Особый отдел и пепел ковчега - Чадович Николай Трофимович (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Последовательно перелистав три или четыре пухлые амбарные книги, следователь сказал:
– Верно. Был такой случай. Сразу после ноябрьских праздников. Выезжала опергруппа в составе следователя, то есть меня, эксперта-криминалиста, инспектора-кинолога и сотрудника уголовного розыска… Подождите, подождите… – Он присмотрелся к каким-то непонятным значкам, выставленным на полях книги, и со словами: «Всё!» – захлопнул её.
– Что значит «всё»? – не понял Цимбаларь.
– То и значит. Информация закрытая.
– Это что-то новенькое! – возмутился Цимбаларь. – Учтите, я имею самые серьёзные полномочия. Ваш долг – оказать мне максимальное содействие.
– Мой долг, оставаясь в рамках закона, выполнять директивы вышестоящих органов, среди которых разные там особые отделы не значатся, – усмехнулся следователь. – Сразу предупреждаю, на тему кражи из квартиры маршала Востроухова я беседовать с вами не собираюсь. Погонами дорожу. – Правой рукой он похлопал себя по левому плечу. – И мой вам совет: постарайтесь с этим делом не связываться. Так обожжё– тесь, что из жопы кипяток польётся.
Цимбаларь хотел было что-то возразить, но следователь распахнул дверь и зычно крикнул в коридор:
– У кого повестки в пятьдесят первый кабинет? Заходи по одному.
Из отдела Цимбаларь вышел буквально ошарашенный, чего с ним уже давненько не бывало.
И раньше случалось, что некоторые «особо значимые дела» изымались из ведения милиции, дабы впоследствии благополучно сгинуть в дебрях начальственных кабинетов. Но эта порочная практика никогда не касалась квартирных краж, одного из наиболее распространённых видов преступлений. Следовательно, некие могущественные силы, без зазрения совести игнорирующие закон, имели к покойному маршалу свой интерес.
Тем не менее возвращаться назад с пустыми руками Цимбаларь не собирался. Кроме работников милиции, на помощь которых рассчитывать, конечно же, не приходилось (каждому охота благополучно дослужиться до пенсии), имелись и другие очевидцы кражи, зачастую не менее зоркие и памятливые, чем профессионалы. Этими очевидцами являлись понятые, без участия которых не проходит ни один осмотр места происшествия.
По традиции понятыми приглашаются ближайшие соседи по лестничной площадке. На поиски этих людей, в отличие от сотрудников милиции, не связанных никакими келейными интересами, и отправился Цимбаларь.
Дом, где маршал Востроухов провёл свои последние годы, относился к категории элитного жилья, строившегося в семидесятых-восьмидесятых годах якобы по передовым итальянским проектам (однако из скверных отечественных материалов, предназначенных скорее для казарм и капониров, чем для гражданских сооружений).
В подъездах, на лестницах, да и в самих квартирах кое-какой шик-модерн уже успели навести, но асимметричная шестнадцатиэтажная башня по-прежнему напоминала собой обломок огромного слоновьего бивня, по странному стечению обстоятельств оказавшийся на чуждой ему земле Волго-Окского междуречья.
С консьержкой, естественно, никаких проблем не возникло, правоохранительные органы здесь уважали, и уже спустя пять минут Цимбаларь стоял на лестничной площадке, куда выходили три добротных двери, чья холодная сталь были искусно декорирована ценными породами дерева.
В квартире, некогда принадлежащей маршалу, делать было нечего – если его там знали, то лишь понаслышке. Квартира слева на звонки не отзывалась. В квартире справа словам Цимбаларя категорически не поверили и пообещали спустить собаку, специально натренированную для таких случаев.
– Уж как не повезёт, так не повезёт, – с досадой буркнул Цимбаларь, но решил проверить свою удаль ещё раз – этажом ниже.
Он ещё и позвонить не успел, как дверь квартиры, расположенной под бывшим жильём маршала, распахнулась. Пожилой человек, бородой и прической напоминавший интеллигента девятнадцатого века, приложив палец к губам, негромко произнёс:
– Я слышал всё, что вы говорили наверху. Заходите, у меня есть информация, которую вы ищете.
– В первую очередь я ищу понятых, в ноябре девяносто восьмого года присутствовавших при осмотре квартиры маршала Востроухова, – пояснил Цимбаларь, поначалу принявший своего собеседника за обычного шизика.
– Я и есть один из них, – заговорщицким тоном пояснил бородатый. – А вторым была моя жена, к счастью, отсутствующая.
– Почему к счастью? – переступив порог квартиры, осведомился Цимбаларь.
– Мы придерживаемся полярных мировоззренческих позиций, а потому её присутствие сделало бы этот разговор невозможным.
– Если я правильно понял, вас принудили дать зарок молчания, – догадался Цимбаларь.
– Это вы правильно сказали! – затряс головой бородатый. – Именно зарок. И даже заставили подписать какие-то бумаги… Проходите, не стойте у порога. Не исключено, что спецслужбы установили на лестничной площадке подслушивающие устройства… Кстати, а что вы там говорили о своей принадлежности к милиции?
Цимбаларь, неплохо разбиравшийся в людях, с лукавым видом подмигнул хозяину.
– Сами понимаете, что это была лишь уловка. А вообще-то я журналист, расследующий обстоятельства смерти маршала Востроухова. Могу предъявить соответствующие документы. – Он сделал вид, что лезет в карман.
– Нет, нет! – запротестовал хозяин. – Милиционера я вижу за версту. У вас совсем другое лицо. Годы инакомыслия научили меня разбираться в людях.
Не спрашивая согласия Цимбаларя, он выставил на кухонный стол чёрствый хлеб, солёные огурцы, селёд– ку, варёную колбасу и початую бутылку портвейна.
Сопоставив этот любопытный натюрморт со старенькой гитарой, висевшей в прихожей, и с групповым портретом советских бардов, украшавшим простенок, Цимбаларь сказал:
– Я догадываюсь, что на этой кухне частенько звучали запрещённые песенки и витал дух истинной свободы.
– В этом вся моя жизнь, отданная служению народу, к несчастью, из одной кабалы угодившему в другую, – посетовал хозяин. – Забыл представиться: Вадим Ермолаевич Советников, член парахельсинкской группы.
– А разве есть такая? – удивился Цимбаларь.
– Конечно! Она была создана в противовес так называемым хельсинкским группам, в ряды которых затесались провокаторы и двурушники.
– А ваша, значит, была от них свободна?
– Абсолютно! В другом члене нашей группы, Акиме Матвеевиче Варфоломееве, ныне уже покойном, я был уверен, как в самом себе… Примем за его память по стаканчику. – Советников разлил портвейн по чайным чашкам. – Сейчас, конечно, появились и другие напитки, достойные свободного человека, но традиция есть традиция.
Чашка портвейна была для Цимбаларя то же самое, что глоток пепси для школьника, и он кочевряжиться не стал – ради налаживания отношений приходилось пить и не такое.
– Так что вы там хотели рассказать о маршале? – утёршись кухонным полотенцем, поинтересовался Цимбаларь.
– Ах да. – Закусив селедкой, Советников уставился в потолок, сквозь который, бывало, сюда доносились отзвуки маршальских застолий. – Близкие отношения, сами понимаете, мы никогда не поддерживали, ведь его руки были обагрены кровью чехословацких патриотов и афганских повстанцев. Но при встрече раскланивались, не без этого… Когда маршал умер, я даже возложил на его гроб букет гвоздик. После похорон в квартире осталась собака, огромный доберман, которого кормил и выгуливал один сравнительно молодой человек, по-видимому, принадлежавший к ближайшему окружению покойного.
– Вы не помните его имя? – спросил Цимбаларь.
– Нет. Но внешне он очень походил на маршала. Поговаривали даже, что это его побочный сын… И вот однажды утром эта собака подняла душераздирающий вой. Телефон в квартире не отвечал, дверь была заперта, молодой человек не появлялся. Так продолжалось почти сутки, и нам стало казаться, что собака взбесилась. Да и мы сами были на грани умопомешательства. Явственней всего вой почему-то слышался в ванной. В конце концов приехала служба спасения, а за ней и милиция. Мы с женой уже ожидали их на лестничной площадке. Нас, естественно, тут же пригласили в понятые.