Дети Ржавчины - Тырин Михаил Юрьевич (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
– Это далеко?
– Далеко. Дня три пути. Это в долине, где много водопадов, на пути к Третьей горной заставе. Почему ты спрашиваешь? Ты оставил там что-то?
– Ну... да. Смогу я побродить часок, если мы окажемся там?
– Значит, согласен, – облегченно сказал Подорожник и бесцеремонно отпил из моей кружки. – Что, интересно, ты будешь там искать? Наверняка это уже нашли без тебя.
– Нет... – я замолчал, не зная, стоит ли сразу раскрываться. Потом решил, что стоит. Мне не терпелось узнать ответ. – Там должна быть пещера...
– Ха! Там тысяча пещер. Какая тебе нужна?
Сердце екнуло. Но не остановилось. Ничего страшного, жизнь продолжается. Тысяча пещер – не миллион. Можно поискать.
– Странный ты какой-то, – хмыкнул погонщик. – Завтра сходим к Лучистому, я скажу, что забираю тебя. А ты помойся хорошенько. От твоей одежды так несет навозом, что хочется плюнуть.
Я вышел в пустой темный двор. Тысяча пещер... Сейчас, когда я узнал, что вернуться будет непросто, мне вдруг впервые захотелось домой. К Лерочке. К Катеньке. К троллейбусам и шумным улицам. К Директору, наконец.
Тысяча пещер. Ну ничего. Главное, стронуться с мертвой точки. Теперь все будет по-другому. Теперь что-то изменится, наверняка.
Я наивно полагал, что могу следующим утром поваляться лишний часок после подъема. Но староста, пришедший выгонять нас работать, понятия не имел о переменах, наступающих в моей жизни. Ему было на них наплевать. Он считал, что, пока я числюсь на конюшне, должен заниматься лошадьми, и был по-своему прав.
Пришлось таскать лоханки с водой. Однако теперь меня не угнетали ни эта работа, ни тошнотворный завтрак, съеденный вскоре после пробуждения. Я испытывал пренебрежение к своей прежней, неуютной и уже отдаляющейся жизни. Наконец-то наступали те перемены, о которых я столько думал. Я уже жил там, в завтрашнем дне, где я наконец смогу оторваться от постылого овощного двора, где увижу все, что хочу видеть, и найду ответы на накопившиеся вопросы. Я был убежден, что именно так и сложатся события.
После обеда мы с Подорожником отправились на попутной повозке к Лучистому. Тот собирался куда-то уезжать и уже сидел в седле своей новой лошади. Человек с обожженным лицом, которого я уже однажды видел, был рядом с ним. Он гарцевал на своем коне, высокомерно поглядывая на меня.
Повелитель не побрезговал сказать мне несколько слов. Он говорил о нешуточном доверии, оказанном мне, о необходимости быть честным и храбрым, о верности своему господину и благодетелю. Под последним он имел в виду себя, конечно.
Я почти не слушал Лучистого. Я даже не смотрел на него. Не смотрел, чтобы не рассмеяться.
Их величество гордо восседало на коне, положив ладонь на рукоятку дорогого, хорошо отделанного тесака в кожаных ножнах. Мой серый двубортный пиджак, отчищенный и залатанный, был перепоясан широким ремнем с коробочкой-именем. Мои брюки – заправлены в короткие сапоги из мягкой кожи. А мой галстук – мой старый зеленый галстук, подаренный Леркой на Рождество, – красовался на лунообразной голове Лучистого, перетягивая большой покатый лоб прямо посередине.
Он был похож на пьяного председателя колхоза, изображающего мальчишкам Илью Муромца. Я старался не рассмеяться. Наконец Лучистый уехал, величаво выпрямив жирную спину, обтянутую моим пиджаком. Подорожник постоял немного, глядя ему вслед, потом бросил мне «пошли» и первым зашагал в глубь двора.
Я впервые оказался во владениях Лучистого и вынужден был признать, что мне здесь нравилось. Никакой грязи, никаких груд хлама и перегнивших овощей не было и в помине. Все почищено, выметено, а местами даже покрашено. Дворовые работники аккуратно одеты. Лица в основном сытые и самодовольные. Мне даже стало неудобно за свою неровную щетину и ветхую одежду, пропитавшуюся запахом навоза. Но на меня поглядывали снисходительно.
Погонщик вошел в высокий сарай, попросив меня подождать. Вскоре он показался с ворохом одежды в руках.
– Снимай свое рванье и одевайся в это, – велел он.
Мне достались брюки из плотной серой ткани, тонкий свитер и кожаная куртка. Крепкие сапоги из коровьей кожи оказались чуть велики, но эту беду можно поправить портянками.
Одевшись, я почувствовал себя другим человеком. Курточка, правда, немного жарковата для здешнего климата, но это сейчас, а сырой ночью ей цены не будет.
– Человек, носивший это до тебя, – проговорил Подорожник, – прожил совсем немного. Поэтому одежда почти новая.
– Как это «прожил немного»? – оторопел я. – Так это все, выходит, с мертвеца?
Погонщик усмехнулся.
– А ты думал, это, – он кивнул на груду моей старой одежды, – с живого? Да разве живой человек свою одежду отдаст?
Я должен был об этом догадаться. И нечего теперь строить из себя чистюлю. Я взглянул на погонщика и по-свойски усмехнулся.
– А теперь надень это, – он бросил мне под ноги широкий ремень с пристегнутым ножом. Пожалуй, это был не нож даже, а меч или тесак – по длине он равнялся моей руке.
Я поднял оружие с земли, вытянул из ножен. Тесак был тяжелым и крепким, но эстетики в нем оказалось не больше, чем в обрезке водопроводной трубы. Складывалось впечатление, что его сработал из железной полосы второклассник-двоечник – с помощью зубила и негодного школьного напильника. В этот момент я вспомнил про свою находку – искусно обработанную полоску металла, что хранилась теперь в подвале конюшни под моим тюфяком. Почему, спрашивал я себя, бесполезная старая вещь поражает красотой и точностью отделки? А необходимый и незаменимый в этих условиях боевой клинок – предмет гордости настоящего бойца – иначе как корявым не назовешь. Почему?..
Обратно мы шли пешком. Погонщик помалкивал, ухмыляясь каким-то своим мыслям. Я заметил, что встречные поглядывают на нас осторожно. Словно боятся разозлить слишком смелым взглядом. Даже двое пьяных громогласных старост притихли, заметив нас. Видимо, погонщики имели свой, особый авторитет.
– Ты так легко согласился пойти с нами... – сказал Подорожник.
– Разве это странно – выбрать достойную жизнь?
– Или смерть, – тихо заметил погонщик.
Меня его слова ничуть не смутили.
– Зачем обязательно смерть? На свете много опасных дел, но это не значит, что ими не нужно заниматься. Твоя жизнь так же опасна, как теперь и моя...
– Опасна... Знаешь, я уже не один год переезжаю от заставы к заставе. И ни один из тех, с кем я начинал, не остался в живых. Ни один...
– Я что-то не пойму, ты решил меня отговорить?
– Нет... Просто не хочу, чтобы ты в первой же заварухе обделал свои новые штаны. Почти новые... Боюсь, ты еще не понял, во что ввязался. Те люди, что были до тебя...
– Они просто не были готовы. И поэтому погибли. Я понимаю. Но ведь ты – живой.
– Да, я живой. Не знаю, почему. Все думают, я заговоренный.
– А если и я заговоренный?
– Можешь в это верить, коли нравится. Но с этого момента ты мой. Ты уже не можешь испугаться или передумать.
– Не беспокойся. Я не передумаю. Чем мы будем сегодня заниматься?
– Ничем. Отдыхай. На обед приходи ко мне, если хочешь. Мы отправимся в дорогу дня через два или, может, три. Готовься к худшему, а пока – отдыхай.
