Бешеный прапорщик. Части 1-20 (СИ) - Зурков Дмитрий (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Тут в разговор вступил Павлов:
— Федор Артурович, опыт врача говорит о том, что контузия может повлиять на органы чувств и, в частности на обоняние. Давайте прямо сейчас это и проверим. Михаил Николаевич, передайте, пожалуйста, генералу вот эти две пробирки.
Через мгновение, перед Келлером оказался штатив с двумя небольшими стеклянными сосудами помеченными литерами Х и У.
— Федор Артурович, одна из этих пробирок стерильно чистая, а в другой когда — то был налит керосин. Попробуйте по запаху выявить именно её. На эксперимент отводим минуту. Время пошло.
Со стороны картина выглядела несколько комично. Мужчина гренадерского роста в генеральском мундире подобно профессиональному сомелье тщательно обнюхивал пробирки и даже, чего греха таить, попытался лизнуть одну из них.
Наконец, Павлов скомандовал: Время!
Келлер, еще раз втянул носом воздух и сказал: Скорее всего, керосин был в пробирке «Х».
— Ну что же, ответил Иван Петрович, хочу Вас обрадовать — с обонянием всё в порядке. Я предлагаю Вам хорошенько отдохнуть, если появится желание до ужина прогуляться по территории, то дежурный получил необходимые инструкции. Завтра, с 9.00 начнем наш марафон по кабинетам и эскулапам, не забудьте, кстати переодеться. А заодно Ваш мундир вычистят и выгладят.
Через несколько минут, когда генерал ушел в свой номер, Павлов и Голубев обменялись мнениями по поводу эксперимента:
— А Вы оказались абсолютно правы, Иван Петрович. Келлер таки выявил пробирку с «керосином», хотя они были обе одинаково стерильны. Следовательно, у него высокая степень внушаемости. Я, признаться, думал, что генерал с привычкой командовать тысячами людей, посылать их в бой, подчиняя своей железной воле, окажется более твердым орешком.
— Видите ли, Михаил Николаевич, — ответил Павлов, который, не подымал глаз на собеседника и что — то записывал в блокнот, -
— Дело в том, что мы, военные боимся, тут он несколько запнулся и поправился: — то есть, я имел в виду, просто военные, при выполнении поставленной задачи, больше всего бояться показать немогузнайство. И они отчаянно пытаются найти решение там, где его нет. Значит завтра после всех осмотров и анализов, заручившись согласием Федора Артуровича, попробуем провести гипнотический сеанс, и, надеюсь, получим ответы на все наши вопросы. Хотя, я подозреваю, что с этим «ефрейтором» в сознании, не все так просто. Кстати, Михаил Николаевич, у Вас не появилось новых данных об этом оракуле с погонами прапорщика, благодаря которому мы познакомились?
Доктор покраснел и отрицательно покачал головой, опасаясь, что голос невольно выдаст обман и одновременно незаметно, скрестил пальцы, отчаянно надеясь, что академик всего этого не заметил.
— Значит ничего нового, — подытожил Павлов, — жаль, но время ПОКА терпит. Придется видимо обратиться за содействием к принцу Ольденбургскому. Уверен, что ответ на запрос, подписанный его Императорским Высочеством, получим незамедлительно.
Но наш разговор, Михаил Николаевич, натолкнул меня на одну идею. Скажите, Вы знакомы с научными работами итальянцев Анджело Моссо, Чезаре Ломброзо и Виторио Бенусси доказывающими возможность инструментального выявления лжи?
— Иван Петрович, но все это попахивает средневековьем, шаманство какое — то: измерять пульс, обнюхивать потовые железы. Так может, в качестве эксперта пригласим осла с измазанной в краске хвостом, хе — хе — хе?
— Не скажите, коллега, не скажите. Наш с Вами великий предшественник Авиценна по пульсу не только ставил диагноз, но и если верить легенде, спас от смерти несчастную девушку, вычислив адрес и имя её возлюбленного. А если обратиться к современности, то еще в 1895 году для выявления лжи применили — гидросфигомометр, а совсем недавно и пневмограф. И эти доказательства приняли даже в суде!!!! А по данным, которые мы получили, благодаря нашей разведке за океаном американский психолог Уильям Мартсон активно работает в этом направлении.
А посему, Михаил Николаевич, формируем группу: я осуществляю общее руководство, Павел Иванович Ижевский используя свои старые связи с учениками Попова — курирует техническую часть исследований, а за Вами — выдвижение кандидатур психологов и невропатологов. Тему назовём — «Локки». Задание — до конца 1915 года создать действующий образец прибора, и подготовить его к производству хотя бы в виде опытной партии. Сам аппарат пусть именуется «полиграф». Звучит академически, а суть скрыта.
Но на сегодня — всё, отдыхаем. Завтра нам предстоит серьезная работа.
С предложение «прерваться» Голубев, согласился с энтузиазмом, правда он предполагал срочно поставить в известность капитана Бойко о том интересе, который проявляет академик Павлов к Гурову и о возможном запросе от имени принца Ольденбургского. Задача была не из легких, ибо военная цензура и перлюстрация почтовой корреспонденции стала притчей в языцех и модной темой страшных историй о «черных кабинетах», рассказываемых во время интеллигентских посиделок с проклятиями в адрес «царских сатрапов и душителей свободы». В действительности все обстояло одновременно значительно проще и сложнее. Существовала сиќстема осмотра почтовых отправлений. Вся корреспонденция, постуќпающая в военную цензуру, подразделялась на категории:
1) письма, отправленные за границу (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);
2) письма, прибывшие из-за границы (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);
3) корреспонденция в действующую армию и из неё;
4) внутренняя переписка по специальным секретным предписаниќям, шифрованная, условная и непонятная по своќему содержанию.
Штат военных цензоров был не велик, но зато среди работников попадались настоящие уникумы. И именно такой специалист благодаря стараниям ротмистра Воронцова работал на филиале почтового отделения на территории Института. По иронии судьбы его имя и отчество, да и внешность совпадала с известным персонажем Гоголя — Акакием Акакиевичем. Но стоило поближе познакомиться с этим скромным разборщиком писем, как эта ассоциация таяла как туман. Знание нескольких европейских (и не только) языков, навыки химика, фотографическая память, педантизм в работе, и, способность быть совершенно незаметным делали его незаменимым.
У Акакия Акакиевича выработался удивительный «нюх»: он мог определять содержание письма по его наружному виду или по почерку адресата. Однажды эту способность проверил лично академик Павлов, который заключил с ротмистром Воронцовым пари и, с треском его проиграл. Ему предъявили несколько почтовых конвертов из личного архива Ивана Петровича, и без малейшей ошибки Акакий Акакиевич отделил послание аристократа, от коммерсанта, чиновника от литератора. Впрочем, Павлов абсолютно не огорчился, а наоборот обрадовался своему проигрышу и приказал удвоить жалование столь ценного работника.
Неудивительно, что уже утром на столе у Ивана Петровича лежал лист с наименованием полевой почты, куда адресовал своё письмо доктор.
Ночью прошла небольшая гроза, воздух наполнился свежестью, поэтому Келлер отлично выспался при открытых настежь окнах. Ровно в 8.15 в дверь деликатно постучал дежурный, давая знать, что пора просыпаться. Завершив утренний туалет, генерал и денщик чувствуя себя несколько непривычно в спортивных костюмах, приступили к обходу медицинских кабинетов. Часть манипуляций были хорошо знакомы генералу. В кабинете антропометрии его взвесили, измерили рост. При определении мышечной силы, Федор Артурович ухитрился буквально раздавить кистевой динамометр, который был не рассчитан на столь железную хватку. Симпатичная сестра милосердия аккуратно собрала обломки в коробку и успокоила несколько сконфуженного генерала словами, что: «теперь эти бренные останки займут достойное место в музее Института, посвященных наиболее знаменитым пациентам».
Рентгеновский аппарат почти не отличался от применяемых в военных госпиталях. Но установка для снятия кардиограммы была настоящей новинкой, доселе абсолютно незнакомой не только Келлеру, но и значительной части медицинских работников в Российской Империи. Среди врачей и сестер, которые усердно простукивали, просвечивали и прослушивали Федора Артуровича и Прохора особенно «свирепствовал» доктор Водкин. Потребовав от своих пациентов «раздеться до исподнего и лечь на кушетки», Евстафий Иванович заботливо протерев иглу спиртом, безжалостно проколол ею спины, выявляя стадию развития остеохондроза. Через несколько часов, немножко вымотанные «товарищи по несчастью» подошли к кабинету, который значился на «маршрутном листе» как предпоследний пункт марафона к здоровью. К удивлению и нескрываемой радости внутри, вместо очередного эскулапа или аппарата из серии прокрустова ложа, их ожидал кипящий самовар, большой фарфоровый чайник, наполненный ароматным чаем, большие чашки с блюдцами, сахарница, вазочка с малиновым вареньем и свежая выпечка. На соседнем столике лежали газеты и несколько журналов. Очаровательная горничная, завершив сервировку, вежливо доложила Келлеру о том, что «пока доктора изучают результаты медосмотра, господа могут часик отдохнуть, перекусить, тем более, что завтрак им пришлось пропустить». Затем, прелестница вежливо присела перед генералом, стрельнула глазками в сторону Прохора и вышла, оставив о себе напоминание в виде легкого аромата духов. С удовольствием выпив по нескольку чашек чая, отдав должное булочкам и плюшкам, проигнорировав прессу, они буквально на минутку сомкнули глаза, уютно разместившись в креслах и, совершенно незаметно задремали. Из сна их вырвало деликатное покашливание Евстафия Ивановича, который сообщил, что: «Федор Артурович, Вас ждут Павлов и Голубев, а мы тут пока с Прохором ещё чайку погоняем».
