Кремль 2222. Кенигсберг - Выставной Владислав Валерьевич (читаем книги .txt) 📗
– Все верно. Ядерная.
Повисла тягостная пауза, заполненная лишь шумом дождя. Все молча смотрели на зловещий цилиндр. Откуда могло здесь взяться это наследие Последней Войны? Действующая ли ли это бомба и для каких целей ее готовили?
– Говорят, ядерные бомбы со временем протухают, – зачем-то сказал Книжник.
– Не все, – возразил Тридцать Третий. – К началу Последней Войны создали такие, что могут храниться веками.
– Все это очень познавательно, – прервал их Зигфрид. – Но что делать будем? Какие будут предложения?
– Да бросим эту дрянь здесь, от греха подальше! – проговорил Герцог. – Черт меня дернул стащить ее с корабля.
– Так не пойдет, – заявил Зигфрид. – Не время ценными вещами разбрасываться.
Решительно захлопнул крышку ящика, поднял его за крепкую ручку. Поглядел на остальных, кивнул:
– Ну, что стали? Герцог, показывай дорогу!
Книжник по-другому представлял себе Гавань. Почему-то казалось, что все пристани здесь должны были быть заполнены людьми и человекоподобными мутами. Кораблей самых разных видов и размеров действительно было много. Но берега были пустынны. Лишь немногочисленные фигуры портовых стражников в одинаковых плащах возникали из-за дождевой пелены и быстро растворялись в ней. Наверное, в этом и было дело – бесконечный дождь загнал обитателей Гавани в укрытия.
А дождь все продолжался, и уже начинало казаться, что руины вокруг образовались не в результате давних боев и безжалостного времени, а были размыты этими упрямыми водяными струями, как песчаные замки. Книжник поймал себя на мысли, что уже перестал ощущать себя под дождем, – он словно плыл в этом сыром, холодном пространстве, как рыба.
– Сюда! – позвал Герцог.
Еще издали спутники услышали какие-то мерные гулкие звуки. По мере продвижения вперед звуки усиливались, обретали объем, обрастали сложным рисунком. Книжник не сразу понял, что это такое, решив поначалу, что слышит работу незнакомых механизмов, то ли долбящих, то ли вгрызающихся в землю. Они свернули в какой-то проулок, в глубине которого светились и мерцали яркие фонари. Что характерно, фонари сверкали в такт звукам. И до семинариста дошло.
Это музыка. Незнакомая, с непривычными тембром и ритмом, отчего-то вызывавшая одновременно тревогу и предвкушение чего-то удивительного и приятного.
Странное дело: за время своего затянувшегося путешествия за пределами кремлевских стен они с Зигфридом крайне редко слышали музыку. То ли не до этого было людям, то ли за столетия после Последней Войны музыка просто ушла из жизни уцелевших представителей человеческого рода. Даже в Кремле, где помнили древние песни, умели и любили петь, а то и играть на немногочисленных инструментах, музыка была явлением довольно редким. Ну, по праздникам устраивали гуляния с музыкой, да еще у ратников были свои боевые пляски. Так или иначе, музыка носила, скорее, ритуальный характер, чем бытовой, развлекательный. И уж точно, для ее исполнения не применялись никакие технические средства.
Здесь же музыка звучала непривычно четко, резко, явно усиленная мощными громкоговорителями. Зачем местным такая странная музыка? Что-то празднуют или отпугивают злых духов? В таком контексте семинарист и спросил Герцога.
Тот поначалу недоуменно уставился на парня, потом рассмеялся:
– Ты что же, никогда электронной музыки не слышал?
– Электронная музыка? – оживился Тридцать Третий. – Музыка для киборгов?
– Вы, я гляжу, совсем дикие, – Герцог покачал головой. – Впрочем, если вас это успокоит: я тоже не люблю электронную музыку. Я предпочитаю классиков.
– А мне нравится, – прислушавшись, сказал Зигфрид. – Напоминает боевые барабаны вестов. Давно я их не слышал…
Воин помрачнел, погрузившись в воспоминания. Книжник же не смог сдержать улыбку, увидев, как пританцовывает старшая девочка из прибившейся к ним малолетней компании. Детям неинтересны проблемы взрослых, и даже страшная трагедия, случившаяся с родными, не так давит на юную душу. Ребенок не погружается в беду с головой – жизнь устроена так, что он смотрит в будущее широко открытыми глазами. Иногда даже зависть берет – хочется забыть обо всем и так же улыбаться и танцевать под дождем…
Улыбка сползла, едва он увидел фигуры, толкущиеся на небольшой площади, освещенной мерцающими огнями. Эти не танцевали. Они стояли в странных изломанных позах, как покалеченные манекены, – в черных складчатых одеждах, с лицами, скрытыми за плотной тканью по самые глаза. Они чем-то напоминали дампов – только были не столь оборванны и не источали зловоние разложения. Что они делали тут, под дождем? Книжник растерянно поглядел на Герцога.
– Пришлые, – тихо сказал Герцог. – Дождь пьют.
– Как это? – не понял Книжник. – Да и где ж они пьют, если стоят просто?
– Ты не понимаешь. Они нелюди. Говорят, и дожди над Заливом зарядили с приходом Пришлых. Потому что они без дождя никак не могут. Хотя, может, и врут люди – мало кто помнит времена, когда дождя не было.
Книжник ощутил неприятный холодок. Если бы Герцог сказал просто – муты, это не особо удивило бы парня. Мало ли всяких уродливых мутов бродит по земле? Но «нелюдь» – это что-то другое. Это не просто существо с изломанным мутацией генотипом.
Это античеловек.
– Чего они тут делают, если нелюди? – произнес семинарист.
– Правила Гавани, – отозвался тот. – Сюда может прийти каждый. И уж тем более – пришлые. Я уж не говорю о том, что они никого не спрашивают. Потому что за ними – сила.
Маленькая группа невольно уплотнилась, двигаясь среди неподвижных фигур. В лучах искусственного света Книжник заметил взгляд ближайшего Пришлого, устремленный в темное небо. Первое, что поражало, – это отсутствие в глазницах белков – один лишь выпуклый грязно-желтый зрачок, подкатившийся под верхнее веко. Пришлый замер в каком-то оцепенении – но, казалось, даже боковым зрением воздействовал какой-то тяжелой мрачной силой.
По спине пробежал холодок. Вспомнилось брошенное Герцогом: «нелюдь». А ведь сейчас все они движутся в самое логово этих нелюдей.
Парень тряхнул головой. Все это глупости. Сказано же: Гавань – она для всех. Подумаешь – нелюди! На своем пути они с Зигфридом встречали таких тварей, что никакие страшилки, казалось бы, уже не должны производить на них впечатления.
Как бы не так. Страх не спрашивает, когда приходить. Ему не нужны поводы и смыслы. Его холодная лапа в любую минуту готова схватить тебя за горло. И только сила воли способна подавить природное малодушие. Книжник не питал в отношении себя иллюзий: он всего лишь семинарист, книжный червь, волей судьбы вставший на путь воина.
Но, черт возьми, – свой путь он пройдет достойно.
– Куда теперь? – уже тверже спросил Книжник.
– А есть варианты? – Герцог указал в черный провал, скрывавшийся в окружении сверкавших огней. – Здесь только одна дорога.
Провал оказался вполне себе воротами – высокими, сводчатыми, в стене огромного старинного дома. Здание было явно восстановлено – крутую двускатную крышу вместе с частью стены снесло, очевидно, еще в боях Последней войны. Провалы в стенах были заделаны неряшливыми обломками бетона. Но до сих пор в архитектуре сохранилось ощущение мрачной готики.
– Что это – храм? – спросил Книжник.
Герцог усмехнулся:
– Склад. Товарам немцы поклонялись больше, чем Богу. Но строить умели.
– Кто такие немцы? – спросил Зигфрид.
– Уже не важно, – сказал Герцог. – Там, где они жили, давно Выжженные земли.
Из мрака выдвинулись две фигуры самого устрашающего вида. Семинаристу доводилось видеть крепких ратников Кремля и исполненных животной силы воинов нео. Но эти, похоже, стали результатом какой-то генной ошибки, возможно пошедшей даже на пользу. Выше двух метров каждый, непропорционально широкие в плечах, бугрящиеся мышцами, выставившие их напоказ поверх обтягивающих черных маек, одним видом они внушали оторопь. Довершали образ массивные, наголо выбритые головы на мощных коротких шеях с одинаково мрачными и пустыми взглядами. Надо полагать, это были охранники.
