Роковые таблички (СИ) - Ечеистов Вадим (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
― А как вы думаете? Ближе к вечеру мы дымок заметили, и пошли в его сторону. Ночью мой друг подкрался к вашему лагерю, и понаблюдал. А вдруг это не вы оказались бы, а какие-нибудь бродяги, которые последний ботинок догрызают. А то и вовсе – людоеды.
Максим с Антонычем не решились оспорить её доводы, и предложили познакомиться с остальными общинниками. Те восприняли предложение Марины с вполне ожидаемым энтузиазмом. Решили установить очередность. Мужики, сгрудившись в кружок, негромко переговаривались. Максим со стороны слышал лишь неровный гул, как от осиного гнезда, упавшего в металлический бак.
Максим в общем разговоре не участвовал. Что скрывать, он с трудом держал себя в руках, глядя на Марину. Мужское естество толкало его к ней, подстрекая прижать к себе, оглаживать соблазнительные изгибы её нежного тела, и извергнуться накопившейся страстью в, манящий влажным огнём сокровенный центр женского существа.
Максим тряхнул головой, отгоняя натиск животного вожделения. Он не собирался, невзирая на соблазн, закрывать в душе плотной завесой светлый образ его любимой Ольги. Пусть на короткое время, пусть под влиянием нестерпимой телесной жажды – он не собирался этого делать.
Пусть мужики расслабятся, а он возьмёт пилку, и стравит нестерпимое давление, сломав несколько полотен о прочнейшую сталь. Но мужики, закончив своё маленькое собрание, обступили его. Антоныч вышел вперёд, и, поглядывая на Марину, обратился к Максиму:
― Мы тут посовещались немного - в общем, решили жребий бросить. Но это мы, а ты, бригадир, первый должен идти, без вопросов. Ты мужик честный, гонором бесполезным не давишь. С тобой работать – одно удовольствие. Так что, в знак признания, уступаем тебе право первого без всякого жребия. Вот, значит, слава Лешим, действуй!
Общинники одобрительно загудели. Максим открыл было рот, чтобы отказаться от особой привилегии, но вовремя передумал. Неожиданно он понял, что стоит перед нелёгким выбором. С одной стороны, он не собирается предавать свою невесту, потакая своему животному позыву. В конце-концов, с этой телесной тягой он сможет справиться, подавив её усилием воли или заглушив тяжёлой работой.
Однако, с другой стороны, бригада выказала ему безусловное доверие, и если он станет отказываться от этого «подарка», мужики наверняка не поймут. Ссылки на верность своей невесте вряд ли убедят их. Жизненный опыт большинства мужчин диктует, что верность – не более чем миф, романтическая иллюзия для старшеклассниц. И его, зрелого мужика, отказ они объяснят высокомерием, слабостью, робостью – да, чем угодно, только не глубочайшей привязанностью к незнакомой им женщине.
Мужики вряд ли согласятся слушать слабого или высокомерного бригадира. Максим по глазам общинников догадался, что в эту секунду каждый из них решает для себя – настолько ли бесспорен авторитет бригадира. И он нутром почувствовал, что авторитет его в эти секунды ощутимо задрожал, как осенний лист на холодном ветру.
Максим пробежал взглядом по лицам пильщиков и стрелков, и подумал про себя: «Да что случится, если я на время спущусь с Маринкой в землянку? С ней, наверняка, можно договориться, чтоб держала язык за зубами. А свечку нам никто держать не будет». Мысль показалась Максу вполне здравой, обещающей лёгкое решение возникшей проблемы. Он дружески хлопнул по ближайшему плечу, и громко, не без бравады, сказал:
― Вот уж, спасибо, мужики – порадовали! Я вам этого не забуду, ― он хотел ещё что-то сказать, но Марина уже тянула его за рукав к землянке. И, что уж тут лукавить, какая-то часть внутреннего «Я» Максима безудержно ликовала. Ну, а как же – члены его бригады отчётливо дали понять, что признают его безусловное первенство. И признают не по указке Ведущего, а по внутреннему убеждению.
И ещё – изумительно красивая женщина увлекает его за собой с неподдельным энтузиазмом. Конечно, всем ясно, что делает она это отнюдь не бескорыстно. Однако, выглядит всё так, будто она не в силах справиться с неожиданным влечением. Вроде как, душу её беспощадно полощет стихия необузданной страсти, порождённая близостью такого мужика, как Макс.
«А что, может она предпочитает в дело вместе с телом и душу вкладывать», ― рассуждал Максим, спускаясь в лаз землянки. В земляном нутре убежища, кто-то уже предусмотрительно разжёг свечные огарки в старых консервных жестянках. Эти неприглядные источники коптящего пламени несли универсальную миссию. Они давали свет. Слабо, но уверенно обогревали тесное подземелье. И, что немаловажно, их трепетные отсветы на неровных стенках, рождали ощущение романтичной отрешённости и покоя, оставшихся лишь в воспоминаниях о прошлом.
Марина принялась за пуговицы на своей куртке. Максим собрал в кулак всю свою волю, и положил свою ладонь на миниатюрную кисть женщины.
― Э-э, обожди немного, Марина. Есть одно дело. Ты не подумай чего, со здоровьем у меня всё нормально, только вот… Понимаешь, у меня есть невеста, которой я не хотел бы изменять, ― заметив, как в изумлении вытянулось лицо Марины, он тут же успокоил её:
― Ты не волнуйся, мою долю вознаграждения ты получишь. И ещё одно – я бы не хотел, чтобы парни считали меня слишком старомодным. Поэтому, пусть они думают, что у нас был умопомрачительный секс. Ты как, согласна?
По лицу женщины было заметно, что именно на такой секс она и рассчитывала. Видимо, она бескорыстно любила мужчин, что было хорошим подспорьем в её-то работе. А, может, просто сам Макс ей уж очень приглянулся. В чужую душу не заглянешь.
Разочарованно пожав плечами, Марина со вздохом произнесла:
― Ну, раз так, я не возражаю. А что мы будем делать? Ведь, ребята, наверняка, удивятся, если мы так быстро из землянки выберемся.
Максим понимал, что она права. Что ж, как ни тяжело ему сохранять сдержанность и хладнокровие рядом с искусительницей Мариной, а чем-то занять время необходимо.
― А ты расскажи о себе. Как получилось, что ты с приятелем в пустынных полях клиентов ищешь?
Марина откинулась к наклонной стенке укрытия, и охотно принялась за рассказ:
― Как получилось? Да уж не по моей прихоти. К бабушке на похороны ездила. Возвращаюсь, а с электрички всех ссаживают не доезжая Москвы. Что делать? Хотела пешком идти, или на попутках. Пошла от платформы к Москве, а навстречу люди бегут с красными от слёз и страха глазами. Говорят, никого не пускают, даже с пропиской и регистрацией. При попытке пройти в город, стреляют прямо по людям. Одни умерли от пуль, другие от ран и потери крови – никто даже не пытался им помочь. Пришлось вернуться к железной дороге.
Там, у станции, быстро выросло что-то среднее между лагерем туристов и цыганским табором. Электрички почему-то прибывали одна за другой, и скапливались возле станции. Обратно, по каким-то причинам, не уходили. Говорили, что в руководстве железной дороги какая-то путаница произошла. А потом, и вовсе, получилась нераспутываемая пробка из электричек. И все жили в быстрорастущем лагере. Скоро начался голод, болезни, драки, убийства и насилие. Анархия полнейшая.
Я уже собиралась своим ходом к бабулиному дому вернуться, как на рассвете это и произошло. Какая-то огромная толпа бандюков окружили лагерь, вырезали и постреляли всех мужиков, и женщин старше пятидесяти. Остальных баб, и меня, в том числе, куда-то погнали.
На этих словах Максим прервал Марину, не в силах удержаться от вопроса.
― То есть, ты была в железнодорожном лагере? А вот её ты там не встречала? ― Максим дрожащей от волнения рукой вытянул из-за пазухи заветную фотку, и подвинул так, чтобы свечной огонёк позволил наилучшим образом рассмотреть девичье лицо на ней.
Марина минуту всматривалась в портрет. Казалось, на какие-то доли секунды, её лицо озарилось узнаванием, но тут же она едва заметно покачала головой:
― Ты знаешь, какие-то отдалённо похожие черты, может, и мелькали в лагере у железки, но точно утверждать не берусь. Но если она там была, значит, в городок к головорезам вместе с остальными угнали. «Головорезы» - это же надо так себя обозвать. Прямо, как разбойники из детсадовской книжки. А вот нравилось такое прозвище их главарю – Хмурый его звали. Кличка у него такая. Хотя, вот он то был самый настоящий головорез. Таскал с собой здоровенный ножище повсюду. И если, не приведи бог, кто его ослушается – резал голову. Прямо так, отпиливал этим ножом у всех на виду, чтоб другим неповадно спорить было, а голову потом, как кочан на штырь насаживал, где-нибудь у дороги. Знаешь, сколько там таких кочанов висит?
