Берег динозавров - Лаумер Джон Кейт (Кит) (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Меллия, естественно, тоже попала в зону действия поля. Я осторожно взял ее на руки: при таких обстоятельствах легко переломать все кости.
Спуск с холма напоминал прогулку под водой. Оказавшись на грязной дороге у подножья, я поставил ее на ноги и снял поле. Она пошатнулась и испуганно посмотрела на меня. В ее взгляде не было и тени признательности.
— Как… ты это сделал? — выдохнула она.
— У меня много скрытых талантов, дорогая. Что здесь происходит? Ты что, наслала порчу на их коров?
Я тронул пальцем запекшуюся на ее щеке кровь; она отстранилась.
— Я… нарушила их обычаи. Они просто принимали участие в ритуале наказания виноватой. В нем нет ничего смертельного. А ты все уничтожил, все, чего я достигла!
— А как тебе понравится сообщение о том, что ты работаешь на карга по имени доктор Джейви?
Она вздрогнула, возмутилась:
— Что?
— Да-да, подтвердил я. — Он выудил тебя из небытия и втравил в это дело.
— Ты не в своем уме! Я вырвалась из стазиса сама, и это моя программа…
— Хм, леди… Значит, он вживил в тебя эти мысли. Ты работаешь на карга, и не на простого, а на карга-проходимца. Он переделал себя, добавил парочку талантов, которые не понравились бы его создателям. Он не дурак. А может, все это сделал для него кто-то другой. Впрочем, это не имеет особого значения.
— Ты несешь чепуху! Полагаю, она тоже не имела значения, — выпалила Меллия с очаровательным, чисто женским отсутствием логики.
— Пожилая агент Гейл? Ты права. Она знала, что…
— Ты убил ее, потому что хотел спастись сам! Трус! Жалкий трус!
— Конечно, детка. Но я спас только одну из своих шкур. А ты, кажется всеми силами стремишься сохранить всю коллекцию.
— Что?
— Не прикидывайся. Когда ты оплакиваешь старую леди, то горюешь исключительно о себе. Она — это ты пятьдесят лет спустя. Мы оба это знаем. Может быть, знала и она. И была слишком доброй, чтобы говорить об этом. Она была умницей, эта старая Меллия. Сообразила, что пришло время исчезнуть.
— А ты позволил ей это сделать.
— Я не мог ее остановить. Да и не стал бы. Забавно. Ты ревнуешь к себе в образе Лайзы, но ужасно дорожишь другим воплощением своей бесконечной изменчивости. Той Меллией, которая прожила долгую бесполезную жизнь в ожидании случая сделать что-то нужное. И это ей, в конце концов, удалось. Психиатры усмотрели бы в этом особый смысл.
Меллия чуть не вцепилась ногтями в мое лицо; я удержал ее и кивнул в сторону толпы, бежавшей вниз по склону.
— Публика требует вернуть деньги или продолжить представление. Выбирай. Если хочешь проехаться голой на таком ветру, то я принесу им извинения и отправлюсь восвояси.
— Ты ужасен! Ты циник, нахал! В тебе нет ни капли жалости! Я ошиблась в тебе, я думала…
— Прибереги раздумья на потом. Ты идешь со мной?
Она оглянулась и вздрогнула.
— Иду.
Это был голос побежденного.
Я включил свой интерферирующий экран, который сделал нас невидимыми.
— Держись рядом. В какой стороне соседний город?
Она показала, и мы отправились в путь быстрым шагом, удаляясь от толпы, вопившей от изумления и разочарования.
28
Деревня была мрачной, убогой, враждебной и уродливой, впрочем, как и все маленькие городишки, неважно и где существовавшие.
— Ты забыла сообщить о нашем месторасположении, — сказал я.
— Уэльс, близ Лландудно, тысяча семьсот двадцать третий год.
— Да-а… Воля ваша, мадам, но по собственному желанию я бы сюда не рвался, — съязвил я.
Тут в поле нашего зрения попала таверна под вывеской с грубо намалеванной фигурой беременной женщины в слезах и буквами, которые складывались в нечто похожее на «Плачущая невеста».
— Ну, точно под настроение, — заметил я и отключил интерферирующее поле.
Помещение оказалось темным и маленьким. Свет исходил только от огня в очаге и фонаря, висевшего на конце толстой балки. От неровного каменного пола тянуло сыростью.
Других посетителей не было. Горбатый низкорослый старик молча смотрел, как мы взяли стулья и сели за длинный стол под единственным окном, устроенным прямо под самыми стропилами, размером не более квадратного фута и практически непрозрачным от пыли. Наконец, шаркая ногами, горбун подошел, оглядел нас с головы до ног с выражением, в котором не было и намека на доброжелательность, и что-то пробормотал.
— Ну, в чем дело? — рявкнул я.
— Кажется, вы англичане, — проворчал тот.
— Значит, ты еще глупее, чем требуется. Принеси-ка эля, крепкого эля, хлеба и мяса. Горячего мяса и свежего белого хлеба, быстро!
— Он опять забормотал. Я бросил на него угрожающий взгляд и потянулся за воображаемым кинжалом.
— Если ты сейчас же не уберешься, я вырежу тебе сердце и откуплюсь потом от бейлифа!
— Ты что, сошел с ума? — возмутилась было мисс Гейл на английском двадцатого столетия, которым мы пользовались для общения между собой, но я оборвал ее:
— Заткнитесь, мисс!
Она попыталась вознегодовать, но я не дал ей открыть рта, тогда она заплакала. Слезы подействовали, но я не подал виду.
Старик вернулся с кружками, полными жидкого коричневого пойла, которое сходило в этих краях за эль. Ноги у меня замерзли. Из задней комнаты слышались голоса и стук посуды, доносился запах жареного мяса. Меллия чихнула, и я с трудом удержался, чтобы не обнять ее. Высокая старуха, уродливая, как чахлое болотное деревце, выползла из своей дыры и бухнула нам большие оловянные тарелки, хрящевые куски тухлой баранины плавали в застывшем жиру. Я приложил тыльную сторону ладони к своей тарелке — в середине она была холодной, как камень, и только по краям — чуть теплой. Меллия взялась уже за нож — единственный предмет сервировки, украшавший стол, но я сгреб оба блюда и швырнул их через комнату. Старуха завопила и накрыла голову фартуком. Старик появился как раз в тот момент, когда мой рев достиг максимальной силы.
— Мерзавец! Кто, ты думаешь, оказал честь твоему хлеву посещением? Принеси еду, достойную дворянина, негодяй, или я пущу твои кишки на подвязки!
— Это анахронизм, — прошептала Меллия и потерла глаза.
Однако наш радушный хозяин и его карга уже умчались.
— Верно, сказал я. — Но кто знает, может, это я только что придумал это выражение?
Она пристально посмотрела на меня большими, мокрыми от слез глазами.
— Ну как тебе лучше? — спросил я.
Поколебавшись, она чуть заметно кивнула.
— Ну и отлично. Теперь, пожалуй, я могу немного расслабиться и сказать тебе, как я рад тебя видеть.
Она в растерянности пыталась собрать мысли.
— Я тебя не понимаю, Рэвел. Ты все время меняешься. Сегодня — один, завтра — другой, чужой и незнакомый. Каков же ты на самом деле? Что ты из себя представляешь?
— Я уже говорил тебе. Я один из тех, кто занят в Программе Чистки Времени, как и ты.
— Да, но… Ты обладаешь возможностями, о которых я никогда не слышала. Экран, который сделал нас невидимыми, и та штука, которая всех парализовала, и…
— Пусть тебя не волнует такая ерунда. Это для пользы дела, мэм. У меня есть устройства, о которых я и сам не знаю до тех пор, пока они не проявят себя. Это порой сбивает с толку, но укрепляет уверенность в себе, другими словами — воспитывает твердость, которая заставляет нас пробивать себе путь, преодолевая любые препятствия, как из-под земли вырастающие на нашем пути.
Она едва сдержала улыбку.
— Но сначала ты казался таким беспомощным… И позже, на А-П станции…
— И все-таки эта штука сработала. Она-то и доставила нас сюда. Обоих.
Она смотрела на меня так, словно я убедил ее, что все эти чудеса — дело рук какого-то волшебника.
— Ты хочешь сказать, — медленно разлепила она губы, — что мы — часть какой-то тщательно разработанной системы.
— Я рассчитываю, что это именно так, — произнес я.
— Объясни.
Я отправил свои мысли в прошлое, ища слова, чтобы суметь объяснить ей, как это было со мной; чтобы она поняла достаточно, но не слишком много…
