Ветер над островами - Круз Андрей "El Rojo" (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Блондинистый крепыш вновь протянул руку к Игнатию, который опять начал вставать, но на этот раз я перехватил его за запястье. Крепыш даже вырывать не стал свою конечность из захвата, лишь посмотрел на меня с недоумением.
— Ласты при себе держи, — сказал я. — Смотреть смотри, а руками не трогай.
Тот лишь хмыкнул, но руку убрал. Зато на меня в упор уставился из-под полей своей модной шляпы Фома. И спросил:
— Беды ищешь?
— Это ты берега теряешь, как мне кажется, — ответил я. — Только не говори, что он у вас выиграл, я смеяться тогда буду.
Произнося эту фразу, я слова подбирал с тройным тщанием. Не знаю я, как тут в такие моменты говорить принято и что за большой косяк счесть могут. Но вроде ничего экстраординарного не сказал.
— Шла ему карта, — коротко ответил Фома, явно размышляя о чем-то. — Надо партнерам отыграться бы дать.
Понятно. Игнатия в игру втягивали и дали выиграть при этом. А когда пришла пора свое кровное возвращать, на охмурение клиента затраченное, мы приперлись и пытаемся им все испортить. Отсюда и басня про десять раздач.
— Вон деньги на столе, — кивнул я. — Отыграли, сколько могли. А теперь он уходит. И ждать не может, и играть с вами не будет. Некогда.
Как-то между делом первая роль в разговоре перешла ко мне. Иван даже чуть в сторону отступил, прислушиваясь. Руку в кармане держал, однако, где кастет у него припрятан.
Фома тоже был немного озадачен. Подвело его то, что он планировал Игнатия обыграть до исподнего без помех, а тут мы. И лица терять нельзя, и в драку лезть ему не очень хочется, как мне кажется, хоть он ее явно не боится. Просто варианты просчитывает, чтобы ему больше не потерять. Но решил вместо него все третий из их компании — высокий, плечистый, со сломанным носом и многократно разбитыми ушами. Он сказал:
— Через меня пройдешь — и уводи своего шкипа. Или плати за него, — после чего добавил увесисто, сделав короткую паузу: — А другого пути нет.
Нельзя сказать, что я в драку рвался, но и не бегал от нее никогда. Так с детства сложилось, да и занимался всю жизнь чем-то рукомахательным. А кроме того, понял я, что лучшего способа заявить о себе у меня не будет. Поэтому я просто сказал, пожав плечами:
— Как скажешь. Но платить никто не будет, вы свое взяли.
— Нет, — вдруг как-то очень искренне и радостно засмеялся Фома. — Свое мы как раз сейчас возьмем!
И он встал, с грохотом отодвинув стул. Я немного напрягся, но он направился прямо к выходу, а следом за ним пошли его товарищи. У дверей он встал, глянув на меня в некоем недоумении, затем спросил:
— Ты что, замерз? Давай в круг, надо еще взятки сделать да народ собрать, — после чего добавил пословицу: — С мелкой рыбы хоть в ухе навар.
Видать, аналог поговорки про худую овцу и что с нее можно иметь. И как оказалось, к разговору нашему уже весь кабак прислушивался, потому что все разом загомонили радостно, загремели стульями и толпой потянулись к выходу, возглавляемые трактирщиком, кричащим: «В круг! Все в круг! Бой будет!»
А Иван между тем хлопнул меня по плечу, спросив:
— Уверен? Павел драться горазд, может и покалечить.
— Ну если не убьет, то все остальное терпимо, — хмыкнул я. — Да и этот вопрос пока на обсуждении еще, кому на лекаря раскошеливаться.
В общем, рассчитывал я на банальную кабацкую драку. А угодил на какой-то поединок. Будем надеяться, что просто на кулачках, а не на ножах, скажем, или боевых негритянских топорах. Ну да ладно, за язык меня никто не тянул.
Иван пошел следом за мной, поддерживая Игнатия, который при этом довольно сноровисто переставлял ноги, хоть по состоянию должен был давно упасть и не шевелиться.
Что такое «круг» — стало ясно сразу, когда толпа начала распределяться по всей ширине улицы, от трактира до стены форта, образуя некий импровизированный ринг. Объездчик на стене тоже оживился, явно собираясь насладиться зрелищем, а вовсе не проявляя желания разогнать начинающуюся драку. Видать, не криминал это здесь. Ну и хорошо, чего вмешиваться, когда двое дерутся по взаимному согласию? Сами разберутся.
Не зная, что делать, я следил за своим противником, Павлом, и повторял то, что делал он. Снял сапоги, стащил с себя рубаху, оставшись в одних штанах. По ходу дела начал разминаться. А мою растерянность по поводу правил предстоящего боя развеял как дымок трактирщик, начавший громко выкрикивать:
— По мужскому спору будут драться Павел, что из вольных добытчиков, и Алексей с «Закатной чайки», что пришла с Большого Ската. Ставки принимаю я: за Павла полтора к одному, за Алексея — четыре к одному.
К нему сразу рванули со всех сторон, гомоня и толкаясь, причем я заметил, что самую большую ставку, в золотых монетах, сделал Фома. На Павла. Ну хорошо, потом не обижайся. Или мне потом не обижаться? Кто знает.
Народ, кстати, бежал к ожидающемуся зрелищу со всех сторон, и ставили почти все. А ведь если выиграет Фома, то точно все свои потери, настоящие и мнимые, отобьет. А вот если и тут проиграет… Тут трактирщик, к моему великому облегчению, перешел к оглашению правил. Видать, тут перед дракой так принято. Полезная традиция для тех, кто не очень в курсе.
— Бой начнется по моей команде и будет длиться до полной победы! — кричал кабатчик все увеличивавшейся толпе. — Нельзя в глаза бить, за волоса хватать, пальцами рвать, нельзя кусаться и нельзя к причинному месту. Можно бить руками и ногами, можно бороться, можно душить и выворачивать руки и ноги. Если кто из бойцов не сдюживает, то может сдаться, так и сказав, а если говорить не может, то трижды должен рукой хлопнуть — по земле ли, а то по чему иному. А если кто за нож, палку, камень или что иное схватится, того отдадут объездчикам, потому что в правилах такого нет.
Павел тоже энергично разминался, искоса поглядывая на меня. По сложению он был почти что моей копией. Весом килограммов за девяносто, ростом тоже с меня примерно, а во мне метр восемьдесят семь. Разве что я чуть жилистей, а у него мускулатура порельефней.
А еще я обратил внимание, что шрамов на теле у него хватает, а вот татуировок нет. Ни единой точки. И ни у кого иного, кроме негритянок в кабаке, их тоже нет, хоть среди присутствующих больше половины — моряки, а у них вроде как традиция. И я себя мысленно похвалил не единожды за отвращение к партакам, из-за чего проскочил без них через детство хулиганское и длительную службу. Даже без эмблемы рода войск обошелся, даже без группы крови под мышкой, какую многие себе кололи, подражая эсэсовцам. Есть у меня такое чувство, что сейчас мне эта пачкотня боком бы вышла.
— Бойцы! — крикнул трактирщик. — В круг!
Толпа загудела, послышался свист. Иван хлопнул меня по спине, подталкивая, и я пошел вперед, пока расслабленно. Кабатчик, как заправский рефери, встал посреди круга, жестами предлагая подойти к нему, затем отскочил назад и крикнул: «Начали!»
Павел оказался рядом со мной мгновенно, решив не тратить времени на прощупывание противника. Два быстрых удара руками я принял на локти, вскользь пропустил по животу прямой удар ногой… и затем бой едва не закончился. Как я успел среагировать — я и сам не понял. Это был удар великолепный, ногой в голову, сбоку, стоя к противнику лицом, без разворота, исключительно за счет скорости и растяжки. Идеально неожиданный, сложный в исполнении и исполненный виртуозно. Я лишь успел немного отклониться, подняв плечо, и меня как бревном шарахнуло, чуть не сбив с ног.
Толпа взревела. Видать, Павел меня взять решил сразу с «коронки», а ее тут все знали. На ногах я устоял, хоть и обалдел немного, но открылся корпусом и получил чувствительный удар справа в ребра, а затем в солнечное сплетение, который успел частично парировать локтем, а на удар в переносицу подставить лоб, точнее, даже свод черепа.
Если бы мы в перчатках дрались, то ничего бы не было, но голым кулаком в это место угодить неприятно — можно кисть сломать, и Павел болезненно сморщился, убрав руку и на мгновение открывшись. Мне удалось пробить ногой сбоку ему под колено, удар, слегка сотрясший его и заставивший ловить равновесие, после чего получилось сократить дистанцию и левой рукой воткнуть прямой удар вразрез, разбив ему губы. А вот правую мою руку, пошедшую следом на «раз-два», он потрясающе ловко поймал в захват, поднырнув под нее, и, закручивая меня вокруг самого себя, провел через подножку.
