Месть Ориона - Бова Бен (читать полную версию книги txt) 📗
Царь Итакийский старался не обращать внимания на шум. Он улыбнулся мне:
– Орион, ты вернулся с собственным войском?
– Господин мой, Одиссей, – отвечал я, – как и сам я, люди эти стремятся служить тебе. Перед тобой опытные воины, они будут полезны.
Он кивнул, пристально разглядывая отряд:
– Я приму их, Орион, но сперва следует переговорить с Агамемноном. Не стоит пробуждать зависти или опасений в сердце великого царя.
– Изволь, – согласился я.
Политические тонкости ахейцев Одиссей знал гораздо лучше меня. Не зря его прозвали Хитроумным. Я объяснил ему, что нет более армии хеттов, которая могла бы выручить Трою, рассказал, что, по словам Арцы и Лукки, старый великий царь хеттов скончался и царство хеттов теперь терзает гражданская война.
Задумчиво поглаживая бороду, Одиссей пробормотал:
– Я подумал, что великий царь хеттов теряет власть, уже когда он позволил Агамемнону войной разрешить свою ссору с Приамом. Прежде хетты всегда защищали Трою и выступали против любого, кто угрожал ей.
Я приглядел, чтобы моих воинов-хеттов накормили, разместили в шатрах и выдали им одеяла. Они обособленно уселись вокруг собственного костра. Итакийцы и остальные ахейцы смотрели на хеттов с трепетом. Они оценили одинаковые доспехи и тщательную выработку кожаного снаряжения. Ведь среди самих ахейцев невозможно было найти двух воинов, одетых или вооруженных одинаково. Так что видеть целый отряд из более чем сорока человек, имеющих столь схожее снаряжение, им еще не приходилось.
К моему удивлению, железные мечи хеттов не произвели впечатления на ахейцев… Даже не заинтересовали их. Я взял клинок, прежде принадлежавший Арце, поскольку успел убедиться в том, что железный клинок превосходит бронзовый.
Солнце уже садилось, превращая воды моря в темно-красное вино, когда Лукка подошел ко мне. В стороне от людей я ужинал с Политосом. Хетт остановился у очага, нервно теребя завязки куртки, лицо его хмурилось. Я решил, что вопли мирмидонян проняли и его.
– Господин мой, Орион, – начал он. – Не могу ли я поговорить с тобой откровенно?
– Конечно, Лукка, говори все начистоту. Я не хочу, чтобы ты таил от меня свои мысли, не хочу, чтобы между нами пролегла тень непонимания.
Он облегченно вздохнул:
– Благодарю тебя, господин.
– Ну так что же?
– Господин… Разве это осада? – Он почти негодовал. – Войско заперлось в лагере, воины пьют и едят, а горожане открыли ворота и выходят за едой и хворостом. Где машины у стен города, где тараны возле ворот? Странная какая-то осада!
Я улыбнулся. Гибель Патрокла ничуть не взволновала его. Но потуги любителей раздражали профессионала.
– Лукка, – сказал я. – Ахейцы не умеют воевать. Завтра утром на наших глазах два воина съедутся биться на колесницах, и исход поединка может решить судьбу всей войны.
Он покачал головой:
– Едва ли. Троянцы не позволят варварам войти в город… сколько бы героев ни пало у стен его.
– Наверное, ты прав, – согласился я.
– Погляди-ка сюда. – Он указал на город на холме, утопавший в красно-золотистом сиянии заходившего солнца. – Видишь участок стены, который ниже, чем все остальные?
Он показывал на восточную стену города, где, по словам болтуна придворного, укрепления были слабее.
– Мои люди могут соорудить осадные башни и подкатить их к этому месту так, чтобы воины ахейцев могли сойти прямо на стены с верхнего помоста башни.
– А не попытаются ли троянцы разрушить башни, когда они приблизятся к стене?
– Чем? – фыркнул он. – Копьями и стрелами? Пусть даже горящими. Мы укроем башни мокрыми конскими шкурами.
– А если они сумеют собрать сюда всех своих людей и отбить натиск?
Он поскреб в густой черной бороде.
– Такое случается. Но обычно мы нападаем одновременно в двух или трех местах. Лучше заблаговременно заставить их разделить свои силы.
– Неплохая идея, – одобрил я. – Придется переговорить с Одиссеем. Интересно, как это ахейцам не пришло в голову ничего подобного?
Лукка скривился:
– Какие они вояки, мой господин? Пусть их цари и князьки воображают себя великими воителями, на самом деле они просто великие забияки. Мой отряд справится с ахейцами, в пять раз превосходящими нас численностью.
Мы еще немного поговорили, и он отправился проверять, как устроились на ночь его люди.
Политос, терпеливо выслушавший весь разговор, поднялся на ноги.
– Этот муж слишком стремится победить, – заметил он почти гневным шепотом. – Он хочет, чтобы победа сопутствовала ему повсюду, и ничего не желает оставить на волю богов.
– Люди воюют ради победы, не так ли? – спросил я.
– Люди бьются ради славы и добычи и чтобы было о чем рассказать своим внукам. Муж идет в бой, чтобы доказать свою смелость, чтобы встретить героя и испытать свою судьбу, а этот хочет воспользоваться хитростью ради победы. – Политос в сердцах сплюнул на песок.
– Но ведь ты сам ругал воинов ахейцев и троянцев, презрительно называя их кровожадными дурнями, – напомнил я.
– Так оно и есть! Но они бьются честно, как подобает мужам.
Я расхохотался:
– Там, откуда явился я, старик, есть поговорка: в любви и на войне все средства хороши.
На этот раз Политос лишь что-то буркнул себе под нос, а я встал, отошел от костра и пустился на поиски Одиссея. Обнаружив царя Итаки в сумраке под навесом, я стал рассказывать ему об осадных башнях.
– Их можно поставить на колеса и подкатить к стенам? – удивился Одиссей, который не слышал ничего подобного прежде.
– Да, мой господин.
– Твои хетты умеют возводить такие машины?
– Да.
Глаза Одиссея заблестели, будто в них отразилось мерцание медной лампы, стоявшей на рабочем столе. Царь принялся обдумывать варианты. Он рассеянно похлопывал по мохнатой шкуре пса, улегшегося у его ног.
– Ну что ж, – проговорил наконец Одиссей, – надо посоветоваться с Агамемноном!
Великий царь дремал, когда нас впустили в его шатер. Агамемнон развалился в походном кресле, сжимая в правой руке усыпанный драгоценными камнями кубок с вином. Очевидно, рана на его плече затянулась, и он мог уже сгибать локоть. В хижине находились лишь две рабыни, темноглазые и молчаливые, из-под их тонких накидок выглядывали обнаженные руки и ноги.
Одиссей сел лицом к великому царю. Я уселся на корточках у его ног. Нам предложили вина. Оно пахло медом и ячменем.
– Движущаяся башня? – засомневался Агамемнон, когда Одиссей два раза повторил объяснение. – Невозможно сдвинуть каменную башню…
– Мы сделаем ее из дерева, сын Атрея, и покроем шкурами для защиты.
Агамемнон посмотрел на меня мутными глазами, уронив подбородок на широкую грудь. Лампы отбрасывали длинные тени, и его лицо с тяжелыми бровями казалось зловещим и даже грозным.
– Пришлось отдать пленницу Брисеиду наглому щенку, – буркнул он. – И целое состояние в придачу. Несмотря на то что его обожаемый Патрокл убит рукой Гектора, этот гаденыш отказался вступать в битву, пока ему не возместят нанесенный… якобы несправедливо, ущерб. – Пренебрежение, вложенное в последние слова, материализовавшись, могло бы ободрать кожу.
– Сын Атрея, – успокаивал его Одиссей, – если план мой сработает, мы захватим наконец Трою и добудем столько богатств, что хватит даже придире Ахиллесу.
Агамемнон ничего не сказал. Он слегка шевельнул кубком, и один из рабов поспешил наполнить все чаши. Одиссей держал в руках золотой кубок, как и великий царь. Мне дали деревянный.
– Еще три недели, – проговорил Агамемнон и припал к кубку, проливая вино на уже запятнанную тунику. – Мне нужно еще три недели.
– Господин?
Агамемнон выронил кубок на покрытый коврами земляной пол и наклонился, лукаво улыбаясь:
– Через три недели мои корабли повезут зерно из моря Черных вод через Геллеспонт в Микены. И ни Приам, ни Гектор не сумеют остановить их.
Одиссей только охнул. Тут я понял, что Агамемнон далеко не дурак. Если царь не мог захватить Трою, то ничто не мешало ему провести свои корабли через проливы и подождать, пока они не вернутся нагруженные зерном, прежде чем снять осаду. И если ахейцам придется оставить стены Трои, Агамемнон запасет на год зерна в амбарах родных Микен. А потом либо воспользуется им сам, либо продаст соседям, если это окажется выгоднее.
