Битва за Родину (СИ) - Шу Алекс (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Неожиданно сигарета, полыхая рубиновым огоньком, летит на землю. Генерал-лейтенант яростно растирает туфлёй тлеющий окурок и разворачивается ко мне.
— Ты вот что мне скажи Леша, — прорвало деда, — Ладно заговорщики, это я понять могу. Но неужели честных офицеров в армии и КГБ не было? Как они смотрели на всё это, и ничего не попытались сделать? И где был народ? Мы в 41-ом в землю вмерзали, под минометным и артиллерийским огнём, бомбардировками под Москвой насмерть стояли. И выстояли. В Сталинграде за каждый дом дрались до последнего человека. В блокадном Ленинграде люди умирали от голода, делились последней пайкой хлеба, но не сдавались. А тут страну без боя сдали, без единого выстрела. Как так?
— А вот так дед, — вздыхаю я, — Что касается высших партийных чиновников, так любой советский вождь после Сталина, получавший власть, формировал команду под себя. Ему нужны были не принципиальные, а лояльные. Неугодные просто выбрасывались из власти. Поэтому и Никита долгое время творил, что хотел, отбирал у колхозников участки и скот, сеял кукурузу направо и налево. Досеялся. Загнал сельское хозяйство в глубокий кризис.
Против страны играли и внешние силы, и внутренние, а кремлевские старцы, если очень грубо говорить, уже мышей не ловили. Даже попытку спасти Союз в 1991 году эти ссыкуны с трясущимися руками, предприняли чисто формальную. И ту, с разрешения Горбачева, который их подставил, а сам самоустранился. Армия и спецслужбы просто не получили приказа, а к тому времени действовать самостоятельно, проявлять инициативу не привыкли.
Теперь, что касается обычных людей. Так их 5 лет с начала объявления «Перестройки» к этому готовили массированным «обстрелом» из всех крупных СМИ, включая телевидение и самые популярные советские газеты и журналы. Объявленная Меченым «Гласность» превратилась в бесконтрольный шквал грязи и потоков лжи, обрушиваемых на нашу советскую историю и коммунистическую партию. Понятно, что КПСС далеко не идеальная была, злоупотреблений хватало. К 80-ым партийный аппарат просто выродился. Стал в большинстве своем сворой лицемеров, догматиков и жополизов. Но на фоне 90-ых и ельцинской камарильи, все его «пайки и привилегии» выглядели просто невинными шалостями.
Вой о сталинских репрессиях, преступлениях партократов, вопли об их привилегиях, спецпайках, преступлениях большевиков неслись из каждого утюга. И никакой реакции власти. Парадоксально, но факт, страну убивали при активном участии ЦК Политбюро и попустительстве правящей партии. При этом нельзя сказать, что все обвинения и претензии к партократам были неправдой. Но они были густо перемешаны с откровенной ложью и пропагандистскими страшилками. Доходило до смешного.
Все СМИ яростно разоблачали коммунистов в стране, где власть была у коммунистической партии. Представляешь уровень маразма? Обличительные статьи клепали журнал «Огонек», выпускаемый издательством «Правда», принадлежащим ЦК КПСС, газета «Московские Новости», созданная в своё время как витрина для пропаганды социализма среди иностранцев. И при этом народу показывалась красивая картинка «капиталистического рая»: яхты, особняки, сверкающие витрины магазинов. Грязных бомжей, роющихся в помойках, нищих, живущих в загаженных гетто, нам почему-то не демонстрировали. И население жрало эту пропаганду пять лет, с начала «Перестройки» и «Гласности». Одновременно готовилась база для революции. Легализовали «теневиков» и спекулянтов, перекрасив их в кооператоров. Устроили искусственный товарный дефицит. Например, под Ленинградом гнили десятки тонн продуктов, а в городе их не было. Об этом даже популярный журналист репортаж снял, но всем уже было пофиг, маховик запустился и набирал обороты. И к моменту распада Союза общество было как следует «подогрето», и морально к этому готово. Гнилая партийная элита во главе с Пятнистым, агенты влияния на местах, купленные журналисты, диссиденты и западные спецслужбы, надо признать, сработали ювелирно.
Дед минуту сидит молча, стиснув челюсти. Затем поднимает глаза на меня.
— Если бы ты не доказал правдивость своих слов, никогда бы в такую чертовщину не поверил, — вздохнул он, — Это даже представить себе невозможно, чтобы всё вот так рухнуло. В Гражданскую выстояли, в Великую Отечественную выстояли, а тут в мирное время…
— Деда, не мы первые, кого так уничтожили, к сожалению, — отвечаю я, — Все эти технологии были известны даже в древности. Сейчас их просто усовершенствовали. Мне ещё в той жизни, в начале 90-ых годов попалась на глаза занимательная книжка. Сунь-Цзы «Искусство войны». И там одна любопытная цитата была, я её наизусть запомнил. Вот послушай:
«Пусть на улицах вражеской столицы шепчутся, что князь обворовывает народ, советники его предали, чиновники спились, а воины голодные и босые. Пусть жители калечат имя своего князя и произносят его неправильно… Пусть им при сытой жизни кажется, что они голодают. Пусть состоятельные жители завидуют тем, кто в княжестве Вэй пасет скот. Разжигайте внутренний пожар не огнем, а словом, и глупые начнут жаловаться и проклинать свою родину. И тогда мы пройдем через открытые ворота» …
И это дед было сказано ещё в пятом веке до нашей эры.
— Ладно, — Константин Николаевич поднимается со скамьи, — Как ты там говорил на даче? «Делай что должен, и будь что будет». Посмотрим еще, чья возьмет. Пошли уже обратно. А то там родители твои уже волнуются, а мне ещё домой ехать.
Суббота 21 января. 8:15
«Копейка» Мальцева уверенно лавирует между потоками машин. Вырывается вперед, объезжая грузовик и снова возвращается на свою полосу, проскользнув под носом у запыленной «Нивы».
— Серый, будь поаккуратнее, — прошу я, — всё-таки мы не одни едем, а с ребенком. И за нами три машины ещё. Могли рвануть за тобой и врезаться.
— Да, я сам не пойму, откуда та «Нива» взялась, — оправдывается Серега, — выскочила как черт из табакерки.
— Вот поэтому и не несись как на пожар. Если что мы и в хвосте спокойно проедем. Ничего страшного. Дорогу знаем, а за сэнсеем гнаться не надо. Даже если потеряем его машину, в колхозе с ним и встретимся.
— Хорошо, — кивает смущенный Мальцев и немного сбавляет скорость.
Малявка сидит у окна. Прижимает к себе новую куклу, подаренную ей мамой. В небольшой сумочке под ногами, куртка и ботиночки, купленные Маше отцом. Да ещё мама туда футболок, носочков и другой мелочи напихала. Мимо крохи проносятся стволы деревьев, пустые поля, пролетают встречные автомобили, но она не обращает на них внимания. Малышка задумчиво чертит пальчиком фигурки на запотевшем стекле.
— Машуль, что такое? О чем задумалась? — спрашиваю я.
Девочка поворачивает ко мне грустное личико.
— Жаль, что тетя Настя и дядя Саша не мои папа и мама, — вздыхает она, — они такие хорошие. Мне даже уезжать не хотелось.
В горле запершило. Ненавижу такие ситуации, когда хочется помочь ребенку, успокоить его, пообещать, что всё будет хорошо, но боязно обнадежить напрасно. Родители у меня отличные, в них я уверен, но что-то за них обещать не могу.
— Маш, они тебя тоже полюбили, — признаюсь я, — Я это вижу. Просто… Пойми, они с тобой только познакомились. Взрослым иногда трудно сразу принять решение. Дай им немного времени и возможно что-то изменится. Я не могу тебе ничего пока обещать, но твердо знаю одно: мои мама и папа тебя не оставят. А я тебя буду периодически забирать на выходные. Обещаю. И они будут рады с тобой снова увидеться. Сейчас у тебя старший брат точно есть, а дальше посмотрим, что получится.
— Спасибо Леша, — веселеет кроха, — ты самый лучший братик, честно-пречестно.
Треплю ребенка по золотистой шевелюре. Малая улыбается.
Надо будет, когда вернусь домой с родителями поговорить серьезно о Маше.
— Парни, как думаете, когда обратно поедем? — спрашивает Потапенко, сидящий рядом со мною.
— Да завтра, скорее всего, — отвечает Миркин, устроившийся впереди, рядом с Мальцевым.
— Завтра утром, — подтверждаю его слова, — сейчас поучаствуем в колхозном празднике, проведем показательное выступление, вечером устроим пир детдомовцам, Вероника мясо, шампуры и лимонад уже приготовила. У сэнсея в машине лежат. Погуляем, подышим чистым воздухом и на боковую. Нам уже в пионерлагере постели заранее приготовили, наставник говорил. А рано утром — обратно.
