S-T-I-K-S. Игры на выживание (СИ) - Собинин Николай (читать книги полные TXT) 📗
Похоже, он лежит тут уже давно. Посреди этой непонятной шелухи на совесть утрамбованное пятно до каменного состояния высохшей глины. Словно звериная лежка, только зверь должен быть никак не меньше медведя, уж больно пятак приличных размеров.
Что с ним случилось? Последнее воспоминание, за хвостик которого удалось ухватиться — он встретил в погибающей, раздираемой зомби и мутантами Москве человека. Странного человека, который много всего ему рассказал. И дал ему новое имя. Каким было это имя? И что говорил тот человек? Он о чем-то просил его, взял обещание. И что было потом? От попыток напрячь память, снова заныли виски.
Он попытался встать. Тело ощущалось чужим, плохо слушалось, принять вертикальное положение вышло с трудом. Предательская слабость по всему телу и привкус железа на языке, голова кружилась. Было еще кое-что, что порядком смущало. Он всегда был таким высоким? Ощущения будто он стоял на ходулях.
Дикарь!!! Он вспомнил Имя! Точно, именно так его окрестили, когда он попал в Улей. Улей?! Да, именно Улей, то место, куда его занесло.
Словно прорвало заслонку и в памяти одно за другим резко стали всплывать воспоминания. То, как он боролся за жизнь в сожженном, сожранном, расстрелянном, раздираемом тварями и безумием мегаполисе. От лавины воспоминаний голова вспыхнула резкой, стреляющей болью. Мозг, казалось, горел огнем, словно его натерли жгучим перцем.
Он схватился за голову и присел на корточки, скрючившись в три погибели и пережидая болезненный приступ. Секунды, казавшиеся годами, текли, и ему постепенно становилось легче. Потихоньку придя в чувство, он решил, что пока не стоит терзать свою память. Лучше постараться не концентрироваться на этом, а то боль невыносима. Кое-как собравшись с силами, он снова поднялся и занялся осмотром собственного тела. Что-то не давало ему покоя.
У него была всего одна рука. И эта рука явно не его. Слишком уж здоровенная, тяжеловесная ладонь, в кожу и поры которой прочно впиталась грязь, словно она никогда не видела ни мыла, ни воды. Толстые, узловатые пальцы с крепкими ногтями. Вместо левой руки грубая культя, покрытая свежими багровыми рубцами. Культя не болела, только чувствовался небольшой жар в глубоких шрамах, но обнаружить, что у тебя на одну конечность меньше, все равно было очень неприятно. Холод, вроде бы, упоминал, что утраченные конечности в Улье постепенно восстанавливаются. Но вопрос о том, сколько это может занять времени оставался открытым.
Мощные бугры бицепсов перекатываются под кожей. И кожа — задубелая, словно старая кирза, какого-то неприятного серо-желтого оттенка, вся шероховатая, шелушащаяся! С него в буквальном смысле этого слова слезает шкура, словно он линяет. Причем лезет по всему телу, слущивается везде, куда не посмотри. И с остальным телом куча вопросов. Слишком широкая грудная клетка с выпирающими, массивными грудными мышцами. Ноги под стать, с крепкими, словно камень икрами и бедрами, толстые, широкие ступни, размера, наверное, сорок седьмого, если не больше. И еще одна любопытная деталь — он был совершенно голым. Ни одного, даже самого захудалого клочка одежды не осталось. Если опустить проблемы с гигиеной и кожей, тело выглядело как у какого-нибудь культуриста. Но почему он себя чувствует хуже, чем до встречи с Холодом. Что тот с ним сделал? И когда он успел превратиться в Тарзана — эксгибициониста? Так, стоп, стоп, головная боль ему больше не нужна.
Ладно, тогда следует пойти другим путем. Осмотреться вокруг, может, найдется какая-нибудь одежда, чтобы прикрыть срам. На улице вроде бы тепло, но это не повод светить голым задом. К тому же, это поможет отвлечься от нездоровой слабости и мыслей, которые в прямом смысле выжигают ему мозг.
Двухэтажное кирпичное здание, в котором он очнулся, некогда было чем-то вроде конторы. Кабинеты со шкафами-секретарями и столами явно казенного назначения, жилыми помещениями тут и не пахло. Все давным-давно заброшено, покрыто тройным слоем пыли. Тут ему одежды не найти.
Двор был плотно утрамбован угольной крошкой до бетонного состояния. Сейчас все пространство заросло сорной травой и кустами, пробивавшимися через уплотнитель там и тут. Бетонный забор покосился, в некоторых местах плиты выпали внутрь или наружу, открывая вид на заросший кустарником пустырь. Во дворе на спущенных колесах стоял старый, проржавевший насквозь ПАЗик. Запустение и разруха царили повсюду, куда не глянь.
Похоже, «густонаселенная» зараженными Москва чудесным образом осталась где-то далеко. На этом кластере не было даже намеков на присутствие мутантов. Ну, если опустить косточки в комнате на втором этаже, где он пришел в себя. Все это вызывало еще большее недоумение.
Кирпичная двухэтажка, из которой он вышел, оказалось какой-то конторой при громадной, рассыпающейся коробке непонятного комбината. Ржавые конструкции, обесцветившаяся, краска, выбитые, зияющие провалами окна, рухнувшая пожарная лестница. Да уж, все это добро заброшено людьми наверное еще при царизме. Там он для себя вряд ли найдет что-то полезное. Что было – сгнило десятки лет назад.
От конторского двора через поля тянулась порядком заросшая, растрескавшаяся бетонка. И в той же стороне, куда она вела, в паре километров виднелись прямоугольные силуэты жилых домов. С других сторон заброшенные здания комбината обступал густой смешанный лес. Похоже, городок выглядит самым привлекательным вариантов. Там он наверняка найдет себе что-то прикрыть наготу, ну и прочими припасами неплохо бы разжиться. Пока организм не давал никаких позывов, но есть или пить захочется наверняка, и скорее всего в самое ближайшее время.
Так что, придется немного прогуляться, в чем мать родила. Ладно, переживет. Некомфортно, конечно, снизу поддувает, да и вообще, чувствуешь себя каким-то психом. Что интересно, ноги вообще не протестовали против прогулки босиком. Дикарь ради любопытства задрал ступню и увидел, что кожа на пятках по своей твердости напоминает рог. Похоже, ему не привыкать ходить без обуви.
Пока неторопливо шагал по заросшей дороге, Дикарь пытался систематизировать свои воспоминания, а особенно то, что Холод (во, вспомнил как звали его крестного) рассказывал про Улей и ту информацию, которую он почерпнул из информационного буклета. Тут ему в голову пришла мысль, что, возможно, он каким-то загадочным образом вернулся домой, и все, что было прежде, оказалось лишь страшным кошмаром?! И тут же отмел эту соблазнительную мысль, где-то внутри твердо сидела уверенность, что он все еще в Улье. Просто знал это и все. Кажется, Холод сдержал свое обещание, и он стал иммунным, но куда делся кусок памяти? И что стало с его телом. Куда, в конце концов, девалась левая рука? Вопросы громоздились один на другой, а вот ответы на них находиться не спешили. А еще Дикарь вспомнил про свою сделку с Холодом и обещание, данное ему в обмен на иммунитет, доставить сообщение Соловью в Озерск.
– 91, 87, 103, 98, красный, 93 желтый!
Бессмысленный набор букв и цифр отпечатался в мозгах намертво. Лучше бы там отпечаталось, где его одежда и как он вообще тут очутился. Москва! Эта мысль окатила его не хуже ледяного душа! Если он все еще в ее окрестностях, тут должны кишмя кишеть зараженными. И тут же успокоился. Зараженных поблизости не было, он был уверен. Но почему? Откуда такая убежденность?
На подходе к городу он догнал пустыша. Тот едва переставлял ноги и ковылял в сторону жилых домов. Засаленная роба, мазутные штаны, резиновые сапоги. Сам какой-то весь жалкий, тщедушный, совсем обессилевший, едва переставляет ноги. Как видно, так и не нашел чем подкрепиться. Он совершенно не обращал внимания на приближавшегося со спины человека. Дикарь не старался красться, но поскольку был босой и без одежды, все равно получались подойти к пустышу практически беззвучно. Догнав зараженного, он навалился на него сзади, схватил за редкие седеющие волосы, и несколько раз приложил об бетон лбом. Пустыш слабо завозился под ним, а потом умер, не издав ни звука. Дикарь лишь удивленно хмыкнул. Несмотря на отвратное самочувствие, силы в его единственной руке было хоть отбавляй.
