Древняя кровь - Селецкий Алексей (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
— А сейчас я… — Гитару всё-таки отобрали. На диване запели про звон клинков, дороги, серые плащи и еще про что-то подобное. Неплохо запели, надо отдать должное. Одна из новеньких, длинная и худая, как сосновый ствол. Голос бархатный, но песня какая-то мрачная. «Короче, все умерли», как говорит в таких случаях Мишка. И глаза при этом… словно ее в это время Леня пытает всеми ранее пропетыми способами. На кого-то она похожа. Вспомнить еще бы, на кого?
Нет, не припоминается. Наверное, что-то неуловимое, как бывает у дальних родственников. Рядом поставь — все заметят, а вот так сразу… Но Древняя Кровь в ней точно есть. Даже по двум линиям. Европа, северо-запад — «Высокий Народ», и наша родимая, лесная среднерусская, вон какой «хвост» пепельно-русый. Верхним зрением… Нет у него теперь верхнего зрения. Да и вообще, теперь Олег сам будет высматривать «своих». Со временем, может, и на нее внимание обратят. Сделают из менестрельши знахарку, раненых лечить…
Ленька перебил, дотянулся через стул, не дал дослушать:
— Ты чего сегодня один?
— А с кем мне теперь быть?
— Поня-а-атно… С чего это у вас?
— Слушай, давай не будем об этом. Так получилось. Не сошлись характерами. Лучше сейчас, чем через десять лет.
— Это точно. Не расстраивайся, бывает. Какие наши годы! Только глупостей не наделай.
— Я что, похож на молодого и глупого?..
— Ну, на молодого уже не очень, а вот… Ладно, ладно, шучу!
— Шуточки у тебя, отец-пустынник… Обратно туда тебя с таким юмором! — Почему Леню прозвали Пустынником, не знал никто. Вполне возможно, что он и сам забыл. По крайней мере, на все расспросы каждый раз отвечал новой версией. Но отзывался на прозвище чуть ли не быстрее, чем на имя. Даже на концертах и местном телевидении выступал без фамилии.
Гитара тем временем переместилась куда-то ближе к середине длинного ряда стульев.
— …Это песня не моя, а Юрия Шевчука, называется она «Мертвый город на Рождество»…
По всему телу Александра пробежали ледяные муравьи — от ног к затылку. Слышал он уже эту песню — не всю и краем уха.
Некогда было вслушиваться, а жаль. Или к счастью. Парнишка, взявший гитару, явно хотел связать рыцарские битвы с современной войной, горевшей и корчившейся у подножия Кавказских гор… Ты воевал, парень? Или просто переживаешь за ребят? Всё равно спасибо. Это о другом городе, о случившемся гораздо позже, но и про нас тоже…
«Не пройти мне ответом там, где пулей вопрос…»
…— Уйди, салага! Сиди, не высовывайся…. твою пере…!!! Без вас тут!.. — «Дед», двадцати лет от роду, не договаривает, коротко и неприцельно строчит по нависшей над казармами «многоэтажке». Грохот, еле слышный звон катящихся гильз. Красные искры трассера — рикошет, в бетон ударило. — Кому сказал, пошел на…!!!
— Меня взводный послал! — Тут же доходит двусмысленность ответа. «Дед» не обращает внимания, следит за темными окнами. Ночь не кончается — сумасшедшая ночь, начавшаяся трое суток назад.
Никто не отделял опытных от новичков, никто не уводил «салаг» в безопасное место. Не стало их, безопасных мест, когда толпа перекрыла грузовиками, тракторами и собой все выходы из части и потребовала сложить оружие. Сегодня, в полночь, начался прорыв навстречу подходившим из Союза войскам. Танкисты застряли на баррикадах где-то в городе, километрах в трех — временами доносился сердитый рев моторов и перестук пулеметов. А по воротам, по казармам, по санчасти с окрестных домов стреляли, стреляли, стреляли…
— …тебя с твоим взводным! Сиди за углом, «рожки» набивай! — Снова очередь. Еле слышный хлопок над головами. — Ага, падла, вот ты где!
Автомат в руках «деда» дергается, втыкает быстрые алые иглы в блестящий квадрат. Тот на глазах темнеет, роняет осколки зарева вдоль стены — не сразу понял, что это падает разбитое стекло. Правее блеснуло — почему-то белесо-голубым или так кажется? Автомат замолчал, «дед» пошатнулся, прислонился к стене. Тихо захрипел, выдавил из себя: «Попали», — и сполз вниз.
Александр вскинул свой «акаэс», одной отчаянной очередью выпустил магазин по окну справа. Лихорадочно рванул из рамки приклада индпакет:
— Ребята-а! Митяя ранило-о!
«…С Рождеством вас, железо! В подвале темно. Сколько душ погубило напротив окно?..»
…Четверо, пригибаясь, тащили носилки с пятым. Приостановились. Впереди, за углом казармы — пустое пространство, дальше — заборчик и сквер перед санчастью.
— Прикройте! Ну, раз, два… пошли! Эх, мать…!!!
Казарма словно взорвалась. Дом напротив осветило дрожащее розовым. Огненные, грохочущие пальцы трасс вслепую шарили по крыше и окнам, надеясь дотянуться до тех, кто сейчас смотрел на пятерых. Не успели. Не нашли. Три горячие струи брызнули с третьего этажа. Две красные — в казарму, заставляя автоматчиков отшатнуться, спрятаться за каменные стены. Одна белая ширкнула по асфальту, ударила в бегущих…
— А-а-а, су-у-уки-и-и!!! А-а-а-а!!! — Неизвестно, кто закричал — один из упавших или тот, кто кинулся к ним от казармы. Хлопок. Знакомый звук. Так стреляют «мелкашки», спортивные малокалиберные винтовки. Бежавший споткнулся и покатился по асфальту. Снова застрекотали «Калашниковы», третий этаж огрызался коротко и зло. От санчасти отделилась фигура в белом халате. Хлопок. Темное пятно на белом, шевелящемся на земле. Корчащиеся, стонущие тени рядом. Кто-то ползет к скверу, пытается спрятаться за дерево. Перестрелка. Хриплый голос:
— Пачка, Пачка! Я Куст! К «крестикам» не посылай! Не посылай к «крестам»! Там «точка» и «солист», повторяю, «точка» и «солист»! У меня «трехсотые», шестеро! Шесть «трехсотых»! Подавить не могу, дай «коробку»! «Коробку» дай, надо «трехсотых» вытащить! «Шилку» дай, бэтр не возьмет!
Треск стрельбы перекатывается над казармами. Воинская часть Советской армии отбивается от представителей одного из советских народов. Гордый народ. Обиделся на то, что ему не дали суверенно вырезать представителей другого народа. Тоже советского. Братского. В клубе части, в казармах, в столовой — две тысячи сбежавших сюда из города, от погромов. Может быть, и больше — никто не считал. Не до того.
