StarCraft: сборник рассказов - Геролд Девид (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Согласно учению Кхаса, свет — сияющий, исцеляющий, благословенный свет — наполнит тех, кто вступает в последнюю фазу их нынешней жизни, и озарит начало следующей.
Йаалу очнулся в темноте. Темноте, полной боли, граничащей с агонией.
Его кожа хрустнула, когда он попытался шевельнуться. Воздух, обдувающий грудь, обжег его точно пламя. Правая рука болезненно пульсировала. Левая ступня ныла. Органы, о существовании которых он раньше не подозревал, отзывались мучительными всплесками боли. Казалось, его зажарили изнутри.
Это не было похоже на обещанное Кхасом блаженство. Или он упал в Пустоту, или…
Он выжил?
Образы, воспоминания и кошмары вернулись к нему. Туннель. Муталиск. Его кровь.
Он должен был погибнуть.
Но почему-то этого не случилось. Каким-то чудом он выжил. Наполовину изъеденный кислотой, истерзанный, беззащитный, но — живой.
Как?
Шлем. Его защита спасла мозг и пси-рецепторы от разъедания. Но он не смог бы спасти Йаалу от…
Падения. Которое он не должен был пережить. Ни при каких обстоятельствах корабль не мог упасть с орбиты, достичь конечной скорости и не разлететься на кусочки при столкновении с планетой. Даже столь выдающийся и прославленный, как «Корамунд». Корабль должен был развалиться на части после такого крушения, а экипаж — умереть. Йаал стал бы горсткой праха.
Должен был. Смерть в пламени казалась куда более милосердным концом, нежели то, что он ощущал сейчас — его переполняла невыносимая боль от кислотных ожогов и жажда света.
Он вгляделся во тьму, надеясь, что зрение приспособится к ней. Даже маленький лучик света поднял бы его дух и облегчил боль, ведь свет был основой жизни протоссов. Именно свет давал им мудрость и энергию. Свет давал им жизнь.
Тьма была кромешная. Скоро жажда сведет его с ума — а может, уже.
Его шлем… он мог создать свет. Он послал мысленный сигнал фонарю. Голографический экран не смог включиться, но свет мигнул и загорелся, и протосс жадно впитал каждый фотон, точно это была вода.
Он увидел, что лежит на распределительном щите, запутавшись в кабелях, а туннель, ведущий к двигателю, оказался над ним. Авианосец перевернулся во время столкновения, но корпус почти не повредился. Толстые ветви бале проделали в дыры в обшивке, усыпав лестницу почками конической формы.
Неужели деревья сумели смягчить падение? Или это была просто его галлюцинация?
Он мысленно попытался ощутить еще чье-нибудь присутствие в Кхале. Его псионические способности были ограничены, и к тому же ему мешала боль, но он сумел бы получить общее представление о состоянии экипажа.
Он не почувствовал ничего. Ни эха. Ни шелеста. Не было даже тихой пульсации жизни. Кхала погрузилась в безмолвие и темноту.
Его сердце упало. Похоже, он был единственным, кто остался в живых.
Он лежал, размышляя над своей судьбой, несколько часов — или дней; сложно было судить о времени в его состоянии. Он лежал бы так до тех пор, пока смерть не вернулась бы за ним, если бы не почувствовал покалывание.
Оно было таким слабым, что он чуть было не пропустил его. Слегка покалывало руку, которая лежала на силовом кабеле. Он ощутил что-то вроде ритмичного биения с равными промежутками, и к этому не примешивалась боль от кислотного ожога.
Пульс. В кабеле бился пульс. Слабый и исчезающий, но он был там. В проводах была энергия. Искра «Корамунда» не погасла… пока.
Он должен был что-то сделать. Он любил «Корамунд» больше, чем что бы то ни было. Благодаря авианосцу он обрел работу и возможность стать частью легенды. Возможно, Йаалу удастся спасти его от печальной участи, и сквозь него не прорастут деревья бале, а корпус вскоре не покроют грибницы паразитов. Может, где-то в корабле ему удастся найти то, что поможет запустить двигатели. У него был долг перед авианосцем и экипажем, если кто-то еще выжил. Он обязан был сделать все возможное, пусть и шансы на успех казались мизерными.
С огромным усилием он кое-как высвободился из кабелей и поднялся на ноги. Еще несколько кусков кожи растрескались и осыпались, обнажая нежную плоть. Но когда он сжал кабель и почувствовал биение сердца «Корамунда», пусть и очень слабое, то почти забыл о собственной боли.
Он ухватился за ветку бале и начал взбираться по туннелю.
Из-за мощной гравитации Ванасса подниматься было невыносимо. Он не мог оттолкнуться и проплыть по воздуху в нужном направлении, как делал это на орбите. Приходилось подтягиваться, цепляясь за лестницу и дерево. Грубые ветви натирали обожженные ладони. Слои эпидермиса осыпались еще быстрее, когда он потянулся к следующей части лестницы. Он сбросил оставшуюся кожу; даже не глядя на себя; протосс ощущал, что кислота не оставила на нем ничего, кроме плоти.
Ун дара ма'накай. Слова пришли сами собой, точно его вел инстинкт. Ун дара ма'накай.
Он вспомнил день, когда впервые услышал эти слова. Их произнес Риммику, тамплиер, которому он помогал в начале своей службы. Зерглинги уничтожили не только весь отряд Риммику, но и все его конечности. Но тамплиер не позволил уродству помешать ему выполнять свои обязанности. Он превратил боль в силу воли. Эта сила подпитывала его мускулы и позволяла управлять летающей платформой, которую Йаалу собрал для него из частей перехватчиков.
Ун дара ма'накай. Риммику обладал столь нерушимой верой в эти слова, что ослушался командования и вернулся на поле боя, где уже потерял почти все. Ведомый местью, он отыскал и убил всех зерглингов, которых смог найти, и, в конце концов, погиб в утробе королевы зергов.
Ун дара ма'накай. «Наша служба бесконечна», — повторял Риммику.
У Йаалу не было ни выдержки, ни силы воли, ни выносливости тамплиера. Он не мог превратить свои страдания в орудие и использовать его в бою. Он был инженером и обладал совсем иными навыками. Он умел талантливо использовать инструменты, а не оружие, и именно так он должен был совладать с болью — превратить ее в инструмент и с помощью нее двигаться вперед. Помнить, как ему повезло, что он еще жив и может чувствовать боль.
Он добрался до развилки туннелей и перевалился через край. Отдохнув пару мгновений, он встал.
После крушения эта часть туннеля оказалась в горизонтальной плоскости. Не нужно было никуда взбираться, можно было идти. Или ковылять. Его ноги отказывались двигаться быстрее.
Когда Йаалу открыл люк и увидел царивший за ним кошмар, он пожалел, что его ноги не отказали совсем.
Трупы и части тел были разбросаны по всем коридорам. Головы, конечности, торсы, все в разной степени изуродованные и разложившиеся. Многие из них были его друзьями, лучшими друзьями, мертвыми друзьями, пережившими падение — но не то, что за ним последовало.
Это сделали зерги. Следы их зубов и когтей виднелись на всем, что они не смогли сожрать. Шипы пригвождали руки и ноги к стенам. На извергнутых органах были пятна кислоты, оставшиеся от попытки переварить их. Пси-рецепторы пришлись зергам по вкусу больше всего: своего рода деликатес. Они были оторваны от всех голов протоссов, насколько Йаалу мог видеть.
Он нервно коснулся собственных пси-рецепторов. Варварство зергов объясняло, почему он не ощутил даже эха от смерти своих товарищей. Их разумы были оторваны от Кхалы. Он помолился, чтобы блаженство и новая жизнь пришли к ним поскорее.
Иногда, поворачивая за угол, Йаалу замечал среди трупов и остовы зерглингов со следами ударов кузнечных клещей или электрических ожогов от псионических двигателей. Какими же отвратительными были эти создания вблизи. Они оскорбляли само чувство прекрасного. Отростки, отходящие от шеи, казались неуместными, словно бы их оторвали от более крупного существа и кое-как приделали к телу зерглинга. Хотя в этом и заключался смысл мутации зергов: собрать вместе самые мерзкие части различных видов, чтобы создать нечто еще более мерзкое. В этой пародии на эволюцию зерглинги были наивысшей точкой развития. Йаалу от них тошнило.
