Падший - Корнев Павел Николаевич (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Все хорошо, что хорошо кончается, — утешил я приятеля.
— И не говори, — согласился поэт с этой сентенцией, разливая по бокалам вино.
Мы еще какое-то время просидели на балконе, а когда к концу подошла вторая бутылка, я посмотрел на часы и поднялся на ноги. Сразу закружилась голова, но опьянение лишь придало решимости отправиться на вокзал прямо сейчас.
— Пора, — протянул я руку Альберту, — поезд отходит в пять утра.
— Брось! — фыркнул поэт. — Ложись в гостевой комнате.
— А поезд?
— Извозчик на четыре утра устроит? Попрошу сторожа, он все организует.
Я подумал и согласился. Оборотень ты или нет, когда речь заходит о похмелье, это не имеет никакого значения. Если не посплю хоть пару часов, всю поездку промучаюсь с головной болью. Да и опьянел с непривычки как-то слишком уж сильно. Уж лучше б на лимонад согласился…
Альберт показал мне гостевую комнату, я поблагодарил его, разулся, снял пиджак и улегся на диван. Раздеваться не стал. Просто не видел смысла. Голова приятно кружилась, глаза понемногу слипались, и вскоре я сам не заметил, как провалился в беспокойный сон. Но перед тем достал из кармана маузер и сунул его под подушку.
Так, на всякий случай.
Проснулся, когда шею стиснули сильные пальцы. Перехватило дыхание, сердце с перепуга чуть не выскочило из груди, но рефлексы не подвели: рука доведенным до автоматизма движением нырнула под подушку, пальцы сжались… и ухватили пустоту. Пистолета на месте не оказалось.
— Успокойся! — послышался знакомый голос, и по спине побежали мурашки.
Елизавета-Мария ослабила хватку, потрепала меня по щеке и отошла к открытому окну. В лунном свете проявился стройный женский силуэт.
— Пистолет на столе, — сообщила суккуб и с ногами забралась на подоконник. — Просто не хотела, чтобы ты пальбой перебудил всю округу, — пояснила она, не став оправлять соскользнувшую с бедра полу пеньюара.
— Что ты хочешь? — хрипло выдохнул я. На стол даже не взглянул, вместо этого нашарил в кармане брюк рукоять складного ножа. Я не знал, сохранила или нет неуязвимость к меди и свинцу лишенная сверхъестественных способностей Елизавета-Мария, но титановый клинок проймет кого угодно. Наука сильнее магии.
— Чего я хочу, Лео? — задумчиво произнесла суккуб. Луна освещала ее со спины, лица было не разобрать. — Если ты думаешь, что я хочу твоей смерти, ты ошибаешься.
— Боишься после этого сама отдать концы? — предположил я.
— Вовсе нет, — хрипло рассмеялась суккуб. — Для меня смерть — всего лишь второе рождение. Нет, Лео. Ты выжег из меня все чувства и желания. Выжег вместе с моей силой. Я могу оторвать тебе голову прямо сейчас, могу, но не хочу. Я хочу, чтобы ты вернул все обратно. Хочу стать прежней.
— Это невозможно!
— Нет ничего невозможного в этом мире! — резко ответила Елизавета-Мария.
Несмотря на расслабленную позу, показалась, будто она сейчас накинется на меня и попытается удавить.
— Только не в нашем случае.
— Ты выжег мою сущность. Я даже не помню толком, каково это — ненавидеть кого-то всем сердцем, желать смерти и добиваться своего. Я хочу это вернуть. Ты отрезал меня от преисподней, восстанови эту связь. Просто представь ее в своей голове! Сделай это!
— Черта с два! Никогда, даже если бы и мог!
— Сделай это, и я принесу тебе вассальную присягу. Я буду повиноваться тебе, как повинуются мелкие бесы князьям ада! Всегда и во всем!
Я приподнялся на одном локте.
— Зачем? Что тебя не устраивает? Наслаждайся жизнью!
— Наслаждаться? — зашипела Елизавета-Мария. — А ты знаешь, Лео, что не дает мне сойти с ума? Жалость. Меня жалеют, Лео! Ты понимаешь, насколько это унизительно? Это как овсянка после мяса с кровью! Жалость — как вода в пустыне! Она не дает умереть, но и только! Бежит сквозь пальцы и утекает в песок. Это… выматывает.
— Очень образно.
— Нахваталась у Альберта. Так ты сделаешь это?
— Нет. Никогда.
— Как ты однажды сам сказал, Лео: «Никогда — это очень долго».
— Не в этом случае.
Елизавета-Мария соскользнула с подоконника и негромко рассмеялась.
— Рано или поздно ты передумаешь. Я подожду. И помни: мое обещание не пустые слова. Дай мне силу, и я буду повиноваться тебе беспрекословно. Всегда. Клянусь.
Я почувствовал нервную дрожь, словно это простое слово протянулось между нами призрачной цепью.
— Уходи, — потребовал я.
Елизавета-Мария не сдвинулась с места и принялась развязывать пояс пеньюара.
— Лео, ты помнишь родинку на моей левой груди? — спросила она. — Зачем ты ее только выдумал? Это так вульгарно!
— Перестань! — потребовал я, усаживаясь на диване.
— Уберешь ее?
— Я не могу! Не могу и не буду!
Суккуб рассмеялась.
— У тебя в кармане нож или ты пытаешься сбросить напряжение?
— Убирайся!
— Будь паинькой, Лео. Убери родинку. Или тебе станет очень и очень стыдно. Я это обеспечу, обещаю!
— О чем ты говоришь?! Разве Альберт не заметит ее исчезновения?
Елизавета-Мария прекратила делать вид, будто собирается распахнуть пеньюар, и с легким сожалением в голосе произнесла:
— Альберт уже не столь внимателен ко мне, как раньше. Он ничего не заметит.
Я закрыл глаза, и в голове немедленно возник образ девушки со всеми волнительными изгибами ее тела, но только потянулся к нему, как тотчас накатила волна жгучей боли. Заломило виски, стало трудно дышать, в груди словно образовался ледяной комок.
— Не могу, — шумно выдохнул я. — Обещал ведь не менять твое тело, забыла?
И как-то неожиданно пришло понимание, почему не увенчалась успехом попытка изгнать суккуба с помощью передатчика Александра Дьяка. Дело было именно в этом обещании. Я дал слово, и это слово связало нас с Елизаветой-Марией так же сильно, как и прежний уговор. Мне удалось уничтожить потустороннюю сущность мнимой невесты, но ее образ остался в моей голове. Именно это и удержало суккуба от падения в преисподнюю.
— Сделай это, — потребовала Елизавета-Мария и веско добавила: — Разрешаю!
Подстегнутый воображением талант сиятельного сорвался с места, и на какой-то неуловимый миг в голове возник сложный образ, словно я смотрел на суккуба сразу со всех сторон. Убрать родинку с ее груди оказалось неожиданно просто. Просто подумал — и той не стало.
— Замечательно! — промурлыкала Елизавета-Мария. — Ты сделал это! А теперь верни мне силу.
— Убирайся!
— Не боишься попасть в неловкое положение? В очень-очень неловкое положение? — прошептала суккуб и медленно двинулась от окна к дивану. Распахнутый пеньюар больше не скрывал обнаженного тела, оно белело в полумраке комнаты и дурманило сознание своей доступностью. Достаточно было просто протянуть руку…
Руку я протягивать не стал, вместо этого досадливо поморщился.
— Родинка — это такая малость. Какой вред может быть от родинки, скажи? Никакого, ведь так?
Елизавета-Мария замерла на полушаге.
— Но не злокачественная ли это опухоль, как думаешь? — Теперь уже я сам подался навстречу.
Суккуб отступила, сияние моих глаз отразилось в ее глазах, пустых и тусклых.
— Подлец! — с чувством сказала Елизавета-Мария, пересилила себя, подошла и потрепала меня по щеке. — Какой же ты, Лео, подлец! Знакомством с тобой могли бы гордиться иерархи ада.
— Сгинь! — потребовал я.
Елизавета-Мария запахнула пеньюар, завязала пояс и уверенно, словно вдруг прозрела, направилась к входной двери.
— Мое предложение в силе, — сказала она, перед тем как скрыться в коридоре.
— К черту! — сдавленно выдохнул я, взял со стола маузер и на всякий случай выщелкнул из рукояти магазин. Убедился, что патроны на месте, и воткнул его обратно.
После этого налил из хрустального графина стакан воды, напился и вернулся на диван, но только задремал — и жутким железным дребезжанием разродился заведенный на четыре утра будильник. Пора было ехать на вокзал.