Учитель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович (читаем книги .TXT, .FB2) 📗

С трудом оторвавшись от дочери, он провел нас в находящееся неподалеку заброшенное додзё, где во дворе стояло несколько макивар, отличавшихся куда лучшим состоянием, чем потемневший от неухоженности дом с заваленной мусором крышей. Показав мне пару ударов и объяснив их значение, Суичиро вновь вернулся к дочери… затем, чтобы через пять минут подойти и, процедив несколько непечатных слов, показать еще кое-что. Я справился минут за десять. Он заставил отрабатывать удар локтем. Тут уже было гораздо сложнее, потому что бывший псих не пояснил элементы доворота туловищем, что пришлось постигать самому. Тем не менее, я не возражал, позволяя отцу и дочери наговориться. В следующий раз просто приеду без неё. Пусть навещает отца по субботам.

— Так, надоело! — в очередной раз подошедший Суичиро хмуро показал мне синай, тренировочный меч для упражнений кендо, — Если ты такой пришибленный, то поучи-ка мэн и котэ! Это элементарные упражнения с мечом, их набивают годами! Дай уже с дочерью поговорить, монстр!

— Зачем мне умение обращаться с холодным оружием? — спросил я, пока Огаваза демонстрировал удары. Спросил без какого-либо подтекста.

— Тебе это пригодится, поверь мне, — дёрнул щекой учитель, — Отрабатывай, даже если покажется, что исполняешь идеально. Через час-полтора придёт Ога-баба, она уведет Ману смотреть деревню. И это… ты не много на себя берешь, указывая нам с дочерью, когда встречаться?

— Не много, — взвесив в руке синай, я попробовал повторить хват сенсея, а когда тот начал багроветь, продолжил, — Твоя дочь одна из лучших учениц в школе, но у неё нет друзей, нет приятелей, кроме одной «надевшей черное», которая, к тому же, якудза. И моей сестры. Единственное время, которое Мана может провести с нормальными людьми — это на пробежке с нами каждое утро, и по воскресеньям, когда Эна её таскает то по магазинам, то в кино, то просто гулять. Ты хочешь, чтобы твоя дряхлая полудохлая туша стала последней затычкой в жизни молодой девушки?

— Ну и мерзкий же ты хер, Акира… — спустя минуту выдавил из себя бывший уличный боец, отворачиваясь и уходя.

Я отрабатывал удары. Это было упражнение уровнем куда выше, чем исполненные ранее. Моторика тела Огавазы, демонстрировавшего эти «мэн» и «котэ» находилась на качественно ином уровне исполнения, чем во время прошлых приёмов. Даже я, со своим опытом и пониманием работы тела, не мог сразу скопировать и запомнить на нужном уровне настолько отточенные техники. Как минимум, теперь, помня тренировки своего деда, который мне пра-прадед, я могу дополнить свою базу движений большим пониманием техничных ударов.

Спустя полтора часа упражнений у меня неслабо болели ладони и ныли запястья. Мелочь, демонстрирующая, что следует посвятить больше времени развитию запястий. Приём, которым я «успокоил» боксёра на месте собственноручно сожженного здания, был эффектен, но не эффективен, однако, отлично подходил для работы с любым человеком, обладающим небольшим весом и удобным размером черепа. Среди опытных и бывалых бойцов редко попадаются настолько легкие как тот смуглый таец (или филиппинец?), но на всякий случай пригодится. Пальцы у меня очень сильные.

Я даже настолько увлекся анализом своих ноющих от повторений мышц, что пропустил возвращение Суичиро.

— Вот смотрю я на тебя, — раздался неприязненный голос учителя, — и не пойму. Ты потомок самого Горо Кирью, признанный гений. Твой потенциал воистину велик. Зачем тебе такой учитель как я? Зачем тебе «мусорщик»?

— Тебе короткий ответ или длинный? — поинтересовался вспотевший я, опуская синай.

— Давай сначала короткий. Потом длинный, — севший на скрещенные ноги неподалеку Огаваза проявил неожиданную сообразительность, — Хочу тебя получше понять, гад.

— Короткий ответ будет таков. Я гений, а ты меня не любишь. Идеальное сочетание, — хмыкнул я, — Длинный будет звучать чуть иначе. Я банально умнее, чем подавляющее большинство «надевших черное», Огаваза-сенсей, в том числе и возможных учителей. У них есть своя философия, своё видение обучения, своё видение предмета. Свой Путь. У «мусорщика» нет… приверженности к этому барахлу. Ты учился чему попало. А я могу даже самые кривые твои движения понять и осознать. Оценить и осудить. Проще говоря, когда ты меня учишь, то это делают сразу все придурки, что давали уроки тебе. А раз ты меня считаешь говнюком, который спит и видит, чтобы сотворить с твоей дочерью что-то паршивое, то тебе будет плевать на то, что я буду делать с полученным знанием. Ты не видишь во мне продолжения себя и не пытаешься впихнуть мне вместе с навыками какое-нибудь философское дерьмо. Как и сказал — для меня это идеальное сочетание.

— А потом, когда я сдохну, ты выкинешь Ману на обочину, да? — помолчав пару минут, горько спросил Суичиро, — Или сделаешь из неё «идеальную» жену?

— Нет и нет, — сняв майку, я обтёрся захваченным полотенцем, а затем оценил повреждения рук, полученные при отработке махов синаем, — В ином случае я бы не позволил ей проводить время со своей семьей. Согласись, Огаваза-сенсей, что шантажировать сенсея дочерью — крайне глупо, ведь от него зависит, чему он будет тебя учить? Я шантажировал безумного придурка, который кинулся на меня с ножом, это да. Шантажировал, чтобы получить учителя. Рискнул ради этого жизнью.

— Ничем, мать твою, ты не рисковал, не лечи мне! — тут же взъерепенился Огаваза, молчавший прошлые мои визиты, — Ты чертов колдун! Ведь не только не получил урон от моей духовной энергии, но и запихал её обратно внутрь меня! Рас… расколдовал запущенную технику! Позволил выжить! Это невозможно!

— Считайте это актом доверия от ученика к учителю, — я скупо ухмыльнулся при виде заскрежетавшего зубами человека, — И подтверждением того, что я гений.

— Да пошёл ты, — вяло махнул рукой почти сдавшийся человек, — Ну и зачем мне тогда тебя тренировать, если ты, вроде как, больше не держишь мои яйца в кулаке?

— Затем, что я нужен тебе, Огаваза-сенсей, а ты нужен мне. Ты скоро сдохнешь. Всё, что у тебя есть — это обрывки знаний и навыков «мусорщика», и твоя дочь, совершенно не приспособленная к жизни. Любой человек, который догадается на неё накричать, сможет добиться от неё всего. Она сама придёт к нему домой, сама разденется, позволит сотворить с собой всё, что угодно. Потом вернется домой, пару дней походит в школу, а потом спрыгнет с крыши. Ты это знаешь, я это знаю. Ты заботишься обо мне, я забочусь о ней. Как понимаешь, в сексуальном или там рабском плане она меня не интересует. Не настолько, как интересуешь ты как учитель. А вот как быстро ты деградируешь, лишившись ученика — это вопрос интересный. Если хочешь — проверь.

— Какой же ты урод… — пробормотал бывший псих, закрыв ладонями лицо, — Какой мерзкий урод…

— Ты удивительно капризен для полудохлого старика, который выжил из ума настолько, что чистил своей дочери яблоко прямо на улице, играя в посещение больного. Но если тебя это утешит, мы можем сейчас дождаться её. Я сообщу Мане, что ей больше не нужно меня во всем слушаться, ты нашёл способ искупить её жертву. Хочешь? Только скажи.

Проблема высокоразвитой человеческой цивилизации в том, что воспитание новой особи требует огромного количества времени и усилий. Получаемые в течение многих лет подряд уход и забота оказывают тлетворное влияние на формирующуюся личность, подсознательно считающую, что ей необходимо во взрослой жизни добиться того, что было уже «утеряно» — бесплатной любви, ухода, уважения и содержания. Проще говоря — они терминально разбалованы.

— Нет, демоны тебя побери… демон! — рявкнул мужчина с внешностью голодающего старика, — Не хочу!

— Хороший ответ, — кивнул я ему, — Куда лучше, когда сволочь одна, и предсказуемая и хоть в чем-то от тебя зависящая, чем какой-нибудь урод с пошлыми намерениями, да? Потеряем еще немного времени или научишь еще чему полезному?

Было почти забавно наблюдать за человеком, который откровенно меня не любит, но при этом откровенно понимает и пользу, что я для него несу. Ему просто дико не нравилась ситуация, в которую его, бывшего уличного бойца с огромным опытом, ногами загнал в угол заносчивый пятнадцатилетний сопляк, от которого теперь натурально зависит его собственная дочь. Жесткие и неприятные рамки, насилующие психику Огавазы Суичиро, помогали тому сохранять трезвый рассудок, буквально начать новую жизнь, но сказать, что процесс был для него приятным… не мог никто.