Быть драконом - Стерхов Андрей (электронные книги бесплатно txt) 📗
Скосившись на меня полным печали глазом, Петр Романович спросил:
– Уточнил?
– А как же, – успокоил я. – Уже даже обратно заслал.
– А это… какой у меня вид?
– Нормальный вид. По латыни – camelus bactrianus.
– «Кэмел» – знаю, а что там еще за «анус» такой?
– Bactrianus. Это значит «двугорбый».
– Поня-а-атно, – протянул он, и в его нечеловеческом голосе прозвучала человеческая грусть.
– Чего-то ты, Петр Романович, нынче убитый какой-то, – обеспокоился я.
Он какое-то время мялся, не желая признаваться, но затем все же разъяснил:
– Давеча опять дочка приводила внучку фотать.
– И как внучка? – спросил я как можно беззаботнее. – Растет?
– Растет егоза.
– Ну и отлично. Скоро встретитесь, недолго уже осталось. Совсем чуть-чуть.
– Да-а-а уж, встретимся.
– Что-то не так?
Он помолчал, потом тяжело вздохнул и начал плакаться:
– Понимаешь, Егор Владимирович, только представлю, как все оно случится, так просто выворачивает всего наизнанку. Тяжко… Ну сам посуди. Прихожу, звоню, Люся открывает и… Что скажу? Как объясню? Восемь же лет…
Я пожал плечами:
– Объяснишь как-нибудь. Не мальчик.
– Не простит.
– Куда денется, простит. Ну а не простит, новую жизнь начнешь.
– Какую?
– Человеческую. Какую же еще.
– Не знаю. Ох не знаю. А потом, знаешь что, Егор Владимирович…
– Что?
– Как буду жить обычной жизнью, зная, что мир не такой, каким его видят нормальные люди? Это же невозможно жить так, будто ничего не знаешь.
– Первое время будет, конечно, трудновато. А потом привыкнешь и будешь все случившееся вспоминать как жуткий сон. А воспоминание о сне это, доложу я тебе, Петр Романович, совсем не то, что воспоминание о чем-то реальном. Это терпимо. Это укладывается в голове. Легко укладывается.
– Не знаю… Ох не знаю…
– А есть иные варианты? – спросил я его в лоб.
– Думаю, может, ну его все на фиг, – выдержав паузу, вдруг огорошил он меня. – Думаю, может, мне и дальше вот так вот, верблюдом. А, Егор Владимирович? Как мыслишь?
– Поздно. Машина закрутилась.
– Ну не знаю…
И на кой мне нужен весь этот геморрой? – подумал я, начиная всерьез заводиться. Хотел пнуть впавшего в сомнения верблюда пыром в плешивый бок и сказать что-нибудь увесистое для приведения в чувство, но сдержался.
– Ладно, Петр Романович, пора мне.
– Бывай.
– Новости будут, дам знать.
– Угу.
Энтузиазма в его зверином бормотании было ноль, и тут я все-таки не выдержал, сорвался:
– Знаешь, Петр Романович, что я скажу? Хорошо устроился – вот что я тебе скажу. Прикинулся верблюдом, лежишь тут на солнышке, овес жрешь, пиво пьешь и ни хрена не делаешь. Ма-ла-дец!
– Я не прикидывался, – вставил он. Хотел еще что-то сказать, но не успел.
– Ты мужик или не мужик? – спросил я, пытаясь взять его на «слабо». И сам же ответил, подпустив в голос металла: – Думаю, мужик. А раз мужик, должен в первую очередь думать о других, а не о себе родном. О себе родном печалиться настоящему мужику вообще негоже. Последнее дело мужику о себе печалиться. У тебя, Петр Романович, между прочим, жена есть, дочь, внучка, наконец, и ты за них за всех в ответе. Или мыслишь по-другому? Может, у тебя понятия стали кривыми, под стать спине?
– Да нет, – пролепетал Петр Романович.
– А раз нет, нечего слюни распускать. Уяснил?
– Уяснил.
– То-то же. И учти – я с тебя просто так не слезу. Я из тебя, урюка, сделаю человека.
Он глянул на меня огромными, влажными от слез глазами и сразу отвернулся. Я надеялся, что он устыдился. Очень я на это надеялся.
В этот момент к нам подошел фотограф, встал у меня за спиной и, похлопав по плечу, спросил:
– Ты это, мужик, чо?
В его голосе прозвучало непритворное удивление.
Неужели есть что-то странное в разговоре человека с верблюдом? – подумал я.
Не знаю.
По мне, так ничего.
Интересно, а что было бы, если бы мне пришла в голову идея сказать правду? Как бы отреагировал фотограф, услышав от меня, что я не человек, а дракон, а верблюд не верблюд, а человек? Сдал бы меня в психушку, услышав правду? Или нет?
Надо как-нибудь попробовать.
Потом.
Наводить на дядьку морок я в этот раз не стал – Силы не было. Медленно развернулся и поинтересовался в ответ на его недоуменное «чо»:
– А ты чо?
– Да ничо, – пожал плечами он.
– Вот и я ничо.
Сунув ему три сотни на корм животным, я двинул навстречу Кике, который как раз в эту секунду вышел из-за газетного киоска.
Когда устроились на лавке, Кика (который по-прежнему походил фигурой на снеговика, а лицом – на Пола Маккартни, сделавшего подтяжку) распаковал ноутбук и показал мне две серии фотографий. Первая являлась подробным отчетом о походе некоего молодого человека спортивного телосложения в букмекерскую контору, что расположена под южной трибуной стадиона «Труд». Вторая серия снимков свидетельствовала о том, что в тот же самый день, но чуть позже, спортивный юноша посетил еще одну букмекерскую контору. Ту, которая расположена напротив Дома офицеров.
– Это не Альбина, – внимательно и с интересом просмотрев все фотографии, сказал я.
– Справедливо подмечено, старичок, – усмехнулся Кика.
– Кто это?
– Миша Полуянов. Ее племянник.
– Мишка! – не поверил я. – Он же еще совсем недавно под стол пешком. Как вырос-то пострелец!
Кика кивнул:
– Вырос. И уже на подхвате у тетки. Альбина втихую вытягивает завтрашние результаты через Шар Фатума, а Мишка ставки делает. И что ни ставка, то выигрыш. Такой вот семейный подряд.
– Что, по-крупному ставят?
– Да не так чтобы… но регулярно. Нехилые суммы набегают.
– Ах, Альбина, Альбина, Альбина, – давался диву я. – И ведь не боится, чертова баба, что молотобойцы на кукан насадят.
– А чего ей бояться? – пожал плечами Кика. – Не сама же бегает. Ты думаешь, местный Патруль контролирует ведьм и колдунов по графе «родня близкая-дальняя»?
– Я бы на их месте контролировал.
– Брось. Никакого штата не хватит.
– Возможно… Слушай, а ты-то какого черта за ним охотился?
– Пустой вопрос. Ты знаешь, старичок, кто такой Миша Полуянов?
– Племянник Альбины.