Испытание выживанием (СИ) - Сафина Айя "AyaS" (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
— Исайя собирает штаб через пять минут, — сообщила Трухина.
Я кивнул. Я знал причину сбора — нам надо определить направление. С самого побега из Тасара мы ищем убежище, которое сможем посчитать безопасным хотя бы больше, чем на двенадцать часов. Посреди Западных румынских гор засели три командных полка. Говорят, зараженные не могут подняться высоко в горы из-за анемии, годовая сидка полков возле Клужа[11] подтверждает эту теорию.
— Останешься с ней?
Я уже заранее знал ответ Трухиной. Она выпучила на меня глаза, сложила руки на груди и смастерила два вопросительных знака бровями.
— Я не гребанная акушерка! Я командир!
— Пожалуйста, Свет, мне не с кем ее оставить!
— Ну уж избавь! Всякие человеческие слизи и жидкости — это участь военврача. Где он?
Я посмотрел на нее взглядом, который она прекрасно знала и который всегда работал безотказно. Это был взгляд типа «ты мой друг, ты не можешь отказать, когда я прошу». В конце концов, взаимовыручка и сделала нас ближе всех остальных. В нас удивительным образом еще зиждились семена доверия и сострадания к ближнему, в то время как остальных солдат все больше и больше порабощал эгоизм. Я все ждал, когда этот эгоизм превратит их в каннибалов. Я, Трухина и Исайя — мы, как никто другой, понимаем важность крепких звеньев в цепи, лишь вместе мы сможем выстоять перед ударами судьбы, которая бьет кнутом то спереди, то сзади. В одиночку с ней не справится. Мне хотелось верить, что во времена конца света мы сможем сохранить подобие человечности, чтобы напоминать потомкам о том, кем им следует быть в момент, когда кажется, что весь мир канул в безвозвратный хаос.
— Ох, вали уже! Черт бы тебя побрал, Макс! — выругалась Света.
Я улыбнулся ей. Она показала мне средний палец. И я обрел уверенность в том, что моя дорогая Лейла и мой сын в самых надежных руках, какие мне только мог подарить бог.
— Семь лет в разведке, чтобы детей из утробы вытаскивать, мать вашу!
Трухина что-то бубнила себе под нос по-русски, я ее не понимал, но довольный выбежал из ветклиники в быстро спустившуюся морозную ночь. Ливень прекратился, ему на смену пришел снег. Мои ботинки оставляли черные следы на асфальте, покрытом белым снегом, который отныне выполнял роль осветительных фонарей.
Штаб расположился на центральной площади Сольнока в музее Яноша Дамжанича — трехэтажный дом из белого кирпича с мансардой. Всего в нашей роте пять командиров — по количеству родов войск. Решения принимаются большинством голосов, но в основном они склоняются на сторону самого опытного и харизматичного из нас — Исайя Онвуатуэгву. К началу Вспышки он уже десять лет прослужил миротворцем ООН на границе между Суданом и Южным Суданом, где происходил нескончаемый дележ территории Абьей, богатой нефтяными залежами. Военные перевороты трясли Судан каждый год на протяжении пятнадцати лет: переходные органы власти, временные правительства, оппозиция никак не могли найти лидера, который бы всех устраивал. Коррумпированный континент визжал голосами ни в чем неповинных женщин и детей, которые больше остальных подвергались насилию, порабощению и уничтожению. Исайя вырос в Эфиопии, он никогда не любил рассказывать о своем доме, он никогда больше не возвращался туда с тех пор, как стал солдатом в голубой каске. Никто и не настаивал. Вся трагедия его жизни отпечаталась в его размеренной речи, взвешенных словах — каждое из его уст стоило дорого — открытом и бурящем насквозь взгляде, кричащих шрамах на лице от мачете, а также в бесконечном сострадании к людям всех мастей. Невероятным образом в Исайе смешивалась солдатская твердость и навязчивый гуманизм. Думаю, только благодаря нему наша рота еще не превратилась из армейской части в банду мародеров, каковыми стали многие дезертирские отряды. Исайя всегда напомнит о том, что мы стали солдатами не из-за трусости, не из-за страха за свою жизнь, а именно из-за стремления навести порядок в мире, защитить обездоленных и слабых от гнета сильных, стать непоколебимой стеной между справедливостью и злом.
Внутри в зале постоянной выставки народной жизни средне-тисского края посреди экспонатов, изображающих сцены из прошлой жизни на фоне хижин с соломенными крышами, когда Сольнок жил рыболовством, добычей тростника и вырубкой лесов, стоял широкий стол с водруженной на него стратегической картой, выкраденной смекалистыми полковниками у НАТОвских генералов в самом начале зарождающегося хаоса. Увидел бы кто, что карту расположения секретных военных баз и бункеров дотошно изучают обычные солдаты в толстых зимних куртках, всего полгода назад бывшие рядовыми, мы бы все были брошены гнить в безвестные тюрьмы еще задолго до вчера.
— Через Е60 всего триста километров пути, за день пройдем, — предложил командир пехотных взводов по фамилии Слуньски.
Трухина со свойственным ей пофигизмом на чувства людей зовет его Слюнки. Я невольно улыбаюсь при воспоминании этого прозвища, так точно описывающего свисающие на плечи пакли светлых волос командира Слуньски.
— Слишком много крупных поселений, рискуем наткнуться либо на мародеров, либо на зараженных, — парировал Исайя.
Он стоял, как и положено, во главе стола — все карты развернуты к нему. Его иссиня-черная кожа приобрела глинистый оттенок в сумрачном свете походных фонарей.
— Зараженные так далеко не прошли бы мимо нас, — лысый широкоплечий командир пехотных Спартанов Хуберт, или как мы зовем его Убер, поддержал позицию пехоты.
— Все равно рискованно. На полпути Орадя — по последней переписи там триста тысяч жителей было. Увяжутся за нами. У нас и без них беженцев почти сотня человек, — напомнила Ромашка.
На самом деле командира мотострелкового взвода зовут Рамуне — короткостриженая рыжая венгерка, руководящая отрядами БМП. Но армия всегда была полна сексистов, а потому назвать девчонку Ромашкой нам показалось достойным.
— Это не аргумент. Мы возьмем к себе любого, кто изъявит желание пойти с нами, — Исайя тут же напомнил, что цель нашей длительной экспедиции не только в спасении самих себя, но и в спасении нуждающихся.
— А если они без машин?
— У нас есть места в автобусах!
— Места есть, а вот с пропитанием дела все хуже.
— Я еще раз повторяю, мирных жителей не бросим!
Командиры недовольно переминались с ноги на ногу.
— Но Ромашка права. Через Орадя не пойдем. Крупные города, как приманка для падальщиков, — заключил Исайя.
Падальщики. С каждым прожитым месяцем мне казалось, что этот термин все больше подходит и нам: мы постоянно обнюхиваем все углы заброшенных домов в поисках продовольствия и медикаментов, собираем одежду и электронику, пытаясь перепаять ее во что-нибудь полезное. Спасаясь от людоедов, мы не заметили, как сами стали пожирать любые годные остатки своего мира.
— Нам и здесь не следовало останавливаться, — буркнул Бекер — командир ракетно-зенитного комплекса «Роланд», которого мы все зовем на созвучный лад Пекарем[12].
Пекарь с опаской поглядывал на темную улицу за окном, где дороги покрывались все более толстым слоем мокрого снега.
— У нас нет выбора. В данный момент военврач оперирует мальца с аппендицитом, еще трое мучаются от переломов голеней с самого Будапешта, как бы ампутировать не пришлось. С десяток детей страдают от жара из-за гриппа. Насколько мне известно у двоих подозрения на пневмонию.
Исайя еще долго перечислял причины, по которым нам необходимо спрятаться под крышами бетонных зданий от промозглых ливней и снежных бурь. Я был благодарен ему за то, что он не приписал к списку причин перевала мою рожающую жену.
— В том то и проблема, мы тащим за собой слишком много обуз, — тихо произнес Пекарь.
Но в стоявшей вокруг могильной тишине, в которую все больше скатывается человеческий мир, его шепот был услышан каждым. И в каждом нашел какой-то отклик: поддержки или противостояния. Одно ясно как день: никто не остался равнодушным к его словам.
— Хочешь сказать, что мы должны бросить людей и продвигаться в горы сами? — Исайя расправил плечи и напряг мышцы спины, словно готовился к атакующему прыжку.
