Псевдоним бога - Краснов Антон (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Леннар говорил быстро, решительно, отрывисто, но тем не менее каждый, кто слушал его, по окончании его речи воскликнул в унисон со всеми прочими:
— Ты с ума сошел! Такого не бывает!!!
— Ну почему же? Тем более что среди них у меня есть свой человек. Да, лазутчик! Он не так давно в их стане, но уже пользуется доверием первого лица секты — Акила. Правда, ему пришлось пойти на жертвы… Неизвестно, чем кончится его миссия. С некоторых пор появилась настоятельная надобность знать, что происходит в Горне, самом известном рассаднике сардонаров…
— Ты хочешь подвергнуться смертельной опасности?
— Отчего только я? Все мы. Все, кто инфицирован. Опасность большая, чем та, что уже сидит в нас, вряд ли существует.
Горн, столица Ганахиды, окраина города
— Передавай кубок, пьяная скотина!
От стены дымного трактира отделился некто в пестро расшитых лохмотьях, в коих еще можно было определить некогда богатый камзол с дорогим золотым шитьем. В его руке возник требуемый кубок, грязная посудина вылетела из руки владельца лохматого камзола и, угодив точно в лоб какому-то толстому господину в драном плаще, грохнулась на столешницу. Впрочем, лоб толстого господина в плаще оказался крепок, а руки проворны: он успел перехватить кубок прежде, чем его содержимое выплеснется на стол, изрезанный ножами.
Толстяк был не кто иной, как омм-Гаар, бывший Стерегущий Скверну ланкарнакского Храма, а ныне несносный участник высокого Конклава высшего жречества. Брата Гаара всегда тянуло к общественным низам, хотя и привелось ему занимать самые высокие посты. Но только сейчас, лишившись своего высокого сана, получил он сладостную возможность удовлетворить свои давние желания, те самые, на которые храмовый устав налагает жесточайшие запреты, обязательные для всех братьев… Толстый Гаар, мучимый припадками буйства, ночными кошмарами и иными проявлениями очевидной душевной болезни, заливал свое горе вином в количествах совершенно умопомрачительных. Для поглощения излюбленного зелья выбирал он самые грязные и дешевые забегаловки и кабаки столицы Ганахиды, хотя по своим доходам мог позволить себе наслаждаться отличным вином во вполне пристойных заведениях, коими изобиловал Горн. Но нет!.. День за днем таскал Гаар свое жирное брюхо по питейным заведениям самого низкого пошиба, убивая время ненавистной жизни в компании отборных мерзавцев и проходимцев. В этом обществе Гаару казалось, что ненависть к Леннару, разрушившему все то, чем он владел раньше, отодвигается куда-то на дальний план, затемняется, глохнет… Нет, она была здесь, ей никуда не деться, этой оглушительной, жестокой боли и ярости, но винные потоки и истасканные лица вокруг притупляют ее, эту вечную и неизбывную занозу в отекшем и хмельном сердце омм-Гаара.
Конечно же никто из его собутыльников не мог и помыслить, кто делит с ними стол и кубок. Да, власть Храма пошатнулась, да, авторитет великого ордена Ревнителей был уже не тот, — но все равно даже самый дерзкий и бесстрашный проходимец из числа постоянных посетителей кабака «Пятиногий паук» не посмел бы говорить в присутствии действительного члена Конклава Храма все то, что произносилось за столом самым бессовестным образом:
— А толстяк-то перепил бы самого отпетого Ревнителя, а ведь они по вину гора-а-азды! Ишь хлещет!
— Да, в Горне пьяницам хорошо. Вот говорят, что Обращенным пить запрещено. Леннар их пестует, что поди ж ты!..
— У меня один дружок бывал в землях, где сейчас хозяйничают люди Самого! — Так многие, предпочитая не называть вождя Обращенных напрямую, дабы не влететь в какую-нибудь историю, именовали Леннара. — Говорит, все это ерунда, что положен запрет на выпивку и девочек. Я слышал, что и сам их хозяин не прочь устроить доброе застолье и пригласить на него потаскушек послаще. Недаром он королеву Арламдора умыкнул… Губа у него не дура!..
— А эта… которую пробудили ланкарнакские жрецы… говорят, тоже красотка еще та!.. Я бы точно не отказался, — проговорил длинный и тощий парень с багровыми пятнами, раскиданными по всей его зверообразной морде.
За столом раздался гогот:
— Ишь ты! Как его повело!.. Саму Аллианн пожелал! С твоей-то рожей, как будто глистов наелся!.. Смотри, тебе даже кабацкая шлюха только по двойной ставке Дает, а он замахнулся на живую богиню!
— Да какая она богиня! — пробурчал длинный. — Это все подстроили жрецы, чтобы дурить головы нашему брату! Не удивлюсь, что и этот Леннар у них на содержании в роли этакого страшилища, чтобы было кем пугать народ!
— Ну загнул! Ай да Гулл, до чего красноречив! Наверное, слава блаженного прорицателя Грендама не дает покоя!
Брат Гаар шумно завздыхал у стены, завозился, путаясь в широких рукавах своей накидки, а потом выговорил неверным голосом, заплетаясь в словах и время от времени впуская в свою речь что-то вроде блеяния:
— Я… мне приходилось быть в Ланкарнаке, и я видел… видел эту… так называемую… Аллианн! Она… она состоит в связи с Леннаром… и потому не может быть… не может быть!..
Не доведя фразы до логического завершения, брат Гаар с силой врезал пухлым кулаком по столу и попал по краю грязной плошки, в которой в мутном бульоне плавали несколько шматков сероватого мяса. Посудина опрокинулась и на манер катапульты влепила все свое содержимое прямо в рожу длинному Гуллу, который, как несложно понять из написанного выше, и до того не был красавцем. Никто не обратил внимания на этот забавный инцидент, а брат Гаар, с пеной на губах и с фанатическим блеском в мутнеющих глазах, продолжал:
— Находятся уже мерзавцы и негодяи, которые говорят, что лучше пусть будет Леннар, чем в-в… возьмут власть эти неистовые еретики — сардонары, предводительствуемые Грендамом и рыжим Акилом! Нет! Хоть Храм и объявил… что сардонары суть еретики… н-но лучше пусть их, сардонаров Грендама, бесноватая проповедь, чем лживые россказни и кровавая суть… Леннара, подлой отрыжки Илдыза!!!
— Ну все… — протянул кто-то из угла и упал под стол. — Ну все, — продолжал этот достойный оратор уже из-под стола, — толстяк завелся. Поехало… Леннар, еретики… Теперь будет трепаться до тех пор, пока кто-нибудь не вызовет стражников. Интересно, почему тебя каждый раз отпускают? М-может, ты на самом деле — осведомитель братьев-Ревнителей?
Гаар наклонился и вытащил оппонента из-под стола.
— Что? — выдохнул он тому в лицо. — Ты… что-то?.. А если я!..
Тут открылась дверь, и в душный зальчик кабака ввалился высокий, до бровей закутанный в широчайший и в нескольких местах порванный плащ человек. На боку расплывалось бесформенное темное пятно, происхождение которого легко угадывалось… Конечно, кровь. Кто-то доброжелательный протянул ногу в проход между столиками. Вот через эту-то ногу и навернулся человек, завернутый в плащ.
— Бу!.. — успел выкрикнуть он и тотчас же, поперхнувшись собственным восклицанием, нырнул в темное зловонное жерло прохода. Он проехался по полу нижней губой и носом и врезался в ножку столика. За упавшим тянулся по полу прерывистый кровавый след.
Грянул хохот. Более всех веселилась компания, в рядах которой блистал остроумием тот шутник, кто и подставил ногу человеку в плаще.
— Бу… Бунт в городе… — тихо произнес он, еще лежа на полу. — Меня ищут… Зря смеетесь, болваны…
Проговорив это, он поднялся на ноги и вдруг вскинул вверх обе руки; скрестив их перед своим лицом, растопырил обе пятерни. Половина присутствующих при этом странном поведении вновь пришедшего вдруг странно примолкла, рассаживаясь поближе к стенам и вжимаясь в холодный, грубо тесанный серый камень, кое-где покрытый лепной штукатуркой. Прочие же продолжали как ни в чем не бывало опрокидывать чашу за чашей, гоготать и колотить по столу попеременно то одной, то Двумя руками, играя таким шумным манером в популярную здесь трактирную игру «кубарь». Человек, завернутый в плащ, медленно приблизился к столику, за которым сидел его обидчик. Он двигался как тень, бесшумно и безлико, да и несложно сделать это в диком гомоне кабака на окраине великого Горна… Он возник у искомого столика точно за спиной веселящегося шутника, молодого жилистого парня с широким простоватым лицом и близко посаженными к переносице узенькими глазками, в которых искорками прыгал пьяный смех. Он стоял там, за спиной, закутанный в полутьму, до тех пор, пока кто-то из сидящих за столиком не заметил его и не подал знак, и тогда один за другим пьянчуги стали поворачивать к подошедшему свои лица, подсвеченные выражением смутного любопытства. Стал поворачиваться и тот парень, за чьей спиной находился пришелец, объявивший о бунте в городе. Впрочем, он не преуспел в своем начинании… Взлетел широкий рукав плаща, выметнулось из него что-то блестящее, острое и завораживающее в своей молниеносности, и в следующее мгновение этот кинжал вошел в горло шутника. Брызнула кровь, ее тяжелые капли попали на стол, на лица сотрапезников, в чаши и в блюда с едой. Одно резкое движение, и горло было разрезано от уха до уха, и крик, который попытался было издать убиваемый, превратился в бессильное сдавленное шипение воздуха, выходящего из перерезанной трахеи… Отбросив обагренный кровью кинжал прямо в кого-то из сидящих за столиком, человек в плаще высвободил из рукавов мощные руки, поросшие густым белесым волосом, и, вогнав сомкнутые пальцы в края зияющей раны, раздвинул окровавленную плоть так, что показалось, будто на горле несчастного разверзся второй, темный и жадно захлебывающийся кровью, огромный рот. Кто-то завопил от ужаса, и тогда человек в плаще, нагнувшись, приник ртом к ране и несколько раз шумно заглотал кровь… Потом он резко выпрямился и, откинув капюшон плаща, показал всем свое лицо. Красивое, с точеными чертами лицо, которое не портили даже мощные надбровные дуги, нависающие над темными глазами. При виде этого лица среди тех, кто вжимался в стены с того момента, как пришелец скрестил руки, подавая опознавательный знак, — скользнули, разбегаясь, шепотки:
