Повелитель Человечества (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон (лучшие книги txt) 📗

Новый генерал-фабрикатор. Каким непривычным всё ещё казался титул, хотя Кейн принял его сразу после падения Марса. “Возможно, потому что он так мало сделал на своём посту”, подумал Лэнд. Он сразу же счёл эту мысль недостойной, едва она пришла ему в голову, и всё же он понимал её справедливость. И он не единственный среди магосов думал так. Пока Священный Марс находится во власти архипредателя, никакие победы в других местах галактики ничего не будут значить для жрецов и провидцев Марсианских Механикум.

Сапиен устроился на плече Архама, хомоподобный наблюдал за людьми Дворца широкими моргавшими глазами. Иногда он шипел на проходивших мимо сервиторов, показывая тупые зубки. В последнее время маленький спутник пребывал в плохом настроении, причину которого Аркхан так и не смог понять до конца. Порой он жалел, что создал маленького компаньона неприспособленным к обмену бинарным кодом или человеческому общению. Но тогда это стало бы отступлением от исторических регистров, которыми он обладал, где ясно описывалось, что у обезьян было, когда они водились на Терре, а чего не было.

Он спорил с некоторыми учёными – как с Терры и Марса, так и с других миров – относительно достоверности этих архивов. Оказалось, что у каждого была своя точка зрения, подкреплённая собственными исследованиями, о том какими обезьяны являлись на самом деле. Особенно заблуждавшийся оппонент Аркхана настаивал, что существа могли свисать с деревьев на хвостах, что явно было чушью. Любой серьёзный учёный понимал, что хвост зверька использовался как хлещущее и колющее оружие и чтобы впрыскивать яд.

Ботинки Аркхана отзывались эхом среди подвесных лесов, соединявших одну башню с другой. Порывистый терранский ветер оставался слабым даже на высоте в тысячи футов над одной из сотен плоских равнин, которые геологически выровняли для фундамента Императорского дворца. Говорили, что на постройку Дворца ушло почти два века. Аркхан мог в это поверить.

Это означало, что Рогал Дорн и Имперские Кулаки перестроили его меньше чем за одну двадцатую часть времени, превратив королевский Дворец в крепость-бастион, во что – снова – Аркхан мог легко поверить. Космические десантники были очень усердными, когда направляли свои ограниченные разумы на одну цель.

И именно в этом и была проблема. Галактика горела именно из-за этого факта. Великое видение Омниссии находилось под угрозой из-за зависти меньших существ.

Сам Аркхан однажды был удостоен великой чести работать с Омниссией. Это был одновременно самый значительный и самый тайный опыт в его жизни. Приглашение застало его на Марсе, требуя ненадолго отправиться на Терру, что он с удовольствием и сделал. Вместо того чтобы приземлиться в одном из многочисленных звёздных портов, он, следуя особым предписаниям в приглашении, направил десантный корабль в израненную войной тундру на далёком севере.

Там он удостоился наивысшей чести войти в одну из секретных священных лабораторий Омниссии в самом центре потухшего вулкана. Затем он прошёл по лабиринту закрытых дверей и активных защитных систем, несколько раз натыкаясь на кости незадачливых нарушителей, пока не предстал перед Императором. И там он впервые увидел Бога Машину своими глазами.

– Не нужно кланяться, – сказал Император. Его голос оказался именно таким механическим и чистым, как и думал Аркхан, лишённым всех интонаций и акцентов. Такая монотонная чистота обычно появлялась только после значительной аугментации.

Аркхан поднялся, как сказали. Он не увидел военачальника, которого многие утверждали, что видели. Он увидел учёного. Доспехи дерзкого завоевателя Терры сменил защитный костюм для работы в стерильных и враждебных окружающих условиях. Император стоял в центре Своей огромной лаборатории, где жидкость пузырилась в пробирках на полках и органы пульсировали в заполненных до краёв антисептическим гелем цилиндрах. Непостижимые машины и оборудование гудели, гремели и жужжали. Для неподготовленного глаза могло показаться, что они работали независимо друг от друга, но Аркхан сразу же понял правду: все подчинялись воле Императора, каждая функционировала как часть гармоничного хора, исполняя интеллектуальные указания Омниссии.

На нескольких столах лежали педантично составленные записи на новой бумаге, аккуратные стопки напечатанных схем и тонкие пластмассовые листы светокопированных планов. Встречались и памятники прошлого: древние свитки и пергаменты, прижатые по краям всем, что попалось под руку в роли пресс-папье. Аркхан ожидал увидеть разношёрстную смесь организованной высокой науки и беспорядка, характерную для святилищ многих гениев, и именно это он и увидел.

– Пожалуйста, прими мою благодарность, – произнёс Бог Машина, – что пришёл сюда.

– Это – честь для меня, – ответил Аркхан, чувствуя горькую досаду из-за слёз, грозивших испортить момент. Какими же раздражающими иногда могли быть эмоции. Однако сила заключалась в их преодолении, а не в вычищении бионикой. В этом он также истово подражал Омниссии.

– Мне нужна твоя экспертная оценка, Аркхан.

Было что-то в том, как Император произнёс его имя. Слуховые датчики не зарегистрировали звука, и всё же он услышал своё имя, произнесённое вслух. Аркхан счёл это слегка нервирующим и ужасно интересным, обещая себе поинтересоваться о природе эффекта. Он так никогда и не поинтересовался.

Император работал один, единственный повелитель в святилище запретного и забытого знания. Молния прочертила шрамы высоко в ночных небесах, прокатились гортанные раскаты грома. Хотя зал располагался глубоко под землёй, огни лаборатории замерцали в готической гармонии с бурей.

На центральной плите лежал труп. Громадное создание, существо с чрезмерно развитой мускулатурой и толстыми венами, которое настолько далеко отошло от человеческого шаблона, насколько можно было представить, но всё же сохранило связь с человечеством, как с прародителем. По правде говоря, оно напоминало нечто мифическое: морозных гигантов древних нордических кланов или богорождённого из конклавов Джарриш до Тёмной эры. То, что в нём осталось человеческого увеличили до гротескных и воинственных пропорций. Даже в смерти его грубое лицо искажал перекошенный рот, словно в жизни он знал только боль.

Император, одетый как любой учёный, стоял у плиты, положив руку на отвратительную топографию грудных мышц чудовищного человека. Его внимание было направлено на несколько соседних экранов и постоянно прокручивавшуюся на них информацию. Каждый экран показывал развёрнутый меняющийся поток биологических данных в цифровом, бинарном или руническом представлении. Аркхан тогда понял, что труп на плите вовсе не был трупом, до сих пор регистрировался пульс и прерывистая нечёткая мозговая активность.

Техноархеолог вышел из теней за ослепительным светом, направленным на тело. Он понял, что не может отвести взгляда от лица пациента и грубой ужасной кибернетики, внедрённой в череп лежавшего без сознания чудовища.

– Зубы Шестерёнки, – тихо выругался он.

Император казался слишком занятым, чтобы обратить внимание на богохульство. Крохотные схемы на кончиках пальцев испачканных кровью хирургических перчаток Омниссии прижались к груди гиганта. Они испустили ауру ультразвука – на нескольких соседних экранах под разными углами появились изображения примитивного внутреннего сканирования позвоночника и окружающей плоти. Дремлющее тело сильно дёрнулось и зарычало, словно от пронзившей нервную систему боли.

Аркхан посмотрел на искажённое страданиями лицо гиганта. Металлические зубы. Сморщенный лоб. Шрамы на шрамах. Протянувшиеся из головы кабели, напоминавшие кибернетические дреды.

– Ангрон, – выдохнул он имя.

– Да, – нечеловечески равнодушно подтвердил Император. – Я пытаюсь устранить причинённые Двенадцатому повреждения.

Император указал свободной рукой, также испачканной кровью, на три экрана, которые продолжали показывать мерцающий гололитический череп гиганта, мозг и позвоночник. Изображение было расколото десятками тонких чёрных усиков, которые были всем чем угодно только не органикой. Аркхан уставился на отсканированные изображения с медленно растущим пониманием. Учитывая опыт и образование его знание человеческой анатомии было абсолютным, но изображения на экранах не принадлежали человеку. Не соответствовали они и священным и одобренным путями аугметического вознесения.