Пепел кровавой войны - Маршалл Алекс (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Дикорожденная рассеянно смотрела мимо Доминго, как будто его здесь вовсе не было. Продолжая глядеть в пустоту, она чуть приоткрыла рот, но не с целью что-то сказать или глотнуть чая, а просто провела языком по тыльной стороне клыков — через щербины на месте потерянных зубов Доминго это прекрасно видел. Может быть, она и в самом деле задумалась над его словами?
— Хорошо, — сказала она, переводя взгляд на него, и поставила чашку на место, так и не сделав глотка. — Вы будете первым, кому я доверю свою тайну, Доминго Хьортт. Поклянитесь, что сохраните ее.
— А кому я могу рассказать?
Доминго указал на розовые бумажные стены и расписанную узорами ширму. За неделю заточения они с Чхве не видели ни одного бойца из Кобальтового отряда. И ни одного непорочного, раз уж на то пошло, за исключением слуг, что приносили еду и каждый вечер провожали их по лабиринту пустых коридоров к большой купальне. В этих спускающихся лесенкой бассейнах с курящимися паром гротами и теплыми водопадами могла бы одновременно мыться половина полка, но, кроме Чхве, полковник никого там не встречал.
Было что-то тревожное в том, что они, находясь в крупнейшем городе Звезды, не видели ни одной живой души. Пусть даже и не в самом Отеане, а в одном из четырех дворцов, расположенных по углам столицы. Кажется, Доминго что-то слышал про обычай непорочновского двора кочевать между этими замками, так что императрица с придворными могла сейчас жить в какой-то другой резиденции, оставив Зимний дворец пустым, если не считать горстки важных пленных. Когда он спросил у Чхве, почему в длинном, разделенном ширмами коридоре нет стражников, она припомнила мрачную поговорку о том, что одна тихая гадюка стоит дюжины рычащих собак.
Решив, что риторический характер вопроса пролетел мимо ее рогатой головы и она опять ждет формального подтверждения, Доминго сказал:
— Я уже поклялся вам своей жизнью, капитан Чхве, так что можете продолжать. Я сохраню вашу тайну. Наши судьбы теперь крепко связаны, пусть даже это означает, что мы, вероятно, и умрем вместе.
Еще не договорив, он понял, что именно это или что-то похожее сказала ему София в лагере кобальтовых, и вздрогнул оттого, что непроизвольно повторил ее слова. Из всех призраков ее он меньше всего хотел держать в своих мыслях.
— Вы слышали когда-нибудь древние песни о том, что дикорожденные способны сливаться... э-э-э... входить в разум других смертных? — спросила Чхве, напомнив Доминго, что в последнее время его преследуют и более страшные призраки.
— Древние песни, как вы сами сказали, и ничего больше. — Изуродованная шрамом щека дернулась при воспоминании о беседе с братом Ваном, перед тем как монах попытался убить Доминго. — Ведьморожденные... то есть я хотел сказать... э-э-э... страннорожденные...
— Дикорожденные.
Она в первый раз поправила его, но, взглянув в ее лицо, Доминго осознал, что повторять не понадобится.
— Да, правильно... Вы, дикорожденные, распространяете о себе множество слухов, чтобы убедить других людей в своей полезности... и опасности тоже, — прибавил Доминго, вспомнив, каким оскверненным почувствовал себя, доверившись хитростям Вана. — Но правда заключается в том, что ваш народ просто хорошо понимает смертных за счет сочувствия, интуиции и тому подобного.
— Дикорожденные — такие же смертные, как и вы. — Чхве посмотрела на Доминго так, словно он сам был монстром с рогами на голове. — И мой народ, как вы выразились, вовсе не мой. Каждый из нас отличается от других, точно так же как и ваши люди не похожи друг на друга, даже те, кто родился в одно время, в одном месте, в одной и той же семье. Может быть, у меня иная кровь, чем у большинства моих родственников, но я прежде всего дочь Хвабуна, а уже потом все остальное.
От ее наставительного тона Доминго стало не по себе. Одно дело — читать свояченице лекции об очевидном вырождении и чуждости ведьморожденных, и совсем другое — обсуждать такие вопросы с одним из этих созданий.
— Ну хорошо, мы ведь сейчас говорим о совершенно определенных вещах, правильно? О том, что ваш народ на самом деле не может проникать в головы других людей, как вы пытаетесь меня убедить, и это просто шарлатанство, искусная игра на людском легковерии, своего рода лицедейство.
— Это вы так считаете, — возразила Чхве. — Хотя мне неизвестно, почему и как вы пришли к этому выводу. Возможно, этим вы только подтверждаете мою мысль: какие-либо общие черты дикорожденным приписывают те, кто видит нас со стороны. Но старые песни, о которых я говорю, не имеют никакого отношения к мошенникам, а только к сноходцам.
— Что?
Она обладала доводящей до бешенства способностью в каждую новую фразу закладывать еще больше бессмыслицы. Стоило ли удивляться, что обычно она молчала, словно меч в ножнах, как бы ни соскучился по разговорам Доминго, запертый вдвоем с этим молчаливым недоразумением.
— Может быть, выложите все сразу, капитан? Потому что я не имею пока никакого понятия, о чем вы говорите.
— Дух сноходца оставляет на время плоть и отправляется на поиски другого человека... и сливается с чужим разумом, так что оба видят один и тот же сон. — Взгляд Чхве снова стал отстраненным, а глаза казались почти такими же жуткими, как нарисованная ею картина. — Это искусство было хорошо известно в Век Чудес. Теперь оно утрачено, как и многое другое, но хранители рода на Непорочных островах веками трудились над тем, чтобы восстановить хотя бы его общие черты. Жир рыбы гарпии — один из способов освободить дух спящего, хотя считается, что есть другие пути и что многим дикорожденным не требуется для этого ничего большего, чем прислушаться к своему сердцу и отпустить на волю разум. Тогда можно влиться в сон другого человека, не только того, кто спит с вами на одной постели или в одном доме, но и того, кто находится на другом конце Звезды.
В голове Доминго пронеслись древние легенды о ночных наездницах, что норовили оседлать спящего человека и кататься на нем до самого рассвета. По какой-то непонятной причине их сменило видение, в котором его самого оседлала свояченица Люпитера, заставила надеть свой старый парик и помчалась куда-то, сидя на потной спине «скакуна». Он вздрогнул, отгоняя прочь эту ужасную картину, а ведьморожденная тем временем продолжала:
— Я никогда не пыталась этим заниматься, поскольку снохождение — опасное искусство. Сноходец может не пробудиться в минуту опасности, или, того хуже, его дух останется в Изначальной Тьме, навсегда отрезанный от мира смертных. Но затем пришло время, когда вопрос чести стал для меня важней риска, и я справилась с этой задачей, как прежде справлялась со многими другими. Мне так кажется.
— Вам кажется?
Доминго все еще не понимал, о чем речь, но в какой-то степени заинтересовался. Пусть даже это и звучит как некая непорочновская разновидность того вздора, что нес брат Ван, придумывая сверхъестественные объяснения обыденным явлениям. С другой стороны, все раны барона, кроме самого тяжелого увечья, исчезли после кратковременного воздействия так называемой Изначальной Тьмы, поэтому он не мог отрицать некие таинственные свойства этого пространства, находящегося за Вратами... Но нет, это просто чепуха!
— Простите старому азгаротийцу его скептицизм, капитан, но услышанное мной сейчас означает, что вы видели сон, в котором оставили свое тело. Нет, даже не так. Вы думаете, что видели сон, в котором оставили свое тело. Все остальное, уж простите за мой багряноимперский, — это какая-то языческая ахинея.
— Я прощаю вам и багряноимперский, и скептицизм, — ответила Чхве. — Возможно, вы правы в том, что касается моего личного опыта. Я пыталась добраться до него много ночей подряд и каждый раз была уверена, что получилось. Это было куда ярче, чем обычный сон, это было по-настоящему... Но после пробуждения все подробности ускользали, как бы я ни старалась их удержать, и при мне оставалось даже меньше чем сон, только смутное впечатление, словно силуэты, расплывающиеся в тумане.
