Гробовщик (СИ) - "Горан" (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
- Я же проехал, - сказал я.
- Тебя я им показывал, - махнул рукой Кораблёв. – Так что не бойся. Тут тебя никто не тронет. Наоборот - прикроет, если что.
Он погрозил берегу кулаком:
- А остальным – шиш с маслом! Слышь, Гробовщик, знали бы эти уроды, что вокруг крутятся, подслушивают, да подсматривают, что у меня есть, они бы не в Киеве - в Стокгольме мне премию бы вручали! На карачках бы сюда приползли. Смотри!
Он достал из нагрудного кармана фиолетовую жемчужину и на ладони показал мне.
- Это таблетка бессмертия. Подправляет генетический код. Каждые одиннадцать лет организм, каждая клетка, каждого органа, полностью омолаживается. Принял – и будешь жить вечно. Если, конечно, не убьют. Или от болезни не загнёшься.
- Круто, - сказал я равнодушно. – И чего?
- И ничего, - сник Кораблёв. – Теперь осталось найти человека, которому можно было бы эту таблетку вручить. У тебя никого на примете нет?
Я отрицательно помотал головой.
- Вот и у меня тоже ни-ко-го, - по слогам сказал учёный.
Он стряхнул таблетку с руки и она, булькнув, скрылась в бурой болотной воде.
- А ну, если лягушка какая-нибудь сожрёт? - спросил я.
- Околеет, - ответил Болотный доктор. – Ну а если выживет… Бессмертная лягушка – не самый плохой вариант. Как считаешь?
Продолжение: Часть пятая. Час Скорби и Доблести - следует.
Часть пятая. Час Скорби и Доблести.
1. Озеро у Припяти (вместо пролога).
Костёр дымил, кряхтел и кашлял искрами в низкие облака, накрывшие Зону, ватным сугробом. Близкое небо волновалось неспокойным морем, казалось, вот-вот оно зацепит макушки деревьев недалёкого леса.
Вечерело.
В воздухе пахло близким дождём и горьким дымом от костра, разведенного рядом со здоровенной дренажной трубой, впечатанной в высокую насыпь. У огня сидели трое. Все в поношенных гимнастерках и выцветших галифе. Кирзовые, в песке и засохшей глине, сапоги были протянуты к жаркому теплу. Двое только что отужинали и теперь неспешно курили дешевые сигареты без фильтра, третий увлечённо орудовал ложкой в полупустой банке с тушёнкой.
- Ни хрена мы тут не найдём. Всё давно уже вытоптано. Надо глубже ходить, - сказал один из куривших и сплюнул. Лоб его рассекал свежий, только закончивший кровоточить, шрам. Во рту у говорившего блеснул в отсветах костра железный зуб. – На окраинах редко что ценное попадает. А вот у Припяти, - там, говорят, артефактов – россыпью. Звонарь рассказывал…
- У Звонаря и погоняло такое от того, что звонит что ни попадя, - перебил егоневысокий толстячок, у которого вместо левого уха торчал обрубок. – И здесь, как ты говоришь, «на окраинах», братва мрёт, как мухи. Что ни поиск, так каждый третий. А дальше сунемся, вообще никто живым не вернётся. Там такие аномалии, что нынешние детским садом покажутся. И большинство непостоянного действия. То есть почуешь её, лишь когда она тебя, как тряпку, выкручивать станет. А-то и чего похуже. Алик Мореман со своей тройкой по самой окраине Припяти шарился. Артефактов, это да, притащил прилично. Только зачем они ему,если у него голову вверх тормашками перевернуло. Рот стал вверху, а глаза – внизу. И шея из макушки. Ребята как увидели, так тут же его приземлили наглухо, хоть макароны процеживай. Думали, мутант новый объявился. Только и успел перед смертью сказать, что тройка вся полегла у Кабановки, и чтоб не совались в Припять, если не желают себе смерти лютой. Про фиолетовое зеркало все повторял. Изо рта пузыри кровавые, а всё твердит: «Как увидите, не смотритесь…».
- Ой, да что вы всё этого Алика поминаете, - возмутился железнозубый. –Жуткое дело, согласен. Но ведь необязательное! Вон, Серёга Полтораш тоже у самой Припяти ходил. Он же первым и «Белое кольцо» принёс. Киров тогда ещё не сразу эту штуку, за артефакт признал. И ничего. Правда, молодняку любил байки потравить про разные страсти, что ему в поиске встречались. Но, в основном, брехал.
- Полтораш, это да - любил трепаться, - подтвердил толстяк. – Типа, крутой сталкер, то, сё. А на деле гнилой он был. Сколько душ сгубил. А всё рюкзак свой искал, что на ржавом буксире бросил. Очень он по нему убивался.
- Что за рюкзак? – спросил третий, молодой парень с ожогом на щеке, отставляя в сторону пустую жестяную банку. – И что за буксир?
- А вот послушай, - сказал железнозубый, прикуривая от горящей ветки новую сигарету. – Это было, где-то западнее Припяти, в районе Старых Шепеличей. Как там его тройка сгинула, никто точно не знает. Полтораш каждый раз новое рассказывал. То, говорил, на псевдогиганта нарвались, то в блуждающую «Карусель» попали. В общем, остался он один. Да ещё и с сотрясением, от которого в глазах всё двоилось и блевать тянуло беспрестанно. Сам понимаешь, какой из него ходок был. Однако ж шёл, спотыкаясь, незнамо куда. Говорил - по солнцу ориентировался. Вот и забрёл на высохшее озеро. Небольшое такое, метров триста в поперечнике.
Обрыва не заметил, так ещё и чуть ногу не сломал, пока по склону вниз катился.Отлежался, встал, побрёл, хромая, куда-то уже и сам не понимая явь это или морок. Тут сверху как загрохочет. Выброс! Видит, ржавый катер, типа буксира, что баржи по реке тягал. Стоит наполовину в дно вросший. Ну, он, спотыкаясь, и рванул в его сторону. Как добежал - забрался в трюм, крышку ржавую за собой захлопнул, да в самый угол забился. В тот, что под песок ушёл.И повезло ему – пересидел ненастье, не спёкся. Голова только еще сильнее разболелась, ну да это дело поправимое.
Отдышался, наружу выглянул и обомлел. Вокруг воздух аж дрожит. И артефактов прямо – россыпью. Да не «Радуга» паршивая с «Черепушками», а все, как на подбор, редкие. А-то и неизвестные. Ну, подумал Серёга, подвезло, так подвезло! Наберусь артефактов, потом пару месяцев под кустом у лагеря отдыхать буду. Стал он эти артефакты собирать…
- Что, вот так – голыми руками? – не поверил молодой.
- Почему голыми? – сбился с рассказа железнозубый. Он почесал затылок, пожал плечами. – А хрен его знает, как он их таскал! Может на катере какую палку нашел. А может из ремня приспособу сделал. Известно одно – набил он артефактами полный рюкзак. А когда в там места не осталось, так он ещё и гимнастёрку снял, рукава завязал, и в неё накидал, как в мешок.
Ну, думает, теперь и на пол-года жизни хватит.
Сунулся было к выходу, а его-то и нету. Всё вокруг обложило – не протиснуться. Да не в один, в три, а то и в пять слоёв. Крутился Полтораш, крутился, пытался-пытался. И самолётики пускал, и камешки кидал – нет выхода. Запечатано колечко.
Заплакал он тогда горькими слезами. Вот оно счастье бродяжье: в одном подфартит, так в другом, как серпом по колокольцам. Прикинул, еды ему на пару дней хватит. А воды он из песка мокрого добудет. Стал как-то жить. Дни для следующего выброса считать, да молиться, чтобы после него аномалии по-другому разбросало. А чтоб не было скучно, артефакты стал перебирать. Особенно нравился ему один, неизвестный, в виде эдакой золотистой коробочки, на компас похожей. Только внутри вместо стрелки будто маленькая рыбка плавает. Сказывал, как посмотришь на неё, и жрать уже не хочется, и жажда не так мучает. Мысли всякие, мечты в голову лезут.
Так дней пять или шесть продержался. Еду, сколько не растягивай, а однажды последний кусок съешь, а больше взять и негде. Ослабел. Песок процеживать уже сил не хватало, так он так, прямо в рот его набирал и сосал. Потом выплёвывал. Короче, кончался человек.
Дай, думает, напоследок коробочку подержу. Чтоб смерть принять легче. Посмотрел на рыбку, что внутри хвостом шевелила, да так размечтался, что, мол, вот бы хорошо сейчас в Лагере очутиться, у дома, в котором он обитает…
И тут все вокруг как задрожит. Как замелькает и он – раз! – и шлёпнулся на землю аккурат возле самого крылечка, про которое мечтал.
Долго Серёга в себя приходил. Все казалось ему, что бредит. Потом его чуть не грохнули. Свои же. Уж больно он за эти дни изменился: худющий, губы в кровь растрескались, вся рожа в засохшем песке. Еле опознали. Стали расспрашивать, Полтораш им и рассказал про псевдогиганта да про озеро с буксиром. Только про свой рюкзак, гимнастёрку, полную артефактов, да коробочку золотистую, что в надёжном месте прикопал, промолчал. Приполз, мол, сам не помнит как. А что часовые, которые Лагерь от всякой погани охраняли, не заметили, так это не его забота.
