Бегущий человек - Кинг Стивен (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Ричардс раскурил новую сигарету от окурка предыдущей. Боль постепенно ослабевала.
— Для тебя зарезервирован номер в гостинице на Винтроп Стрит. Она называется «Винтроп Хаус». Звучит шикарно. Но это не так. Тебя зовут Огден Граснер. Запомнишь?
— Да. Меня немедленно узнают.
Брэдли потянулся на заднее сиденье, достал коробку и бросил ее Ричардсу на колени. Она была длинной, коричневой, перевязанной веревкой. Она напомнила Ричардсу коробки, в которых приходят взятые напрокат платья для выпускного бала. Он вопросительно посмотрел на Брэдли.
— Открой ее.
Он открыл. Пара сильных голубоватых очков лежала поверх черного одеяния. Ричардс положил очки на переднюю панель и вынул одеяние. Это была сутана священника. Под ней на дне коробки лежали четки, Библия и пурпурная епитрахиль.
— Священник? — спросил Ричардс.
— Ты переоденешься прямо здесь. Я тебе помогу. На заднем сиденье трость. Ты играешь не слепого, но очень близко к тому. Натыкайся на все. Ты приехал в Манчестер на собрание Совета Религий по поводу запрещения наркотиков. Понял?
— Да, — ответил Ричардс. В сомнении он положил пальцы на пуговицы своей рубашки. — Под этой тряпкой носят штаны?
Брэдли расхохотался.
…Минус 057. Счет продолжается…
Брэдли быстро говорил, пока он вел машину по городу.
— В твоем чемодане коробочка с клеящимися почтовыми этикетками, — сказал он. — Чемодан в багажнике. На этикетках написано: «Через пять дней вернуть в „Брикхил Мануфекчурик Компани“, Манчестер, Нью-Гемпшир». Рич еще с одним парнем напечатали их. У них в штаб-квартире Головорезов на Бойлстон Стрит есть печатный станок. Каждый день ты посылаешь мне две своих кассеты в коробочке с одной из этих наклеек. Я отправлю их в Игры из Бостона. Посылай срочной почтой. Этого они никогда не вычислят. Машина затормозила у края тротуара перед «Винтроп Хаус».
— Эта машина вернется назад в платный гараж. He пытайся выехать на ней из Манчестера, если только не поменяешь маску. Тебе придется стать хамелеоном, старина.
— Как ты думаешь, сколько времени здесь можно оставаться в безопасности? — спросил Ричардс.
Он подумал: я отдался в его руки. Похоже было, что сам он уже не может думать рационально. Он чувствовал запах своего умственного истощения, как запах грязного тела.
— Номер забронирован на неделю. Все должно быть о'кей. Но может и не быть. Играй на слух. В чемодане имя и адрес. Парень в Портленде, Мэн. Они спрячут тебя на день или два. Это будет недешево стоить, но безопасно. Мне надо ехать, старина. Здесь пятиминутная зона. Время расплачиваться.
— Сколько? — спросил Ричардс.
— Шестьсот.
— Чепуха. Это даже расходов не покроет.
— Покроет. И несколько баксов остается для семьи.
— Возьми тысячу.
— Тебе нужны бабки, приятель.
Ричардс беспомощно посмотрел на него.
— Боже, Брэдли…
— Пришлешь нам больше, если пробьешься. Пришлешь нам миллион. Чтобы мы жили припеваючи.
— Думаешь, я выживу?
Брэдли улыбнулся мягкой, печальной улыбкой и ничего не ответил.
— Тогда почему? — без выражения спросил Ричардс. — Почему ты так много делаешь? Я могу понять то, что ты спрятал меня. Я бы сделал то же. Но ты воспользовался помощью своего клуба.
— Они не возражали. Они знают счет.
— Какой счет?
— Все или ничего. Этот счет. Если мы не будем поддерживать друг друга, они сожрут нас. Нет смысла ждать попутного ветра. С тем же успехом можно тогда провести трубу от газовой плиты в гостиную, включить Фри-Ви и ждать.
— Кто-нибудь тебя убьет, — сказал Ричардс. — Кто-нибудь стукнет на тебя, и ты закончишь жизнь на полу в подвале с распоротым животом. Или Стейси. Или Ма.
Глаза Брэдли тускло блеснули.
— Страшный день приближается все же. Страшный день для вонючек с набитым ростбифом брюхом. Я вижу кровавую луну. Ружья и факелы. Великий пророк Вуду придет и будет говорить со своими детьми. — Люди знали эти видения две тысячи лет. Раздался сигнал, что пятиминутная стоянка окончена, и Ричардс нащупал ручку двери.
— Спасибо, — сказал он. — Не знаю, как еще это выразить…
— Иди, — попросил Брэдли, — пока я не заплатил штраф. Сильная коричневая рука сжала сутану. — И когда они достанут тебя, захвати их с собой побольше!
Ричардс открыл заднюю дверь и приподнял крышку багажника, чтобы достать оттуда черную сумку. Брэдли безмолвно протянул ему трость из кордовской кожи.
Машина плавно въехала в поток городского транспорта. Ричардс с минуту стоял на краю тротуара, наблюдая, как он отъезжал — близоруко наблюдая, как он надеялся. Задние огни сверкнули еще один раз на углу, а потом машина исчезла из виду, назад на стоянку, где Брэдли оставит ее, чтобы пересесть в другую и вернуться назад в Бостон, Ричардс испытал странное чувство облегчения и понял, что он счастлив за Брэдли — как он, должно быть, рад что сбросил меня с плеч наконец! Ричардс нарочно пропустил первую ступеньку у лестницы при входе в «Винтроп Хаус», и швейцар помог ему.
…Минус 056. Счет продолжается…
Прошло два дня.
Ричардс хорошо играл свою роль — так, как будто его жизнь зависела от этого. Оба вечера он ужинал в гостинице у себя в номере. Он вставал в семь, читал в вестибюле Библию и отправлялся на «собрание». Персонал гостиницы относился к нему с легкой презрительной сердечностью — с той, что полагалась полуслепым заикающимся служителям Церкви (если они платили по счетам) в эпоху ограниченно разрешенных убийств, бактериальной войны в Египте и Южной Америке и знаменитого закона об абортах штата Невада. Папа Римский был бормочущим стариком девяноста шести лет, чьи выжившие из ума эдикты по поводу современных событий юмористически освещались в заключительной части семичасовых новостей.
Ричардс проводил свой персональные «собрания» в снятой библиотечной кабинке, где, запершись, читал о загрязнении воздуха. Информация после 2002 года была очень скудной, а то, что было, плохо соответствовало написанному ранее. Работа правительства по утверждению двоемыслия была, как обычно, запоздалой, неэффективной.
В полдень он шел в закусочную на углу улицы, недалеко от своей гостиницы, натыкаясь по пути на людей и принося извинения. Некоторые говорили: «Не беспокойтесь, святой отец». Большинство просто чертыхались равнодушно и пихали его в сторону. Он проводил вечера в своем номере и ужинал во время просмотра «Бегущего». Он направил четыре клипа по дороге в библиотеку по утрам. Пересылка из Бостона проходила, видимо, гладко.
Продюсеры программы избрали новую тактику для устранения призывов Ричардса о загрязнении воздуха (с каким-то насмешливым безумием он продолжал настаивать на этом — по крайней мере, он прорвется к тем, кто читает по губам толпа топила его голос вздымающейся волной глумления, воплей, непристойных выкриков и злобной брани. Их крики становились все безумней; уродливость граничила с помешательством.
В длинные вечера Ричардс заметил, что за пять дней его бегства с ним произошло невольное изменение. Это сделал Брэдли — Брэдли и маленькая девочка. Он уже не был только самим собой — одиноким мужчиной, борющимся за свою семью на грани гибели. Теперь они были все вместе, задыхающиеся от собственного дыхания, — в том числе и его семья.
Он никогда не был общественным существом. Он всегда отвергал интересы социума с презрением и отвращением. Они были для простодушных лизунов и для тех, у кого слишком много денег, как у тех узкозадых юнцов из колледжей с их модными пуговицами и группами неорок#.
Отец Ричардса выскользнул в ночь, когда Ричардсу было пять лет. Ричардс был слишком молод, чтобы помнить что-нибудь, кроме отдельных ярких картин. Он никогда его не ненавидел. Он прекрасно понимал, что, выбирая между гордостью и ответственностью, мужчина почти всегда выберет гордость — если ответственность отнимает его мужественность. Мужчина не может оставаться и смотреть, как его жена зарабатывает на хлеб, лежа на спине. Если мужчине ничего не остается, как быть сводней для женщины, на которой он женат, то мужчина, рассуждал Ричардс, может с тем же успехом выпрыгнуть из окна.
