Слепые солдаты - Бушков Александр Александрович (читать книги TXT) 📗
Канцлер связался. Увидел на экране все еще хныкавшую Яну, закутанную в гвардейский плащ поверх прозрачной бальной туники. Утешавшая ее Грельфи, завидев Канцлера, тут же, не выбирая выражений, высказала все, что думает об уме и расторопности его и Гаудина, едва не проглядевших, как императрица по милости людей, в первую очередь и обязанных ее беречь, как зеницу ока, едва не вляпалась в большую и серьезную беду.
Только тогда Канцлер поверил. Грельфи он недолюбливал за ее привычку частенько резать правду-матку в глаза, невзирая на лица (хитрая ведьма прекрасно понимала, что пока она служит при императрице, ни Яна, ни принц Элвар не дадут ее никому пальцем тронуть). Но относился к ней достаточно серьезно. Никаким дурацким розыгрышем и не пахло.
Канцлер вскричал, что следует действовать. Принц Элвар, не убирая прихваченного из манора меча в ножны, ответил, что неизвестно еще, кто будет действовать. Поскольку у него есть сильные подозрения, что Канцлер с Гаудином, хотя и не значатся в наспех составленном списке заговорщиков (включающем, возможно, далеко не всех), могут тоже состоять в заговоре. Иначе как же случилось, что они просмотрели такое? Из чистого головотяпства? Ой ли?
Канцлер, надо полагать, взвился. Вряд ли принц верил, что замешаны и он с Гаудином, — наверняка хотел просто-напросто в отместку за нешуточное разгильдяйство наказать легоньким моральным террором. Сухие строки отчета детали обходили молчанием, но, несомненно, состоялся разговор на повышенных тонах (в той степени, в какой опытный царедворец Канцлер мог себе это позволить, пререкаясь с принцем короны). Принц Элвар грозил, что объявит Угрозу Короне, вышибет в отставку не только Канцлера с Гаудином, но и дюжину-другую занимающих высокие посты, не даст возможности собраться ни Тайному Совету, ни Палате Пэров (поскольку и там могут оказаться заговорщики), созовет Ассамблею Фамилии (все без исключения принцы и принцессы), подтянет туда гвардию и в два счета большинством голосов изберет себя, учитывая молодость Яны и вопиющую некомпетентность разогнанного руководства, Временным Хранителем Трона. И уж тогда покажет всем, с какого конца у черепахи хвост…
Канцлер, несомненно, пережил немало неприятных минут и оказался в отчаянном положении: ситуация вполне позволяла подверстать это дело под эдикт об Угрозе Короне, и принц имел полное право все это проделать. Тем более что гвардия за ним, безусловно, пошла бы, а у Канцлера не было никаких законных возможностей этому помешать, разве что поднять мятеж, на что он никогда не пошел бы…
Отчет умалчивал, как получилось, что принц отказался от прежних обвинений и спорщики помирились. Видимо, Элвар решил не затягивать забаву, поскольку нужно было действовать. Что он и разрешил великодушно Канцлеру, а сам, забрав каталаунцев, улетел к себе в манор — на Яну опять накатило, и со стен летели картины, мебель разлеталась в щепки, с треском рвались продольными лоскутами гобелены с охотничьими сценами, под потолком кружили сорвавшиеся с подставок оленьи рога и кабаньи головы, воздух был полон пляской длинных сиреневых искр, слуги и гвардейцы попрятались кто куда…
В бумагах не значилось, как Элвару удалось в конце концов и ее успокоить, — видимо, их составители и сами не знали. Но удалось как-то. Яна потребовала у дядюшки немедленно увезти ее в Каталаун, и они отправились в замок принца в глухом ущелье, где Яна просидела неделю, категорически отказываясь возвращаться в Келл Инир, вообще разговаривать с кем бы то ни было наверху. Канцлер предложил принцу прислать пару хороших психологов, но Элвар, не особенно и дипломатично отказавшись, поступил по-своему: велел срочно доставить в замок двух давно знакомых ему знахарей из соседней провинции. Старички поили Яну какими-то травами, «вытягивали ладонями умственную боль», натирали какими-то бальзамами, душевно с ней беседовали и за день почти полностью вернули душевное спокойствие. Ничего удивительного, Сварог был наслышан о таких вот лесных старичках от надежных людей…
Как оказалось, Яну больше всего удручало даже не то, что с ней проделывали в поместье, — к тому она отнеслась довольно спокойно, признавшись дядюшке в откровенном разговоре, что все это было не унизительно, а интересно и приятно. Ее невероятно ранило другое — что все эти веселые, дружелюбные, ласковые мальчики-девочки оказались подлецами. Девчонка впервые столкнулась с настоящим коварством, предательством, обманом…
Тем временем наверху бушевала потайная гроза. Судя по очередным отчетам, Канцлер осатанел. Ко вполне понятной злости на заговорщиков, есть подозрения, примешивался и жгучий стыд за свои промахи и упущения. Белая тревога по нескольким секретным сетям связи. Гвардия и армия подняты в ружье и рассредоточены в ключевых точках. Боевые драккары Серебряной бригады, числом не менее дюжины, повисли над каталаунским замком принца. Боевые орбиталы получили сигнал «Пожар».
Вот тут Сварог испытал нешуточное удивление, впервые в жизни узнавши, что эти орбитальные автоматы, набитые серьезным оружием, предназначались не только для возможных боевых действий против земли, возникни такая потребность. Оказалось, что по этому самому сигналу боевые роботы могли в пару минут переместиться на орбитах так, чтобы держать под прицелом летающие замки ларов. Все до одного, даже Келл Инир, маноры принцев и самого Канцлера.
Начавшиеся аресты проходили так, чтобы не привлечь ни малейшего внимания окружающих. Заговорщиков тихонечко выдергивали из маноров, с балов, из присутственных мест и казарм. После чего они попадали прямиком в пыточную к Канцлеру.
Здесь Сварог снова удивился не на шутку — оказывается, в распоряжении Канцлера и Гаудина имелась своя пыточная. Разумеется, она ничуть не походила на земные, но суть была та же. Хитрая аппаратура (некие «нейрогенераторы», «мнемозонды» и прочая замысловатая машинерия) вытаскивала из мозга допрашиваемого воспоминания на много дней назад и могла причинить нешуточную боль, правда, не физическую, но узнику от того не легче…
То же самое происходило на Сильване — потому что, оказалось, и там были сообщники. Не считая антланцев из герцогского поместья, было арестовано около пятидесяти благородных ларов, причем мелкоты среди них обнаружилось мало. Высокопоставленных, к некоторому облегчению Канцлера, среди них не нашлось, но все же народец не из мелких: несколько камергеров двора, лейб-медик, чиновники, занимавшие не столь уж низкие посты в серьезных государственных учреждениях, даже парочка армейских офицеров и канцелярии, советник из восьмого департамента…
Клубок размотали за сутки — и на конце его, к нешуточному удивлению Канцлера с Гаудином (да и читавшего все — это Сварога), оказался не кто иной, как его младшее императорское высочество, принц крови, мужчина средних лет, в списке возможных претендентов на престол в случае, скажем, внезапно умершей без наследников Яны и покинувших наш мир принцев короны, стоявший всего на предпоследнем месте (что означало: трона ему не видеть никогда в жизни, разве что большинство очереди скосит некий мор). Вот уж на кого бы подумали в последнюю очередь. Всю жизнь его полагали недалеким чудиком — анахорет, затворник, интересуется лишь своей богатейшей коллекцией бабочек, редкие виды для него на обеих планетах выискивают с полсотни обученных энтомологии — экспедиций из антланцев и нанятых на Таларе и Сильване ученых. В гости к нему старались не ездить даже ближайшие родственники, зная, что придется выслушивать часовые монологи об экспонатах коллекции. Молодая жена в конце концов не выдержала, согласно позволявшим такое законам, завела себе отдельный замок и жила весело (вот только любой, неосторожно ляпнувший слово «бабочка» либо «мотылек», из замка изгонялся навсегда). Двое взрослых сыновей от первой, покойной жены тоже наносили батюшке визиты раз в год, когда к тому имелись церемониальные поводы и было не отвертеться.
В который раз оказалось, что в тихом омуте черти водятся. Этот чудик, коего никто не принимал всерьез (а многие о его существовании, никогда не встречая ни при дворе, ни на балах, попросту забыли), оказался человеком коварного и острого ума, которому очень хотелось править Империей — пусть даже в качестве регента при кукле Яне. Впрочем, судя по имевшимся в деле намекам, проныра рассчитывал, укрепившись, сделать так, чтобы с куклой произошел какой-нибудь несчастный случай…
