поступил не по зову сердца и даже не по расчету, как Андрюха. Просто после школы плохо представлял, куда дальше двигаться по жизни. Воспользовавшаяся этим мать подкинула идею с экономическим вузом. Дескать, менеджер ты или маркетолог – не важно, а все близко к торговле. И раз страна живет продажами и перепродажами всего подряд, значит, любая экономическая профессия полезна.
Папа с мамой согласился. Володя тоже спорить не стал. Просто пошел и сдал экзамены. Поступил он с первого раза и бесплатно, несмотря на приличный конкурс. Учился спокойно, уверенно. Но радости этот процесс не вызывал.
Перестали приносить радость и занятия в школе карате, на которые угрохал семь лет. Детский восторг от махания руками-ногами давно угас. В спорте Володя себя не видел, а заниматься по инерции еще и карате надоело. Этой инерции хватало в жизни и без секции. Интереса не хватало. Азарта. Страсти.
Страсть загорелась в нем неожиданно.
Это было на втором курсе. Из очередной загранкомандировки приехал дядька, которого он видел раз в несколько лет, и привез в подарок фотоаппарат. «Никонскую» зеркалку. И началось.
Фотография захватила Володю неожиданно, но окончательно и бесповоротно. Он щелкал все подряд. Самостоятельно постигал тайны цвета, света и тени, построения кадра. Прошло некоторое время, прежде чем из сделанных кадров он начал вычленять такие, за которые не было стыдно. А фотография тем временем стала занимать все большую и большую часть его жизни.
Еще в детстве, вместе с дедом разглядывая листочки и букашек, он научился восторгаться красотой в самых простых ее проявлениях. Но если раньше молча радовался этому наедине с собой, то теперь, с фотоаппаратом, мог донести свое видение красоты в обыденности до всех. И это завораживало.
Мама с папой к этой страсти относились сдержанно. Успехам сына, конечно, радовались, но эйфории его не понимали. Мама прагматично считала, что фотограф – это не профессия, папа молча с ней соглашался. А Володя продолжал учиться, чтобы не нагнетать конфликт, хотя экономистом себя не видел. Скучные менеджеры, зажатые в рамки установленного дресс-кода, вызывали уныние. Каждое утро они затягивали удавку галстука на шее, натягивали улыбку, накидывали лямку и существовали с девяти до восемнадцати с перерывом на обед, ненавидя это существование, но смиряясь с ним из-за пачки сомнительных благ.
Володя загонять себя в рамки не хотел. Все это, называемое за глаза «офисным планктоном», было ему глубоко отвратительно. Но при этом с фактом учебы, которая неминуемо должна была закончиться превращением в такой планктон, смирился и не спорил. Может, оттого, что боялся, а может, потому, что расстраивать никого не хотел. Так или иначе, видение его жизненного пути у него и у его родителей было разным. И то соглашение, которое молчаливо возникло между ними по этому поводу, было скорее затишьем перед бурей.
А в том, что буря на подходе, Володя не сомневался. Она уже рокотала маминым недовольством по поводу того, что он устроился на работу. И не по специальности, а в одну из мастерских «Кодак». Родители считали это глупостью. Мама ворчала, что он еще пожалеет потом об упущенном времени. Но давить открыто не рискнула, а только аккуратно каждодневно капала на мозги: мол, вместо фотомастерской можно найти место поприличнее, и к концу учебы в университете иметь не только «корку», но и некоторый опыт работы по специальности.
Он вздохнул, возвращаясь мыслями в аудиторию. Что-то гундосила лекторша, сухощавая тетка с желчным взглядом. Интересно, они все так жизнью не удовлетворены, что ли? Откуда эта злость на все и всех во взгляде? Бывают же отдельные преподаватели, которые светятся изнутри. Вот его папа, например. С другой стороны, папа помешан на своей работе, а тетке, что читает лекцию, скучно. Как там ее?
Володя вдруг четко осознал, что не помнит имени преподавательницы. Об стол что-то ударилось, выводя из раздумий. Володя вздрогнул и уставился на прилетевший невесть откуда колпачок от ручки. Взгляд с колпачка метнулся в сторону. Там, пригнувшись к столу, сидел Потапкин и пялился на друга с заговорщицким видом.
– Ты чего после пары делаешь? – зашептал он так громко, что запросто мог бы разбудить этим шепотом десяток покойников.
– С Ольгой встречаюсь, – одними губами отозвался Володя.
– Айда с нами в парк.
– Молодые люди, – вклинилась лекторша. – Вот вы, на «камчатке». На следующем занятии у вас семинар. И вас двоих я запомнила.
С Ольгой Володя познакомился на дне рождения у кого-то из общих знакомых. Увидел и влюбился с первого взгляда. В ней не было амбициозности, расчетливости и стервозности московских девчонок. Ни капли гламура и понтов. Она была естественна и умела себя держать как-то особенно, с сочетанием скромности и достоинства.
У нее отсутствовала глянцевая красота, но она была определенно красива, и в каждой черточке сквозила мягкость домашнего уюта. И улыбка была сказочной. И глаза лучились чистотой, хоть и возникали в них порой дьявольские искорки. С такой девушкой хотелось завести семью и нарожать детей. Впрочем, Володя этого тогда не понимал, скорее, чувствовал что-то интуитивно. Ольга, хоть выглядела по поведению старше большей части шебутной компании, оказалась на год младше.
Тогда она засобиралась домой рано. Узнав, что ее никто не провожает, Володя с радостью сбежал, не дожидаясь конца пьянки, и проводил до подъезда. Наедине тем для разговоров почему-то не нашлось, хотя проблем в общении с противоположным полом у него никогда не было. Но и того чувства, которое разгоралось при одном взгляде на эту девушку, он прежде ни к кому не испытывал.
На другой день Володя пригласил ее в кино. Тот фильм стал первым совместным впечатлением и первой общей темой. А от этой темы заплясали другие, и стало легко и хорошо. Откуда и как взялась эта легкость, они не понимали, да и не думали. Не нужно им было копаться в причинах и следствиях.
А потом сами собой завертелись отношения, лишенные той легкомысленности, какой грешили все предыдущие Володины интрижки. С тех пор прошло чуть больше полутора лет.
На работу его ждали сегодня к пяти часам, и между последней третьей парой и этими пятью часами была масса времени. Это время они с Олей договорились провести вместе. А вот где, не решили, потому Володя легко принял приглашение Потапкина. Ольге всегда нравились его однокурсники. Особенно молчаливый, вечно уткнувшийся в себя, но не пропускающий ни одной пьянки Гоша и разудалый Андрюха со своими шуточками.
Потапкин хохмил всегда, причем опасно, балансируя на грани приличий. Позволял себе легкую похабщинку, при этом никогда не скатывался в откровенную пошлость. Как ему удавалось удерживаться в рамках, которые отделяют джентльменов и примкнувших к ним не совсем джентльменов от скотов и хамов? Загадка. Володя считал, что в этом плане у Потапкина врожденный талант.
