Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей (книги без регистрации .TXT) 📗
– Понятно. Глянем сейчас, – инструктор подошел к архиву, к картотеке. – Как вы сказали? Постановление № 137? Ага, вот, – он вытащил карточку, а затем, по карточке уже, нашел в шкафу папку средней толщины. Сел, полистал. – Да. Конечно. Ну, все понятно. Я тоже, кстати, бывал в этом районе. Когда он еще не был закрыт – в восьмидесятом году. Печальное воспоминание, надо сказать. Все верно: Хамбол, Лимбек. То самое место. И что же конкретно вас интересует?
– Ну, почему район закрыт? Подробностей не надо, а так: военные, геологи. Национальный парк? Или заповедник?
– Ни то, ни другое, ни третье. Закрыт, что называется, «на всякий случай». Там осталось много человек. Навсегда. За три года, причем за три неполные года – семь смертей!
– Неужели? Вот обрадовали! Да, нашли мои подходящее место, куда стоит сунуться. Подумать страшно!
– Ну, в общем – да, смертей, – инструктор как-то вдруг замялся. – Ну, вот и закрыли этот район, профилактически – от греха подальше.
– Странно!
– Что странно?
– Что значит «закрыть профилактически»? Мне непонятно. Расследовать эти случаи – правильно. Следствие. Или даже создать специальную комиссию. А просто «закрыть», как вы выразились – это, по-моему, полумера.
– Вы что, недовольны, что это место запретили посещать? Или я вас неправильно понял?
– Нет-нет, я рад, что закрыли. На мой взгляд, я бы вообще все позакрывал, чтоб молодежь без взрослых, без инструкторов, опытных, словом – ни-ни! Но я же знаю детей. Они как на такой запрет отреагируют? Известным образом: вот, скажут, папа, мы, например, у Парка культуры имени отдыха живем. Сам знаешь, в парке, там же тоже – что ни неделя – труп. И вечером – едва ли не ежедневно – перестрелки. Но до сих пор Парк что-то не закрыли. На автомобилях, скажут, постоянно люди бьются. Давай и автотранспорт запретим?
– Разные вещи. С парком понятно: криминогеннейшее место. Все знают. Умные туда и не ходят. А тут тайга. Район. И в нем цепочка непонятных происшествий...
– Непонятных происшествий? Вы же мне только что говорили о смертях? «Непонятное» – это одно, а «смерть» – это совершенно другое. В моем возрасте, – Белов вздохнул, – смерть, к сожалению, явление не только уже вполне понятное, но и почти, страшно сказать, привычное.
Инструктор внимательно посмотрел на Белова.
Конечно, он понял почти сразу же, что интерес этого странного посетителя, заслуженного художника, черт возьми, выходит далеко за рамки объявленных им причин.
Однако у него, инструктора, это было работой – отвечать на вопросы посетителей. За это, собственно, ему здесь и платили. Во всем том, о чем спрашивал его этот странный художник, не было никакого секрета. Можно все ему выложить, что называется, открытым текстом.
Инструктор поймал себя на мысли, что он уклоняется от ясного, исчерпывающего объяснения ситуации только потому, что ему самому не очень хочется вспоминать про этот район и про все, что с ним связано.
Однако художник ждал, и было видно: просто так не уйдет, покорно сжевав уклончивые отговорки.
– Хорошо, – вздохнул инструктор. – Если вам интересно, я могу рассказать поподробней, но это, боюсь, потребует времени.
– Я не тороплюсь! – поспешно заверил Белов.
– Прекрасно. Значит, дело в том, что в этом квадрате имела место цепь странных, трудно объяснимых происшествий. Причем все они – с трагическим концом. Теперь понятнее вам стало? Истории, которые случились, совершенно нелепы с точки зрения здравого смысла. Гипотез было много, но все притянутые за уши... Что было делать? Еще и другим, все новым, искушать судьбу в таком вот своеобразном Бермудском треугольнике? Его закрыли просто – и конец. И правильно сделали, я думаю. Разве кроме этого района места мало? Вон, иди на юг – в верховья Хамбола или того же, к примеру, Джагала-Яптик-Шора, и – с перевалом на Косью. Прекраснейший маршрут. А нет – иди восточней – по Кожиму – на Халмерью, через Урал, в Сибирь. Кто не дает? Огромный выбор. Путешествуй!
– А что же все-таки случилось-то?
– У вас, я вижу, интерес сугубо личный?
– Да, личный. Я же уже объяснил вам.
– Ну, та причина, которую вы озвучили, не требует особых разъяснений. Так ведь? – инструктор вопросительно посмотрел на Белова холодными, не верящими ни во что глазами. – Я бы, безусловно, запретил бы своим детям идти туда – однозначно. А все подробные объяснения в этом случае почти наверняка сыграют противоположную роль: наоборот, им станет интересно до ужаса, понимаете? И они – молодежь же! – непременно туда попрутся после объяснений! Возможно, даже обманут вас, отца, других родителей! Как вы не видите, что подробностями вы добьетесь как раз обратного эффекта?
– Я это понимаю, – кивнул Белов. Инструктор внушал ему симпатии. Помолчав, Белов решил сыграть открытыми картами. – Боюсь, что друг мой оказался сейчас там, в этом квадрате. В порядке личной инициативы. Вот еще дело в чем.
– Один? Он оказался там один? – инструктора даже покоробило.
– Ну, ясно – без прислуги! Рисовать поехал. Маршрут мне его известен. Отсюда, потом сюда и... сюда. Через эту точку. По диагонали через закрытый район.
– Странный друг у вас.
– Какой уж есть. Да я и сам такой же. Так вот, мне хотелось бы узнать все гораздо подробней.
– Это можно, конечно. Но с другом-то вашим что? Почему вы засуетились, ко мне вот пришли? Что-то случилось?
– Да в том-то и дело, что ничего. Он не вернулся. Должен был еще две недели назад быть в Москве, у него дела здесь – супер... Важнейшие. Его нет. Понимаете?
– К сожалению, понимаю так, что и не надо лучше. Да и вы, раз такое уже произошло, сразу схватите нить.
Инструктор встал, прошелся по кабинету. Придется все снова пережить, вспоминая... – подумал он.
– Давайте так, – инструктор остановился перед Беловым. – Я изложу вам факты. А вы дальше сами. Со всеми остановками, – он перелистнул папку на самое начало. – Первый случай. Семьдесят девятый год. Август. Сергей Лаврентьев. «При попытке зачалиться упал с плота...» Плыли по Хамболу. Упал недалеко от устья. Перед входом реки в последний скальный коридор «Чертовы щеки». Понятно, что произошло? Плот с группой приставал для осмотра перед входом в каньон, а он, Сергей, выпал. Его увлекло стремниной в эти самые «щеки». Длина каньона – три километра. Шестая категория – пороги, водовороты, сливы, камни в русле, на них завалы. Расход воды весной... в межень... ну, это вам неинтересно. Скорость струи в стремнине – до тридцати пяти километров в час, шесть прижимов, четыре в том числе под отрицательную стенку: ну, это значит, что струя бьет в стенку и основной поток ныряет под скалу, под нависающую скалу...
– Ясно.
– Вот. Произошло это седьмого августа. Десятого они нашли один лишь спасжилет Сергея. Пустой. Без тела. Надутый, не пробитый. Плавал в улове, крутился, прямо в устье, на выходе из «щек».
– А как же так: жилет без тела?
– Ну, как? Он мог его сам и сорвать: в завал, допустим, занесло потоком его, под бревна, под воду. И там он жилетом зацепился. Сорвал, чтоб выйти на поверхность. А в результате, потом-то уж, жилет пустой слетел или водой сорвало, понесло, пронесло и вынесло. Чего не скажешь о хозяине жилета.
– Что ж – так и не нашли?
– А как найдешь-то? Река – сплошная пена: сливы, ямы, «бочки».
– Бочки?
– «Бочка» – это вал, закрученный в лицо, навстречу. Ширина потока – метров двадцать, все это – в скальном коридоре, сплошной отвес с обоих берегов высотою метров сорок-пятьдесят. Деревья в русле реки – завалы еще с весны, с половодья – такие баррикады, с трехэтажный дом. Сквозь них река и прет темной силой – с шипеньем, слышно, как камни гремят на дне – поток ворочает. А камушки – с телевизор. Ну, как найдешь здесь что-нибудь? Жилет прошел вот как-то. А человек погиб.
– Да. Это, конечно, несчастный случай.
– Естественно. Счастливым его трудно назвать, я согласен.
– К счастью, мой друг едва ли решит сплавляться сквозь эти самые «щеки». Он пешочком, с этюдником да палаткой.
