Джокер - Дакар Даниэль (читаем книги онлайн .txt) 📗
– Я получил своего пилота, – продолжил полицейский, уронив руки на стол и по-прежнему не поднимая головы. Говорил он с трудом, как будто выдавливая каждое слово из пересохшего горла. – Лучшего пилота, именно такого, который был мне нужен. Но что я сотворил с душой девочки… Петр, если после всего, что сделала пиратская эскадра с Бельтайном, после смерти Келли, позволить ей допрашивать Саммерса, он не доживет до конца допроса. И помимо того, что он просто не успеет дать показания, на совести Мэри – а совесть у нее есть, и, пожалуй, даже больше, чем следует – будет человек, которого она голыми руками забила до смерти. У меня нет детей, и Мэри, наверное, наиболее близка к тому, чтобы называться моей дочерью. Вот ты мне скажи, – поднял он наконец на Савельева подозрительно блестящие глаза, – мне надо, чтобы моя дочь жила с таким грузом?
Петр, не отвечая, развернулся к столику с бутылкой коньяка, налил полный бокал и толчком отправил его по столу в сторону Моргана, как заправский бармен по стойке. Тот ловко, не пролив ни капли, поймал емкость, благодарно кивнул и сделал изрядный глоток, однако снова заговорить не успел. Дверь каюты отлетела в сторону от короткого злого рывка, и на пороге возникла Мэри с маячащим за спиной молодым программистом.
– Владелец счета – Джастин Френсис Монро! – выпалила она.
Глава 5
Строго говоря, Лорена Макдермотт официально среди наставников Звездного корпуса не числилась. Но иногда попадались кадеты настолько интересные, что бухгалтер и аналитик не выдерживала и бралась их учить. И первой такой ученицей стала Мэри Гамильтон. Хорошее было времечко… Не всегда выводы юной подопечной выглядели логично, не всегда девочка могла объяснить, почему думает так или иначе, но ошибалась она крайне редко.
Незамужняя, бездетная, Лорена иногда думала, что хотела бы иметь такую дочь, как Мэри. Увы, все попытки специалистов Генетической службы создать приживающийся эмбрион пошли прахом. И Лорена смирилась с тем, что ее удел – смотреть как растут девочки, рожденные теми, кому больше повезло в жизни. Хотя о каком везении можно было говорить, к примеру, в случае Алтеи Гамильтон? Два месяца с дочкой, которая по твоей милости всю жизнь будет числиться в полукровках – вот и все. Но с каждым прожитым годом Лорена Макдермотт все чаще ловила себя на мысли, что она завидует Алтее Гамильтон, ведь у той были хотя бы эти два месяца…
А у Лорены были почти двадцать лет, на протяжении которых майор, а затем и полковник Генри Морган время от времени делал ей предложение. Лорена отказывала раз за разом, не желая признаваться даже самой себе в том, что боится. Боится, что ярый приверженец традиционных ценностей, Генри однажды пожалеет о том, что детей у них нет и не предвидится. И только совсем недавно у нее появилась надежда. Призрачная надежда на то, что тогда, тридцать лет назад, генетики ошиблись. Просто ошиблись при выборе подходящего партнера.
Крейсер «Святой благоверный князь Александр Невский» возвращался к Бельтайну от Зоны Сигма. Пару часов назад к нему благополучно пристыковался фрегат «Эльбрус». С него на борт «Александра» перебрались ученые и лаборанты в сопровождении такого объема багажа, что каперанг Дубинин только головой покачал и пробормотал вполголоса:
– Феерия!
Отсеки в окрестностях лазарета были подготовлены заранее. Список требований, предъявляемых научными консультантами к выделяемым помещениям, их размерам, взаимному расположению и схемам энергообеспечения, был передан на крейсер одновременно с сообщением о том, что «Эльбрус» вынырнет из подпространства в Зоне Сигма. Теперь лаборанты и выделенные Дубининым техники занимались размещением и подключением несметного количества приборов, тестеров, диагностов и компьютерных блоков. В это же время прибывшие медики проводили короткое предварительное совещание по поводу предложенных к изучению объектов.
Николай Эрикович Эренбург, знаменитый на всю Галактику нейрофизиолог, был не слишком доволен бесцеремонностью имперской Службы безопасности. Ее сотрудники вытащили его непосредственно с симпозиума, посвященного возрастным изменениям высшей нервной деятельности. Однако переданные ему перед отлетом результаты первичных тестов, проведенных доктором Тищенко, настолько заинтересовали грозного профессора, что он, по его собственным словам, за время дороги толком даже и не присел, потому что на бегу ему лучше думается. Вероятно, так оно и было, потому что идеи теперь так и сыпались из него, и вставить даже короткую фразу в его многословные высказывания было непросто.
Поскольку доктор Тищенко не высказывал никаких пожеланий относительно того, кого он хотел бы видеть в качестве генетика и биохимика, его ждал приятный сюрприз: генетиком оказался его однокашник по Медицинскому университету. С Павлом Тихоновичем Гавриловым они не то чтобы дружили, но вполне приятельствовали и даже одно время соперничали в студенческом научном обществе. Впоследствии Тищенко выбрал специализацией полевую хирургию и перевелся в Военно-медицинскую академию. Гаврилов же посвятил себя генетике и теперь по праву считался одним из самых крупных в Империи специалистов в этой области медицины. Существенная разница в выборе жизненного пути не мешала этим двоим обмениваться поздравлениями по случаю дня ангела и время от времени посылать друг другу подготовленные к публикации статьи на предмет рецензирования.
Невысокий, кругленький, рано облысевший Гаврилов забавно смотрелся рядом с сухощавым Тищенко и вовсе уж карикатурно – по соседству с длинным и худым, словно жердь, Эренбургом. И только квадратный, более всего похожий на старомодный буфет Иван Иванович Смирнов, самый молодой из прибывших ученых, позволял генетику чувствовать себя хоть сколько-нибудь уютно в компании коллег и команды «Александра». Сходство пятидесятилетнего биохимика с буфетом в значительной степени было обусловлено одеждой: его длиннополую куртку украшали во всех мыслимых и немыслимых местах накладные карманы, карманчики и карманищи, снабженные крупными блестящими застежками и топорщившиеся от рассованных по ним предметов. Доктор Смирнов искренне полагал, что все самое необходимое ему следует всегда иметь под рукой, а не выискивать, спеша и чертыхаясь, в сумках и ящиках с багажом. И эту причуду ему легко прощали за блестящий ум, острый, как древний скальпель земной золингеновской стали. Лично с ним Тищенко до сих пор знаком не был, но репутация Смирнова была широко известна в медицинских кругах Империи, и Станислав Сергеевич мысленно восхитился умением князя Цинцадзе подбирать людей для решения конкретной задачи.
– Вот, господа. Имеем, что имеем, – закончил корабельный врач рассказ о начерно исследованных им бельтайнских находках. – У нас меньше сорока часов, а сделать предстоит многое.
– А почему так мало? – брюзгливо осведомился профессор Эренбург. При его росте почти любой стул был не слишком удобным, и даже поднятое на максимальную высоту сиденье лабораторного кресла без подлокотников не компенсировало прискорбно низкой спинки.
– Потому что союзники и без того были достаточно любезны, предоставив нам для работы двое местных суток, – терпеливо пояснил Тищенко. – Я обещал мисс Гамильтон результаты полноценного исследования и намерен сдержать слово. Майор рискует своей репутацией среди соотечественников, и я не хочу подводить человека, без которого этот кошмар просто никогда не попал бы в наши руки.
– И когда же вы познакомите нас с этой рисковой особой? – все так же язвительно спросил Николай Эрикович, оставивший безуспешные попытки комфортно устроиться в кресле и теперь подпиравший стену лаборатории.
– Когда она проснется. А проснется она, когда выспится. И ни секундой раньше, – твердо сказал Тищенко. – Приступим, господа.
Мэри действительно спала. Она спала, когда крейсер разогревал маршевые двигатели. Она спала, когда, наводимый на курс снова заработавшими монастырскими маяками, он на форсаже шел к Зоне Сигма. Она спала, когда на борту поднялась строго дозированная суматоха, связанная со стыковкой, разгрузкой и установкой оборудования. Она просто спала, свернувшись калачиком и совсем по-детски подложив ладонь под щеку. Не особенно доверяя приборам в том, что касалось строптивой пациентки, Станислав Сергеевич несколько раз на цыпочках заходил в палату, у дверей которой учредил пост дежурного медтехника, и с удивлявшим его самого умилением любовался мирной картиной. «Ну наконец-то она никуда не бежит!» – неизменно бормотал он себе под нос, выйдя из палаты и плотно прикрыв за собой дверь. И очередной дежурный так же неизменно улыбался вслед корабельному врачу.
