Бешеный прапорщик. Части 1-18 (СИ) - Зурков Дмитрий (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
— Не иначе, гранату туда кинули, а, командир?
— Да нет, Михалыч, насколько я понимаю, тут что-то покрупнее рвануло. Граната крышу не снесет. А вот снаряд, — другое дело. И смотри сколько осколков. Не похожи они на гранатные. Ну да и Бог с ним, нам-то это без разницы. Вот здесь, возле окна место хорошее — все подходы из леса видны. Поставим сюда второй пост, и пусть дежурят. Давай прикинем варианты отхода, сектора обстрела по постам.
— Может, на всякий случай еще секрет поставить?
— Не надо, полгруппы не выспится. И всем свободным — отбой! А ты, Михалыч, завтра отсыпаешься! До десяти утра. Лично прослежу!..
И ему это почти удалось. Ночь прошла спокойно, и только в предрассветных сумерках второй пост «чирикнул» тревогу. Все-таки, тренировки сказываются. В лучшую сторону. «Дежурный по костру», услышав сигнал, тихонько дотянулся до нас с Митяевым и командиров групп. А те в свою очередь легкими тычками разбудили остальных. Никто не вскакивал, не шумел, все бесшумно взяли оружие на изготовку, рассредоточились и всматривались в отступавшую темноту. Тлеющие головешки в ямке сверху накрыли заранее приготовленным куском кровельного железа, оставив маленькую щель. Двое казаков по кивку Митяева еле заметными тенями выскользнули наружу, через минуту один вернулся.
— Со второго поста заметили кого-то в лесу. Думают, что человека три, не больше. Сидят у опушки, смотрят на деревню, выходить, наверное, боятся.
— Гансы бы так себя не вели. — шепчет Михалыч. — Пошлем группу?
— Давай, но брать только когда из леса выйдут. И пошли пару в обход, посмотреть: не идет ли кто за ними.
Минут через десять терпение у лесных обитателей кончилось, и они, пригнувшись, стали красться мимо фольварка в сторону деревни. Далеко, естественно, не ушли. В зыбком рассветном свете было видно, как внезапно за их спинами возникли фигуры в балахонах-лохматках, а вот дальше нас ожидал сюрприз. Двоих казаки спеленали сразу, даром, что один нес штыковую лопату с обгоревшим черенком, у другого в руках был немецкий штык. Упали на землю и больше не поднялись. А вот с третьим получилось не так гладко. Он будто спинным мозгом почуял момент нападения, дернулся в сторону, и атакующий казачок пролетел мимо, напутствуемый пинком в копчик. Неизвестный одним движением развернулся навстречу второму, подкатился и подбил противника. Но и встать уже не успел. Подоспевший первый боец прыгнул ему на спину и жестко провел удушение. Второй, пользуясь ситуацией моментально достал бечеву для вязки, приготовленный кляп, и через десять секунд все было закончено.
К нам подбежал Егорка:
— Командир, взяли троих. Вроде, на наших похожи. Гриня с Мишкой их караулят. А так все чисто.
… У стены лежали три человека, связанные по рукам и ногам. Ну, это Гриня умеет. По моему знаку он с казаком поднимает крайнего, ставит на колени. Потом протягивает мне отобранный штык от маузера и шепчет:
— В карманах и за голенищами у всех пусто.
Шепчу в ответ:
— Достань кляпы, разговаривать будем.
На меня в неярком утреннем свете смотрит заросший, всклокоченный, до черноты грязный мужик в изрядно излохмаченной солдатской форме Российской армии.
Так, а ведь мы все в балахонах, формы не видно, карабины немецкие… А вот на всякий случай проверим их на «вшивость». Делаю знак рукой «тихо» Михалычу и начинаю спектакль:
— Вер зинд зи, русише швайне? (Кто вы такие, русские свиньи?)
И смотрим на реакцию. Собеседник широко раскрывает глаза, полные отчаяния, судорожно глотает… Так, товарищ в ступоре. Второй, весь какой-то округлый и мягкий даже с виду, лежит на земле и дрожащими губами что-то шепчет, похоже — «Отче наш» читает, глаза плотно зажмурены, — сильно боится.
— Твою ж мать!.. Опять немчура…
Это уже третий, которого заломать сразу не смогли. Внешне — самый опрятный, в смысле, видно, что следит за одеждой, даже сапоги почище, чем у других. Лет тридцать-тридцать пять, коренастый, плечистый, широкая борода, фиолетовый синяк на одной скуле, большая ссадина на другой, хотя мои его по лицу не били. Пронзительный злой взгляд… Столько ненависти в глазах я никогда не видел!
Похоже, не «засланцы». Добро, меняем язык:
— Ну, доброго вам утречка, славяне.
И теперь шесть изумленных глаз смотрит на меня, аж стыдно немного стало. Михалыч приходит на выручку и принимается за допрос:
— Ты кто таков будешь, мил человек? Откель здесь взялся и что делаешь?
— Бомбардир-наводчик 6-й батареи 77-й артиллерийской бригады Савелий Малышев. Из плена я бегу, трое нас. Сначала убежало с десяток, да немцы по следам собак пустили. Мы-то ручьем в сторону ушли, а остальных — порешили, наверное…
— Когда и где это было?
— Да дня три как тому назад. А где — не знаю. Шли на восход, отсыпались в лесу… А вы кто будете? Вы же наши, рассейские?
— А вот это тебе знать пока необязательно. Ты посиди, отдохни малость, а я с другими побалакаю. Гриня, давай второго, который вам всем чуть не навалял… Ты кто будешь?
— А человек я русский буду! Тока вот не знаю кто вы есть, и как к вам обращаться — тоже мне неведомо!
Пора брать дело в свои руки. Больно уж норовистый собеседник попался. Весь напрягся, будто пытаясь порвать путы.
— А не боишься так разговаривать с русским офицером? За такое можно и под суд загреметь.
Собеседник даже оскалился по-звериному. Такое ощущение возникло — с волком, загнанным в угол, разговариваю. Вот этого силой не возьмешь. Скорее в глотку вцепится, умирая, но зубов не разожмет.
— Не вижу я пока офицеров! Каких-то мужиков в дерюжках вижу, а более — никого!
— Стоять! — это я уже казакам, которые собрались поучить вежливости грубияна с помощью сапог. — Пока он несвязанный был, не сразу его одолели, а теперь уж чего силу показывать?
Неторопливо расстегиваю свой балахон, показываю погоны:
— Этого достаточно? Теперь будем разговаривать?
— Встал бы во-фрунт, Ваше благородие, да руки-ноги связаны. Стрелок 2-й роты 1-го батальона 53-го Сибирского полка Семен Игнатов. Вместе с ними из этапного лагеря бежал.
— Это тебя в лагере так разукрасили? Германцы?
— Не-а, не только. Свои тоже постарались. За то, что своровать у раненых одежку, да сапоги не дал.
— Я так подозреваю, им не меньше досталось.
— Руки-ноги не ломал, жить будут, паскуды.
— Ладно. Гриня, развяжи их, и давай третьего сюда. Уже намолился за это время на год вперед, наверное.
— Ваше благородие! Обозный ездовой 6-й батареи 77-й артиллерийской бригады Платон Ковригин!
— Да не ори ты так, всех немцев в округе перебудишь. Тебя же обратно в плен и заберут.
— Не, никак не можно нам в плен. Очень уж там плохо. Мы лучше к своим…
— Он со мной с одной батареи, Ваше благородие, — пояснил бомбардир. — Нас тогда пятеро осталось…
— Так, добры молодцы, голодные наверняка? Митяй, твои сегодня кашеварят, добавь одну банку тушенки им на троих, и чаю побольше заварите. Завтракаем и идем дальше.
Обращаюсь к бывшим пленным:
— Сразу много не дадим. А то с голодухи наедитесь, потом животами маяться будете, все кусты по дороге обгадите. Да и гансы по запаху безо всяких собак след возьмут.
Ели быстро, но без суеты. Михалыч отдал новеньким запасную ложку, и они по очереди быстренько прикончили банку «диетического» продукта из говядины. Ковригин чуть ли не до блеска вылизал ложку, потом, глядя голодными глазами на казаков, и скорчив умиленно — жалкую физиономию попытался канючить еще кусок сухаря, но сибиряк его приструнил:
— Платошка, уймись! Сейчас набьешь пузо до отвала, потом и помереть с обжорства можешь. Я такое в тайге видел, как с голодухи мужики на заимке нажирались, потом от заворота кишок помирали. Так же хочешь? Терпи! Вона, чай пей.
— Семен. а ты сам откуда родом будешь?
— Я-то сам, Вашбродь, из Томской губернии, родом из села Колпашева…
— Ух, ты! Земляк, значит. Я сам — томич. Доводилось про ваше село слышать. Говорили, богато живете.
