Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Абнетт Дэн (библиотека книг txt) 📗
Елизавета уставилась в пол лэндспидера:
– Они видят демонов повсюду.
– И во всем. Во всех. И, так уж выходит, – они верят, что, убивая, служат Императору. Они не доверяют никому, поэтому не информируют власти. Они забирают глаза, руки и языки… все органы общения, всё, с помощью чего Архивраг мог передавать свою гнусную ложь. Затем они уничтожают сердце и мозг – органы, которые, согласно распространенному солдатскому мифу, вмещают демонов.
– Так что мы будем делать теперь?
– Снова положимся на интуицию.
Ратуша Аграрного Братства Саметера представляла собой массивное здание, возведенное из бутового камня на Печной улице. Ее фасад разрушался под воздействием смога и кислотных дождей. Строение стояло заброшенным уже два десятилетия.
В последний раз оно использовалось в качестве сборного пункта для завербованных солдат Девятого Саметерского полка. В длинных коридорах ратуши мужчины и женщины, поступавшие на службу, вносили свои имена в списки, получали новехонькую униформу и приносили боевую присягу Богу-Императору Человечества.
В определенные времена, при определенных обстоятельствах, когда нет возможности использовать настоящий алтарь Императора, офицеры Гвардии вынуждены импровизировать, чтобы проводить свои церемонии. Имперского орла, штандарт с аквилой, вешают на стену, а освященную точку под ним отмечают на полу желтым мелом. Ратуша не была освященным зданием. И основание полка должно было стать первым случаем, когда молодые рекруты увидели этот доморощенный обряд. Они приносили свои клятвы крестику, нарисованному мелом, и свисающей со стены аквиле.
Уорекс привела с собой три группы огневой поддержки, но я решил, что вначале тихо войду в сопровождении Мидаса и Фишига. Биквин и Эмос остались в машине.
Мидас был вооружен своими парными игольными пистолетами, а Фишиг взял автоматическое ружье. Я же вогнал прямоугольный магазин, полный зарядов, в драгоценный болт-пистолет, который подарил мне Бритнот, библиарий Адептус Астартес из ордена Караульных Смерти.
Мы распахнули дощатые двери этой полуразвалины и пошли по сырому коридору. С потолка капала вода, собираясь в лужицы на мраморе, изъеденном кислотой.
До нас донеслось пение. Нестройный хор распевал боевой гимн Золотого Трона.
Низко пригибаясь, я повел спутников вперед. Через потрескавшиеся стекла внутренней двери мы заглянули в главный зал. Двадцать три ветерана в обносившейся одежде стояли рядами, преклонив колена на грязном полу. Пока они пели, их головы склонялись перед имперским орлом, свисающим со стены. Под аквилой на полу виднелся нарисованный желтым мелом крестик. У каждого ветерана был заплечный мешок или рюкзак, а в ногах лежало оружие.
У меня заныло сердце. Именно так все и выглядело два десятилетия назад, когда они еще только поступали на службу, молодые, полные сил и рвения. До того, как началась война. До того, как начался кошмар.
– Позвольте мне попробовать… позвольте дать им шанс, – произнес я.
– Грегор! – прошипел Мидас.
– Дайте мне попытаться, ради их спасения. Прикройте меня.
Я скользнул в зал, опустив оружие вдоль тела, и присоединился к хору.
Один за другим голоса умолкали, а склоненные головы поворачивались ко мне. В дальнем конце, возле желтого алтарного знака, стояли, уставившись на меня, Люнд, Трэвес и незнакомый мне бородач.
Не обращая внимания на тишину, опускавшуюся на зал, я допел гимн.
– Все завершилось, – сказал я. – Война окончена, и вы исполнили свой долг. Вы сделали даже намного больше того, что от вас требовала присяга.
Молчание.
– Я инквизитор Грегор Эйзенхорн, и я здесь, чтобы освободить вас. Осторожная война против гнили Хаоса, которую вы втайне вели в Урбитане, завершена. Теперь в дело вступает Инквизиция. Вы можете отдохнуть.
Двое или трое склонившихся ветеранов заплакали.
– Ты лжешь, – произнесла Люнд, выходя вперед.
– Не лгу. Сдайте оружие, и я обещаю, что с вами обойдутся по справедливости и со всем уважением.
– Мы… мы получим медали? – дрожащим голосом спросил бородатый человек.
– С вами вечно пребудет благодарность Императора.
Все больше людей плакали – от страха, отчаяния или облегчения.
– Не верьте ему! – сказал Трэвес. – Это очередной трюк!
– Я видела тебя в своем баре, – сказала Люнд, делая еще один шаг вперед. – Ты вынюхивал. – Ее голос был пустым, отстраненным.
– А я видел тебя на крыше кожевенного завода, Омин Люнд. Ты все еще метко стреляешь, несмотря на искусственную руку.
Она с некоторым стыдом посмотрела на свой протез.
– Мы получим медали? – С надеждой повторил бородач.
Трэвес обернулся к нему:
– Спейк, ты кретин, конечно же, нет! Он пришел, чтобы убить нас!
– Нет, я… – начал было я.
– Я хочу медаль! – неожиданно закричал Спейк, плавно и стремительно срывая с пояса лазерный пистолет, как может только опытный солдат.
Выбора у меня не оставалось.
Его выстрел пропорол наплечник моего плаща. А мой болт взорвался в голове Спейка, окропив кровью ржавого металлического орла на стене.
Началось сущее светопреставление.
Ветераны вскочили на ноги, открывая бешеную пальбу и рассредоточиваясь.
Я бросился на пол, и пули изрешетили гипсовую стену у меня за спиной. Мидас и Фишиг бросились внутрь, стреляя навскидку. Трое или четверо ветеранов рухнули, скошенные бесшумными иглами. Еще шестерых разорвало на части выстрелами из дробовика.
Трэвес побежал вдоль рядов скамеек, стреляя в меня из старой армейской лазвинтовки. Я откатился в сторону и выстрелил в ответ, но мой заряд ушел в сторону. Лицо Кватера исказилось: его прошили иглы, и бывший гвардеец сложился пополам.
Внутрь ворвалась Уорекс со своими отрядами огневой поддержки. Пламя из опрокинутых химических светильников взметнулось по стене.
Я поднялся на ноги… и меня отбросило лазерным импульсом, оторвавшим мне левую кисть.
Падая, я увидел Люнд, механические пальцы которой едва помещались в нерасточенную скобу лазвинтовки Трэвеса.
Мой болт ударил в Омин Люнд с такой силой, что ее пронесло над скамьями и ударило о стену. Ее тело сорвало со стены имперскую аквилу.
Ни один ветеран не вышел из стен ратуши живым. Перестрелка бушевала в течение двух часов. Пятеро арбитров Уорекс погибли, застреленные бывшими бойцами Девятого Саметерского полка. Ветераны стояли до последней капли крови. Лучшего о гвардейцах и не скажешь.
Это дело повергло меня в уныние и задумчивость. Я посвятил всю свою жизнь служению Империуму, защите его от многочисленных врагов, как внешних, так и внутренних, – но не против других его же служителей! Гвардейцы оставались преданными и честными и, как бы ни заблуждались, все же шли по пути, освященному именем Императора.
Люнд стоила мне руки. Рука за руку. На Саметере мне изготовили протез, но я никогда не пользовался им. В течение двух лет я проходил с опаленным обрубком, а потом хирурги на Мессине имплантировали мне полностью функционирующую конечность.
Но я считаю это даже слишком низкой платой за случившееся.
Я никогда больше не возвращался на Саметер. И по сей день там находят спрятанные тела. Все новые и новые тела людей, которые погибли во имя Императора.
Фон за дополнительную крону
Ко всеобщему ужасу и, я уверен, к своему тоже, лорд Фрогре умер.
Стояло сухое летнее утро 355.М41, и мы с Елизаветой Биквин завтракали на террасе Спаэтон-Хауса, когда мне сообщили эту новость. Небо являло собой синее, цвета саметерского фарфора, пятно, а вода залива вдали была светло-сиреневой, пронизанной сверкающими серебряными прожилками. Песчаные голуби выводили трели в дремотной тени живых изгородей поместья.
Джубал Киршер, мой несгибаемый и верный начальник службы безопасности, вышел в дневную жару из садового павильона и, учтиво извинившись за прерванный завтрак, вручил мне квадратик сложенной бумаги с сообщением.
